Черный Янгар, стр. 79
Вот распорядитель поклонился и опрометью бросился ко дворцу. Он бежал на полусогнутых ногах, перебирая ими быстро-быстро, полы синего халата заворачивались, обнажая желтую рубаху и чересчур широкие штаны. Распорядитель опускал голову все ниже, и квадратная шапочка его, украшенная пером, медленно съезжала на затылок. А он вдруг опомнился и содрал шапку, сунул под мышку.
На темечке его проклюнулась лысина.
– Что-то затевается интересное, – пробормотал мой брат.
Олли тоже следил и за распорядителем, и за балконом, и за людьми, чье недовольство крепло.
Двое на арене?
И драться не хотят?
Ату их!
– Аану, – голос Олли дрогнул, – я знаю, что она сделает.
И я знаю, видела эту дорогу. Я не хочу вновь ступать на нее. Только… разве есть у меня выбор?
Я подняла голову, взглянув на золотую монету солнца. Жаль, что до лета не выйдет дожить. Глядишь, тогда бы я стала человеком.
Интересно, есть ли душа у хийси? И если есть, то примет ли ее Пехто?
– Не думай о смерти, – зло сказал Олли. – Никогда не думай о смерти, если хочешь жить!
Хочу.
Но распорядитель уже возвращался. Он шел медленно, сгорбившись пуще прежнего, и я чувствовала безмерную усталость этого маленького человечка. Он взобрался на постамент и, откашлявшись – кашлял долго, захлебываясь, прижимая к животу руки, – произнес:
– Милостью кейне Пиркко… – каждое слово давалось ему с трудом, и пот градом катился по круглому лицу. Вытерев его рукавом, распорядитель повторил: – Милостью кейне Пиркко и по просьбе ее свое умение на арене покажет Янгхаар Каапо.
Рев был ответом ему.
В этот миг люди любили свою кейне.
Глава 48
Вопросы чести
Та, что стоит за спиной Янгара, прятала лицо под невесомым пологом ткани.
Кейне горюет по мужу, но не желает, чтобы люди стали свидетелями этого горя.
Ей не по нраву был яркий солнечный свет. И холодная рука крепче сжимала локоть.
Кейне простила Янгхаара Каапо и приблизила к себе. Неспокойно нынче на Севере. Подняли головы Золотые рода, потянулись к оружию. Но прежде чем обнажить его, пусть посмотрят, на чьих клинках трон держится.
Она холодна, несмотря на солнце, которое греет не по-весеннему ярко. И лунные камни бледнеют, теряя силы. Слабеет и привязь. Еще немного – и…
Она чувствует свое бессилие и злится. Когти впиваются в руку Янгара. А кейне подносят кубок, наполненный красной густой кровью.
– Хочешь? – Она предлагает кубок Янгару, и он тянется, готовый попробовать. Но та, что стоит за его спиной, слишком жадна.
– Нет, тебе, пожалуй, не стоит. – Она выпивает сама, глотает жадно.
Так он пил воду, выбравшись из красных песков Великой пустыни. Глотал, давился до рвоты, до вздувшегося живота, который, казалось, вот-вот треснет, а Янгар не способен был отойти от ручья.
И она, та, что стоит за плечом Янгара, осталась голодна.
Ей нужно больше крови.
С каждым днем.
И Талли, занявший место по левую руку от ее трона, отворачивается.
– Скажи, что ты готов для меня сделать? – Та, что стоит за спиной Янгара, отбрасывает полотняный полог. И солнце отступает перед бездной ее глаз, а привязь становится прочнее.
Ненадолго.
Надо ждать.
И смотреть в ее глаза, позволяя вновь себя опутать.
– Ты еще сопротивляешься, – говорит она, проводя ладонью по щеке, и коготки расцарапывают кожу. Она слизывает капли крови и жмурится. – Сладкая… Почему ты все еще сопротивляешься? Разве я не красива?
– Красива.
Ей нравятся зеркала.
И восхищение.
И страх.
Она готова выпить все и сейчас тянет из Янгара силы, но все же отстраняется с явным сожалением.
– Так что ты готов сделать для меня, Янгхаар Каапо?
– Все.
В ее глазах вспыхивает радость, и камень, спрятанный на груди Янгара, наливается тяжестью.
– Тогда… – Она вновь прячет свое лицо, поскольку солнце слишком уж яркое. – Тогда иди и убей этого зверя.
В ее руках клинок. Янгару знакомы его тяжесть и синий узор на булатной стали.
