Тропа Селим-хана (сборник), стр. 42
Покачиваются, скрипят сходни. Пестрый, разноплеменный поток туристов покидает теплоход.
8
«Франкония» опустела, затихла. Безмолвным костром пылает она в сумерках, засматривая в окно кабинета Чаушева. Подполковник еще здесь. У него посетитель.
- Аристократия нынешняя, - зло говорит Вадим. - Вазы, тарелки, полная квартира…
- Да ну! - улыбается Чаушев.
- Блюдо на стенке висит, тысяча шестьсот… Триста лет ему… Саксонское.
- Профессор Леснов, - говорит Чаушев, - многих людей спас. Он талантливый хирург. И человек он хороший. Нет, не аристократ, - вы ошибаетесь. А коллекция его… Я сам, например, собираю. Книги. Все издания Пушкина.
- Это другое дело, - хмурится Вадим.
Коротко остриженная голова его опущена. Рассказывая, Вадим подается вперед и точно бодает своей жесткой щетиной.
- Дочка его… Сережек навешала… Люстра! И кофта заграничная… Ясно, тоже «Тип-топ».
- Это еще что? - смеется Чаушев.
- Фирма. Лондонская фирма. На тех, что я отнес, на всех написано. «Тип-топ», - вы это заметьте. Товарищ подполковник, она-то - Леснова - определенно знает, где Валька… Савичев, то есть, С ней нечего церемониться.
- Так-таки нечего?
Перед Чаушевым на столе - деньги. Студент как вошел, так сразу, не вымолвив и двух слов, вывалил бумажки из кармана. И мрачно пояснил, - получено за контрабанду.
Из того, что он сказал, самое важное, конечно, - это исчезновение его товарища. Савичев… Пропавший племянник тетки Натальи! Чаушев знает ее. Наталья, вдова механика Кондратовича, с буксира «Кооперация»…
Чаушев мог бы отослать студента в милицию, - с деньгами, со всеми его мучительными приключениями и догадками и дать знать капитану Соколову, а затем спокойно отправиться домой. Ведь стрелка уже подошла к десяти, Чаушев устал, в голове не утихли голоса «Франконии», дыхание ее машин, хлопки полосатых тентов, играющих с ветром.
Соколову он уже позвонил. Но домой не спешит. Отчасти он отдыхает сейчас, после напряженных часов на иностранном теплоходе; ведь этот юноша, угловатый и наивный, - какой-то очень свой. Чаушеву нравится его прямота, нравится брезгливость, с какой он выложил деньги, его «Тип-топ», произносимое с дрожью ярости.
- Скажите, Вадим, - спрашивает Чаушев. - Почему вы обратились именно ко мне?
- Я запомнил вас… Вы выступали у нас на собрании… Я был в дружине…
- Были?
- Да… Я не хожу с патрулем, - говорит Вадим, смущаясь. - Так получилось, знаете…
- Как же?
- Бригадир дурака валяет… Имею я право надеть узкие брюки? Имею! Кому какое дело!
Чаушев чуточку отводит взгляд. Нет, он, конечно, не отошлет студента в отделение милиции, не уступит его другим. «Племя молодое и как будто знакомое, неопытное, но всегда ставящее загадки, - мы в ответе перед ним, а оно - перед нами».
Что же, однако, с Савичевым? Данных слишком мало, чтобы строить какие-нибудь предположения. Кажется, парень он в основе неплохой. Чутье вряд ли обманывает Вадима, - он жалеет друга.
Кто втянул? Вадим упрямо обвиняет девушку. Гета, дочка Лескова… Хорошенькая, очень заметная - природной смуглотой, необычной здесь, и монгольским разрезом глаз. Отец - наполовину якут. Чаушев знал его еще до войны, не раз встречал и провожал Леснова, плававшего на большом двенадцатитонном «Семипалатинске». Потом судовой врач блестяще защитил диссертацию и пошел в гору.
- Вы не замечали, что у вашего друга появились средства? Покупал он себе вещи? Может, одеваться стал лучше?
- Одет и так - будь здоров. Одет замечательно. Средства? На обед у ребят стреляет. Он на нее все… На принцессу.
В прошлом году Чаушев видел Лесновых в Сочи. «Готовится в институт», - сообщил о Гете отец. Он не сомневался, - выдержит, не может не выдержать, ведь в школе шла на пятерки. Не сомневалась и мама. Тонкая, беленькая мама, с нежными щечками младенца, удивительно юная для своих лет, - молодые люди принимали ее и Гету за подруг.
