Сокровище чернокнижника, стр. 3

– А эта твоя подруга Лида кем работает? – между тем спросила Лешка Элю.

– Лидочка – бухгалтер, а ее дочь Вика тоже, как и я, в кинобизнесе занята. Выздоровеет – прилетит и к бабушке, и ко мне – мы с ней вместе работаем. – Эля села ровно, чтобы в шуме метро ее было лучше слышно. – У этой семьи очень интересная история. В начале прошлого века они жили в центре, на Арбате. Но после революции Лидочкины прадед с прабабкой и своими детьми остались в коммуналке, то есть в двух маленьких комнатках своей собственной огромной квартиры, куда подселили других людей. В этой самой квартире родились и Софья Яковлевна, и Лидочкина мама, которая, выйдя замуж, переехала в другое место. А после ее гибели Лидочка снова на прежнем месте поселилась, и Вика там на свет появилась. К сожалению, с мужем своим, Викиным отцом, Лида довольно скоро разошлась, и стали они жить вчетвером: муж Софьи Яковлевны тогда еще был жив. Потом кому-то понадобилась их огромная коммуналка, и всех жильцов расселили кого куда. Вот им и досталась двухкомнатная хрущевка в Медведкове. Поначалу они и ей были очень рады – отдельное жилье, своя собственная кухня.

– И что ж тут интересного? – удивился Ромка.

– Пока ничего. А скажите мне, пожалуйста, знаете ли вы, кто такой Брюс? – ни с того ни с сего спросила Эля.

– Конечно, – сказала Лешка. – Это Брюс Уиллис. «Крепкий орешек», «Пятый элемент», «Шестое чувство»… Я много фильмов с ним видела.

Эля улыбнулась.

– Я не Уиллиса имею в виду, а графа Якова Брюса, сподвижника Петра Первого.

Лешка задумалась, а Ромка торжествующе оглядел своих спутниц и снисходительно бросил:

– И этого знаем. – И небрежно пожал плечами. – Кто ж его не знает?

Достав из сумки копию Славкиной тетрадки, он полистал ее и стал громко читать, периодически запинаясь, так как плохо разбирал почерк друга.

– Вот, пожалте вам, Яков Вилимович Брюс – потомок знатного шотландского рода. Входил в состав Великого посольства Петра Первого, изучал астрономию и математику в Лондоне у Ньютона и Лейбница. Неразлучный спутник царя во всех военных кампаниях, сенатор, оказывал большое влияние на взгляды и интересы царя. Кроме того, он занимался издательским делом и выпустил первый русский гражданский календарь, а также по велению Петра составлял наставление для младых отроков и девиц дворянского сословия, оно называлось «Юности честное зерцало». В этом наставлении помещались азбука, таблицы слогов, цифр и чисел, то есть оно являлось пособием по обучению гражданскому шрифту и арабскому написанию цифр… – Ромка оторвался от листков. – Еще почитать? Но почему ты об этом спрашиваешь?

– Хватит читать. Все верно, – сказала Эля. – Дело в том, что этот Яков Брюс – один из предков Софьи Яковлевны.

– Ух ты! Сколько ж веков прошло! И кем же она ему приходится?

– Теперь уж и не понять, кем. Лида смеется и говорит, что седьмая вода на киселе.

– Послушай, – Ромка схватил Элю за руку. – Если он граф, то она, значит, графиня?

– Должно быть. Только кто теперь придает значение всяким титулам? Тем не менее семья всегда гордилась этим родством.

– А Брюс этот был не только ученым, но и коллекционером, и очень богатым человеком. Вот, здесь об этом тоже написано. Им от него что-нибудь досталось?

Эля покачала головой:

– Конечно, нет. Если что-то давным-давно и имелось, то сначала в революцию, а потом во время войны все пропало. Продавали, исчезало… Ведь люди думали тогда не о вещах, а о том, как уцелеть при всех тех катаклизмах, что принесло с собой двадцатое столетие.

– Жаль, – вздохнул Ромка. – Сейчас бы посмотрели на какой-нибудь раритет.

– Сейчас и посмотришь. На старушку, – сказала Лешка.

Глава II

Визит к старой графине

Все трое вышли из метро, довольно быстро нашли пятиэтажную хрущевку, нажали на кнопку домофона, и через некоторое время испуганный голос глухо спросил:

– Кто там?

– Знакомая Лидочки, вашей приемной дочери, – ответила Эля.

