Пустой Трон (ЛП), стр. 13

Если смогу.

Я остановлю его, потому что знаю, что Этельстан - законнорождённый. Он был этелингом, старшим сыном короля и, кроме того, я любил этого мальчишку. Этельхельм ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить его, а я сделаю всё, чтобы его защитить.

Нам не пришлось ехать далеко. Оказавшись на гребне холмов, мы заметили струйки дыма, отмечавшие очаги Сирренсестра. Мы спешили, и мои ребра болели. Земли по обе стороны римской дороги принадлежали Этельфлед, и это были хорошие земли. Первые ягнята уже паслись в полях, охраняемые пастухами и собаками. Богатыми землями Этельфлед наделил отец, но брат мог отнять их, и неожиданное присутствие Этельхельма в Глевекестре предполагало, что Эдуард принял сторону Этельреда, или, скорее, Этельхельм подготовил решения, которые определят судьбу Мерсии.

- Что он сделает с мальчишкой? - спросил Финан, очевидно думая о том же, что и я. - Перережет ему глотку?

- Нет, он знает, что Эдуард обожает близнецов.

У Этельстана была сестра-близнец Эдгит.

- Он запихнет Этельстана в мужской монастырь, - предложил мой сын, - а малютку Эдгит - в женский.

- Вполне возможно.

- Куда-нибудь далеко-далеко отсюда, - продолжил мой сын, - с каким-нибудь ублюдочным аббатом, что выбьет из тебя дерьмо в два дня.

- Они попытаются сделать из него священника, - сказал Финан.

- Или надеются, что он заболеет и умрет, - произнес я и содрогнулся, когда мой конь споткнулся о булыжник. Дороги разрушались. Всё разрушалось.

- Отец, тебе не следует ехать верхом, - неодобрительно сказал мой сын.

- Боль постоянно меня одолевает, и если я ей сдамся, то ничего не добьюсь.

Но путешествие было болезненным, и к тому времени, когда я достиг западных ворот Сирренсестра, я чуть не плакал от боли. Я пытался её скрыть. Иногда я задаюсь вопросом, могут ли мертвые видеть живых? Сидят ли они в огромном пиршественном зале Вальхаллы, глядя на тех, кого оставили на земле? Я мог представить, как Кнут сидит там и думает, что в ближайшее время я к нему присоединюсь, и мы вместе поднимем рог с элем. В Вальхалле нет ни боли, ни грусти, ни слез, ни нарушенных клятв. Кнут ухмылялся мне, не от радости при виде моей боли, а, скорее, потому что мы нравились друг другу при жизни. "Иди ко мне, - говорил он, - иди ко мне и живи!" Это было заманчиво.

- Отец? - голос сына звучал встревоженно.

Я моргнул, и тени, что затуманивали мне взор, исчезли, и я увидел, что мы достигли ворот и один из городских стражников неодобрительно на меня смотрит.

- Господин? - обратился он ко мне.

- Ты что-то сказал?

- Люди короля в доме госпожи, - сказал он.

- Люди короля! - воскликнул я, и стражник уставился на меня. Я повернулся к Осферту:

- Скачи дальше! Найди Кутберта! - его путь в Фагранфорду лежал через город. - Люди короля? - переспросил я стражника.

- Люди короля Эдуарда, господин.

- И они еще здесь?

- Насколько я знаю - да, господин.

Я пришпорил коня. Дом Этельфлед когда-то принадлежал римскому командиру, или я предполагал, что это дом командира, потому что это было роскошное строение на углу старого римского форта. Стены форта снесли, за исключением северной стороны, что являлась частью городской крепостной стены, но дом легко было защищать. Его построили вокруг большого внутреннего двора, а наружные стены были из камня медового цвета и без окон. Вход с колоннами смотрел на южную сторону, и Этельфлед из своих конюшен проделала новые ворота через северную стену города.

Я послал Ситрика с шестью спутниками охранять этот северный выход, а сам с тридцатью воинами въехал на небольшую площадь, что примыкала к южному. На площади собралась толпа любопытных, удивленная, с какой стати король Эдуард Уэссекский послал вооруженных людей в Сирренсестр. Толпа расступилась, когда копыта наших лошадей громко зацокали на улице позади нее, затем мы оказались на открытом пространстве, и рядом с дверью Этельфлед я увидел двух копьеносцев. Один сидел на каменной урне, где росла небольшая груша. Когда мы появились, он вскочил и схватил свой щит, а другой постучал в закрытую дверь концом копья. Оба воина были в кольчугах, шлемах, а на круглых щитах красовался недавно нанесенный дракон Уэссекса. В двери имелся небольшой люк, и я увидел, как его дверца скользнула в сторону, и кто-то уставился на нас. Двое мальчишек охраняли лошадей на восточной стороне площади рядом с высокой деревянной церковью Этельфлед.

- Сосчитай лошадей, - приказал я сыну.

- Двадцать три, - почти сразу ответил он.

Мы превосходили их числом.

- Драки я не жду , - сказал я.

И тут из дома донесся крик.

Крик, вонзившийся в уши с силой умелого удара копья, пробивающего ивовые доски щита.

- О Господи, - произнес Финан.

И крик прекратился.

Глава вторая

Дверь дома Этельфлед отворилась.

И появился Брис.

Я знал Бриса. Хотя и не близко, но наши пути не раз пересекались за долгие годы, в течение которых мы пытались отбросить датчан дальше на север. Я видел его в военных лагерях, даже перекидывался с ним парой слов до начала битвы. Он был ветераном многих сражений, воином, не раз стоявшим в стене из щитов и неизменно под знаменем Этельхельма с застывшим в прыжке оленем. Он умело обращался с оружием, был силен как бык, но туго соображал, вследствие чего ему так и не удалось возвыситься до военачальника одного из крупных отрядов Этельхельма. Хотя сегодня, похоже, именно Брис руководил людьми, отправленными на розыски Этельстана. Он направился к нам большими шагами, воин в ореоле славы, но и сам я не раз одевался подобным образом, так что не особо был впечатлен этим зрелищем.

Добротная кольчуга, скорее всего франкской работы, сидела на нем как влитая, но была продырявлена в полудюжине мест, где новые кольца блестели на фоне потускневшего металла. На нем были высокие сапоги из темной кожи и перевязь для меча с серебряными ромбами, туго застегнутая поверх блестящей кольчуги. На шее висела серебряная цепь, а на широкие плечи накинут темно-красный плащ, прихваченный у шеи причудливой брошью со вставками из гранатов. Шлема он не носил. Его рыжие волосы были длиннее, чем обычно предпочитали саксы, обрамляя лицо, которое довелось лицезреть не одному врагу. На правой щеке он вырезал крест, втерев в рану то ли сажу, то ли грязь, отчего осталась темная отметина, прославившая его как христианского воителя. Он был грозным воином, ну а кем еще он мог быть? Ему довелось стоять в стене из щитов, видеть наступающих датчан и выжить. Годы его молодости уже прошли, борода поседела, а лицо изрезали морщины.

- Лорд Утред, - произнес он. В его голосе не было почтения, наоборот, он прозвучал угрюмо, словно мое прибытие явилось неприятной помехой, что впрочем, полагаю, находилось недалеко от истины.

- Брис, - кивнул я ему с седла.

- Меня прислал король, - сказал он.

- Ты теперь служишь королю Эдуарду? - спросил я. - Что произошло? Лорд Этельхельм устал от твоей вони?

Он проигнорировал оскорбление.

- Он прислал меня за маленьким бастардом, - ответил он.

Я взглянул вверх на деревянную башню, венчавшую церковь Этельфлед. Там висел колокол, стоивший ей тяжелого сундука с серебром. Она так гордилась этим колоколом, отлитым фризскими мастерами и привезенным из-за моря. Вдоль его обода шла надпись: "Этельфлед сделала сей колокол с Божьей милостью и благословением Святой Вербурги". И по Божьей милости этот колокол треснул от первого же удара. Я посмеялся, когда это произошло, и с тех пор, созывая людей в церковь, колокол не звонил, а лишь царапал воздух резким звуком.

- Ты меня слышал? - спросил Брис.

Я неспешно отвел взор от треснувшего колокола и смерил взглядом Бриса.

- Что еще за маленький бастард? - наконец спросил я.

- Ты знаешь, о ком речь, - ответил он.

- Я куплю леди Этельфлед новый колокол, - обратился я к Финану.