Гета и контрабанда… Но ведь есть еще Лапоногов. И другие, пока неизвестные лица…
Ясно одно - Савичев нуждался в деньгах. Отчего? На что он их тратил?
- Любовь!… - усмехается Вадим. - Прекрасную даму нашел…
Усмешка горькая. Валька - чересчур поэтическая натура, вот в чем беда.
- А вы любите стихи, Вадим?
- Когда как… А вообще, у нас теперь век атомной энергии.
Он нетерпеливо ерзает. Чаушев угадывает почему.
- У меня не простое любопытство, Вадим, - говорит он прямо. - Мне хочется узнать вас поближе, и вас, и вашего Валентина.
Вадим развивает свою мысль. Взять стихи Блока, любимого Валькиного поэта. Стихи хорошие. Но прекрасной дамы никогда не существовало, Блок ее выдумал. Подходить надо реально. Мало ли о чем поэт мог мечтать. Главное в наше время - реальный подход. А Валька вообразил себе невесть что.
- Он сам, с барахлом пачкаться… Никогда! - с жаром заверяет Вадим. - Он же блаженный, только хорошее видит…
О роли поэзии Чаушеву хочется поспорить. При чем тут атомная энергия! Правда, комсомолец двадцатых годов громил лирику, но об этом Чаушев постарался забыть. В библиотеке Чаушева - не только разные издания Пушкина. На видном месте, рядом, - Есенин, Маяковский, Блок.
Спорить, однако, некогда, - надо не медля ни минуты решать, как быть с парнем.
- Лапоногов ждет вас?
- Он не говорил… - тянет Вадим, но Чаушев показывает на деньги.
- Безусловно ждет, - рубит Чаушев. - Он не назначил вам встречу, так как еще не вполне полагается на вас… Надо его успокоить.
Он открывает настольный блокнот и аккуратно записывает номера кредитных билетов. Потом подвигает деньги Вадиму.
- Сами влезли в эту историю - в самые недра спекулянтской берлоги, - мягко говорит Чаушев, заметив, как испуганно отшатнулся юноша. - А теперь пасуете? Хотите спугнуть Лапоногова? Хотите испортить все дело?
Жаль Вадима. Притворяться, лгать он наверное не умеет. Чудесное неумение!
- Назвался груздем… - улыбается Чаушев. - Другого выхода нет, дорогой товарищ. Вручаете Лапоногову. Если он вам выделит долю, - не скандальте. Потом сдадите. Спросит, где Савичев, - скажете… Провел выходной с девушкой, простудился, лежит у тетки своей. Запомнили? А тетку мы предупредим.
Вадим уже овладел собой. Да, он понял. Это очень неприятно - идти еще раз к Лапоногову, но, коли нет иного выхода, - значит, придется…
- Не сейчас. Повременить надо… - говорит Чаушев. - Посидите в соседней комнате…
Юноша рискует. По наивности он не сознает этого. Так или иначе, отпускать его пока нельзя. Надо дождаться Соколова.
Подойдя к окну, Чаушев встречает взглядом Соколова, спокойно шагающего по причалу.
- Я тут распорядился без вас… - сообщает Чаушев. - На свою ответственность.
Лицо капитана слегка порозовело. Он спешил. Но движения его размеренны. Он обстоятельно устраивается в кресле.
- Так, - слышится наконец.
Чаушев передает новости, доставленные Вадимом. Называет Лапоногова, Савичева. Знакомы ли капитану эти фамилии?
- Да, - кивает Соколов.
И опять короткое «да» стоит нескольких фраз. По интонации, по выражению очень светлых, как будто невозмутимых глаз ясно, - фамилии не просто знакомы. Эти люди весьма занимают Соколова.
- А Абросимова?
- Тоже.
- Студента отпускаем?
- Да.
- Неужели за ним нет хвоста! - восклицает Чаушев.
Лапоногов очень быстро доверился Вадиму. Почему? Вадим вышел из дружины - это раз. Ему нужны деньги, он копит на мотоцикл - это два. Но важнее всего для дельца Лапоногова то, что Вадим сохранил втайне свою находку - пакет с товаром. Не сдал в милицию, а пришел к Лапоногову… И все-таки Лапоногов не мог оставить Вадима без присмотра.
- Хвост был, - слышит Чаушев.
- Кто?
- Лапоногов.