Дверь открылась. Эля с ребятами поднялись на второй этаж, подошли к седьмой квартире.

Лешка ожидала увидеть робкую маленькую бабульку, Ромка представлял себе сухую и чопорную старуху – так, по его преставлениям, должны были выглядеть немолодые графини. Однако стоящая перед ними старая женщина оказалась совсем другой. Среднего роста, с интеллигентным, очень приятым лицом с голубыми добрыми и внимательными глазами. А вот держалась она прямо и с достоинством.

«И впрямь как графиня», – подумала Лешка, оглянувшись на брата.

Однако когда-то красивый шелковый халат «графини» был сильно потерт, а квартира, в которую они протиснулись все разом, оказалась запущенной. Сильно пахло сердечными каплями.

Хозяйка квартиры пригладила седые волосы, незаметно оправила складки на своем халате и вопросительно посмотрела на вошедших.

– Здравствуйте, Софья Яковлевна, – сказала Эля. – Я к вам из Лос-Анджелеса прилетела, от Лиды с Викой.

Старушка побледнела, схватилась за сердце и, прошептав: «Что с ними?» – вся обмякла и без поддержки гостей, наверное, упала бы на пол.

– Нервы у нее – того, – прошептал Ромка Лешке.

– Не волнуйтесь, с ними все в порядке! – воскликнула Эля. Она подвела Софью Яковлевну к кровати за зеленой ширмой, помогла сесть и извлекла из своей сумки фотоальбом. – Вот, смотрите. Здесь Лидочка у себя дома. А здесь – в кафе. А это Вика в Диснейленде… Я их близкая подруга, в Москве оказалась по делам, потому-то они и попросили меня вас проведать.

– А сами они никак не могут меня повидать? Сколько уж лет их жду не дождусь.

– Вика скоро приедет. Буквально через несколько дней. Они с Лидой просили передать, что очень вас любят и тоже за вас волнуются. А позавчера вы не подошли к телефону, а ваша соседка сказала, что вам было плохо с сердцем.

– Зря они беспокоились, мне уже гораздо лучше, – сказала Софья Яковлевна и повторила: – Гораздо лучше. А если Виконька приедет, то я прямо-таки скакать от счастья стану.

«Сама себя обманывает», – подумала Лешка, глядя на трясущиеся руки и бледное, бескровное лицо старой женщины.

Состояние Софьи Яковлевны не укрылось и от Эли.

– Может быть, вам пока лечь в больницу? – спросила она.

– Что ты! – Софья Яковлевна замахала руками. – Я не могу бросить Кису. И вообще, как можно оставить дом, когда сюда постоянно кто-то приходит? И днем, и ночью. Вот, опять кто-то крадется. Слышите? – и она указала на вторую комнату.

Ромка прислушался. И впрямь там что-то шуршало. Он вбежал туда, и среди убогой обстановки ему бросились в глаза большие узлы и картонные коробки, словно хозяйка замыслила переезд. Ромка выглянул в окно. Какой-то дряхлый дед вез по асфальту старую тележку с чем-то набитым мешком, и она громко и противно дребезжала. Вот и объяснение непонятных звуков.

– Это на улице шум, – сказал он, вернувшись в первую комнату, но почему-то состояние тревоги, передавшееся ему от хозяйки квартиры, никуда не исчезло. Он снова вышел и заглянул в ванную – не затаился ли там кто, но никого не обнаружил и снова пошел ко всем.

А со шкафа свесила вниз круглую головку с маленькими торчащими вверх ушками и круглыми желтыми глазами большая черная кошка. Она спрыгнула вниз, презрительно оглядела непрошеных гостей, вскочила на кровать Софьи Яковлевны и с важностью разлеглась на подушке. Очевидно, это было ее законное место, так как ее хозяйка ласково погладила кошку по спине, а затем протянула руку к тумбочке с многочисленными пузырьками и коробочками. На блюдечке лежали два кусочка рафинада.

– Накапай мне на сахар, – попросила она Элю, подав ей один из пузырьков. – Двадцать капель.

Эля взяла пузырек, сосчитала до двадцати и протянула старушке ставший желтым и резко запахший лекарством кусочек сахару. Софья Яковлевна положила лекарство под язык.

Эля вышла в кухню, подошла к допотопному холодильнику «ЗИЛ» и, кроме небольшого кусочка засохшего сыра, ничего в нем не обнаружила. А кошка вскочила с подушки, подошла к ней и требовательно сказала: