Путь, выбирающий нас, стр. 38

– И ни на что не годным. Боюсь, и притворяться не придется.

– Странно, – как о чем-то обыденном и само собой разумеющемся заметил Торо. – Раньше ты не был таким мнительным и не переживал о своих болезнях.

– Это я переживаю? Это я мнительный? Вот только из уважения к твоему сану…

– …ты не дашь мне по физиономии, – добродушно закончил за него собеседник, даже не шелохнувшись. – А теперь давай разберемся, отчего ты мечешься в разные стороны и сам себе противоречишь.

– А давай не будем?

– Хорошо, не будем. Тут, собственно, и разбираться-то нечего. Ты до истерики боишься стать неполноценным физически или душевно, но неумело пытаешься это скрыть. И напрасно боишься, должен заметить. Все будет хорошо. Что ухмыляешься, не веришь?

– Верю, – возразил Кантор. Исключительно для того, чтобы товарищ отстал.

– Сомневаешься. Но в целом все-таки веришь, иначе не прилагал бы таких усилий для лечебных упражнений, а давно бы застрелился. Кроме страха, о котором я уже сказал, тебя гложет неразрешимая проблема – что тебе делать и куда податься, когда ты поправишься окончательно. Убивать тебе давно разонравилось, да и спрос на воинов у нас в Мистралии сейчас упал. В прежнюю жизнь тебе по каким-то причинам возврата нет, достаточно лишь заметить, что ты так и не назвал мне своего настоящего имени. Нового занятия ты себе еще не придумал. Застрял на распутье, как герой из сказки. Болтаешься в неизвестности, как муха в колоколе, и не знаешь, куда идти и что делать.

– Я, кажется, уже говорил, что не хочу публично ковыряться в своих проблемах! Сам разберусь!

– Да никто и не настаивает. Разбирайся на здоровье. Но если все-таки не сумеешь найти себе новое место в жизни, отчаешься и падешь духом, не торопись хвататься за пистолет. Приходи ко мне, в обитель святого Сальвадора Утешителя. Есть у нас там одно чудо Господне, Врата Судьбы называется. Это и в самом деле что-то вроде природного портала, но обладает он необычным свойством. Таких, как ты, ищущих и мающихся, он выбрасывает туда, где вам и надлежит искать свое место в жизни. Вас много сейчас развелось, потерявших себя в бесконечных войнах, не знающих, куда идти. Многие приходят к нам. Целая очередь стоит к тому порталу, и редко кому он отказывает.

– А он еще и отказывает?

– Запросто. Если человек всего лишь дурью мается или с жиру бесится, не срабатывает портал. Впрочем, иногда и срабатывает – весьма назидательно и наглядно. В частности, половина бывших наших бойцов, сунувшихся туда в поисках пути, оказались в своих родных деревнях.

Кантор немедленно вспомнил Лабиринт с его своеобразным чувством юмора, но все же идея показалась ему занятной.

– Приду, – кивнул он.

– Я так и знал, – рассмеялся Торо. – Шагнуть в неведомое для тебя и проще, и интереснее, чем поразмыслить о жизни и своем месте в ней. Вечный Воитель не велит вам задумываться об абстрактных вещах. А Бессмертный Бард, напротив, не дает увязать возвышенные материи с реальной жизнью. И кто бы из них ни покровительствовал тебе сейчас, результат один.

– Уж богов-покровителей бы не трогал! – возмутился Кантор. – Ты же в них не веришь!

– Зато ты веришь. А я для тебя говорю. Доступным тебе языком. И коль уж зашла речь о языческих богах, подозреваю, что светлоликая Мааль-Бли должна быть на тебя в большой обиде.

– И это мне говорит христианин! – еще пуще возмутился Кантор, главным образом оттого, что почувствовал справедливость упрека. – Что б ты понимал в обидах светлоликой, теолог недоделанный! Да с тех пор как ты дал обет целомудрия, она и не смотрела в твою сторону, не говоря уж о консультациях!