– Возьми. – Та, что стоит за его спиной незримой тенью, проклятием, больше не боится давать оружие. Верит? Или проверяет?
Ее привязь прочна.
– Иди. – Она ласково касается его руки. – И убей. Для меня.
Идет.
По ковру, который скрывает звуки шагов, лишь мягко прогибается ворс.
По мрамору пола, холодному, отполированному до блеска. И собственная тень на нем спешит обогнать Янгара. Теням легко устроить побег, а он пока еще на привязи. И рука сама тянется к зеленому камню, сквозь который можно смотреть на солнце.
Мрамор сменяется гранитом.
Лестница. Ступени числом три дюжины.
…Семь тысяч ступеней ведут к храму, скрытому в горах. О нем рассказывал каам. Он садился у костра на пятки, и Янгар удивлялся, как узкие аккуратные ступни выдерживают вес этого тела. Каам тянул к огню руки, и пламя ласково обвивало запястья.
Каам устраивался перед зеркалом и перебирал кисти. В лазуритовой шкатулке у него множество кистей и еще краски: красная – для губ, синяя – для век. Янгару было смешно наблюдать за тем, сколь сосредоточенно каам разрисовывал лицо.
И было время, когда Янгар смеялся в голос. А каам лишь отмахивался, дескать, только глупцу чужие обычаи смешными кажутся.
На глупца Янгар не обижался.
Лестница закончилась.
Коридор. Узкий и темный, несмотря на десятки факелов. И каждый звук здесь эхом отдается по нервам. Камень в руке тяжелеет.
А привязь истончается.
Та, что стоит за спиной Янгара, впервые отпустила его далеко.
– Не думай убежать, – сказала она напоследок, коснувшись губами щеки, – не выйдет.
Он не думает.
Он уже научился прятать опасные мысли под пологом пустоты и туда же отправляет воспоминание о костре и кааме, о красках в лазуритовой шкатулке и кистях, что кажутся такими хрупкими в толстых пальцах Кейсо. И само его имя…
Не время пока.
Рано.
Расступаются люди, пропуская Янгара.
Шепот за спиной словно шелест листьев. И отдельные слова в нем теряются.
Решетка. Ворота открывают. Скрипят несмазанные петли.
Песок. Белый. Сырой, но уже прогретый солнцем. И Янгар, остановившись на мгновение, касается песка. Шершавый. Тяжелый.
Кровь хорошо впитывает.
Та, что стоит за спиной Янгара, подталкивает его вперед. Она далеко, но не настолько, чтобы вырваться из плена. И Янгар, обернувшись, кланяется. Пусть та, что стоит за его спиной, успокоится: он верен хозяйке.
Пока.
Еще несколько шагов.
И солнце делится светом. Камень в руке раскаляется, и Янгар разжимает кулак. Запрокинув голову, он смотрит на солнце. Долго, до рези в глазах и красных мошек, до слез и мутного взгляда. Но привязь тает.
Лед под солнцем.
И та, что стоит за спиной Янгара, шипит от злости. Она поняла уже свою ошибку и пытается дотянуться, расстилает липкие нити, плетет сеть, чтобы набросить на арену.
Не получится, здесь слишком много солнца. И Янгар смеется над ее беспомощностью: у него вновь получилось изменить судьбу. Вот только сейчас он, Янгхаар Каапо, Клинок Ветра и последний из рода Великого Полоза, похож на безумца.
– Стой!
Дорогу заступил высокий темноволосый раб.
Его зовут Олли.
Ветерок взъерошил короткие его волосы, коснулся медной кожи, лизнул свежие раны на груди. И по острию копья пробежал солнечный луч.
– Остановись, пожалуйста, – попросил Олли и руку вытянул, пятерней уперся Янгару в грудь. – Ты же не понимаешь, что собираешься сделать. Ты сам потом пожалеешь… она вернет тебе разум.
Да, а потом выпьет до дна, как делала это с другими.
Янгар знает. И, отбросив руку Олли, отвечает:
– Падай.
Тот хмурится. Медлителен. Непонятлив.
– Ты должен упасть. – Янгар надеется, что Олли сумеет прочесть по губам. И спорить не станет. Сын Ину упрям, но не глуп.
Он вскинул копье, защищаясь от удара палаша, и сталь клинка с легкостью перерубила древко. А в следующий миг рукоять вписалась в висок. Олли устоял, только головой затряс, силясь избавиться от звона. А палаш в руке Янгара, описав полукруг, вернулся и скользнул по горлу, отворяя кровь.