– Ну надо ж было что-то делать, когда я первый обет сломал, – ничуть не смутился святой отец. – А целомудрие – это самый ходовой и действенный обет у нас в Мистралии. Хотя лично мне он ничего не убавил и не прибавил. Дар утешения у меня с рождения был, только его не разглядели вовремя. Посмотрели, что парень здоровый, крепкий, крестьянским трудом закаленный, и решили – пойдет в боевые монахи. Проявит интеллект и силу веры своей – пойдет выше, получит сан, а там как Господь даст… Ну, что из этого вышло, я тебе рассказал. Так что обет целомудрия – это у меня что-то вроде пожизненного покаяния. А слушать исповеди и наставлять на путь – природный дар плюс немного образования.

– Пойти, что ли, и мне в священники? – очень серьезно спросил сам у себя Кантор, надеясь поддеть невозмутимого товарища.

Торо не поддался на провокацию. Хитро хмыкнул и посоветовал:

– Попробуй. В нечестивом вертепе, именуемом храмом Мааль-Бли, тебя примут с распростертыми объятиями и даже не спросят, сколько тебе лет и веришь ли ты хоть во что-нибудь. У тебя ведь тоже… природный Дар.

Кантор хотел опять заругаться, но вспомнил дедушку и смолчал.

Торо на этом прекратил свои глупости и перешел на нейтральные темы, зато внутренний голос, почерпнувший вдохновения в насмешливом совете святого отца, издевался над Кантором до глубокой ночи.

ГЛАВА 6

Цепочка странных совпадений не оборвалась на побитом аферисте. Пятое событие произошло на приеме в честь дня рождения ее величества, на который Ольга в такой панике собиралась.

Платье, выбранное для сего торжественного случая, она благополучно припалила ненавистным утюгом еще вечером. И быть бы бедной Ольге в истерике и депрессии, не окажись рядом сообразительной Зинь. Уж что неудавшаяся звезда умела хорошо, так это находить правильные слова для утешения.

– Послушай, – задумчиво сказала подружка, рассматривая погубленное платье и не обращая внимания на Ольгины всхлипы, – а на кой тебе вообще эти дворянские шмотки? Можно же красиво одеться и во что-то другое. Чтобы тебе самой нравилось. Тебе же не предписано их таскать. Да и то, что предписано, ты все равно не носишь, я сама видела, у тебя единственный чепчик служит для накрывания заварочного чайника.

Ольга тихонько шмыгнула носом:

– Поклянись, что никому не скажешь.

– Чтоб я сдохла!

– Мне пару недель назад дворянство пожаловали. Только ты не говори никому!

– Так тем более! Это же не значит, что ты теперь должна наряжаться именно так, как большинство молодых дворянок. Они-то все это барахло на себя тянут не потому, что так предписано, а чтобы выпендриться посильнее. Чем выше сословие, тем свободнее должен быть человек! И вообще, ты живешь в Лоскутном квартале, значит, ты бард, а класс – это больше чем сословие. Бард может надеть на себя что угодно, и никто не удивится, не скажет, что он неподобающе одет.

– Да какой же я бард! – взвыла Ольга. – Я же ничего не умею!

– Ой не смеши меня! Ты хочешь сказать, что наш вечно пьяный сосед сверху умеет писать стихи? Таким стихам одно применение – в сортире! Тем не менее он считается бардом. Тут, видишь, как… Магу надо знать магию, воину надо иметь соответствующую профессию, а вот бардом достаточно назваться. Уж поверь, столько бездарностей, как в классе бардов, даже среди мистиков нет. Бездарные воины гибнут, бездарные воры моментально ловятся, а барду можно хоть всю жизнь валять дурака и жаловаться на творческий кризис.

– Я так не хочу, – насупилась Ольга.

– А что ты не хочешь больше – валять дурака или носить вот это? – Зинь приподняла двумя пальчиками покойное платье.

Звучало заманчиво.

– А что ж мне тогда надеть?

– Завтра с утра сходим в лавку, и ты присмотришь себе что-нибудь оригинальное. Эх, если бы я была такой же богатой и независимой, как ты, – Зинь мечтательно уставилась куда-то в сторону люстры, – уж как бы я оделась…

Ольга с удивлением отметила, что всего пару лет назад сама высказывалась подобным образом. А теперь, когда у нее действительно есть возможность купить себе что-то нарядное, но стильное и нетрадиционное, сидит и страдает, вместо того чтобы мчаться в лавку.