Звериный подарок, стр. 72
Сейчас его лицо удивительно напоминает лица дивов — невозмутимое и ровное, как меловая маска. Даже для Улема это слишком.
— Знаешь, Дарена, — без всякого выражения говорит, — я теперь очень ясно понимаю твои слова. Люди должны быть вместе и счастливы — вот твое твердое убеждение. И все никак понять не способна, что человек только сам, по собственной воле решает, по каким правилам живет, и даже среди множества проторенных путей может найти другую, новую дорогу. Твоя вера в подлинность единственного верного пути… Однажды это тебя погубит, Дарена. Но… не думай, что я тебе не благодарен. Очень благодарен, но не за себя. За… нее.
Он мягко отступает и уходит. Странное что-то сказал, разве неправильно считать, что любящие должны быть вместе? Что это единственно правильный путь? Или он вовсе не об этом?
Должно быть, Улему очень тяжело смириться с происходящим, ведь рассказы, что такие пары всегда сразу принимают выбор богов, — вранье. Никогда так просто не бывает. Всегда сопротивляются все. И все равно — счастливы.
Дивов мы разбудили, только когда на столе их ждал завтрак. Судя по лицам, они с удовольствием повалялись бы еще, Хайли зевал, а Рахель рассеянно следила за действиями Улема. Свои вещи он давно собрал и оставил на улице, а теперь готовил поклажу для дивов. Померил подходящие сумки, проверил, как они на них будут сидеть, и стал укладывать принесенную Астелией одежду, одеяла и еду.
Рахель вдруг занервничала. Вылезла из-за стола и стала ходить за Улемом, словно хвостик, прижимая ладони к животу, словно не знала, за что схватиться. Наконец она срывающимся голосом что-то тихо сказала ему в спину. Улем как раз держал в руке два ножа, выбирая. Взял тот, что длиннее, и только тогда Рахель заметил:
— Что?
И вдруг она заговорила, быстро-быстро, с таким надрывом, с таким отчаянием смотря на него, что сердце сжалось. Очень красиво говорила, жаль, я ни слова не поняла.
А вот Улем как-то понял…
— Что ты… — вдруг осторожно ответил, — я пойду с вами. Никогда тебя не оставлю, слышишь? Ни за что…
А потом я увидела… искры. Не знаю, как Рахель его поняла, но, когда она улыбнулась, в глазах словно с глубокого дна к поверхности потянулись сияющими мазками искры такого яркого василькового цвета, что я даже ахнула. Правда, толком разглядеть не удалось, так как Улем ее уже целовал, словно и не было больше вокруг никого. И даже Хайли не стал дергаться, а только голову опустил и отвернулся.
Как так получилось… За столько времени я ни разу не видела, как улыбается белоглазый. Ну когда в лесу напали, понятно, но все эти делегации, в городе торговцы и представители… Как получилось, что я ни разу не видела их улыбку? Как такое возможно?!
Вскоре они ушли. Когда мы прощались на улице, я не удержалась и все-таки спросила Хайли, какого цвета у него глаза. Он как-то сразу весь жутко покраснел и быстро потрусил в сторону леса. Только потом я поняла, что вопрос был, скорее всего, не совсем приличным. Ну, мне не привыкать.
Астелия не дала толком погрустить, глядя им вслед.
— Пора показать, как ты тренировалась, — сообщила она и повернулась к дому. — Времени, как я понимаю, все меньше. Иди внутрь и готовься.
В конце концов она подтвердила то, что я и сама знала, — все прекрасно, кроме изгоняющего слова, на котором я опять споткнулась. Астелия обещает подумать, что можно сделать, а пока мы занялись запасом нужных для вызова ингредиентов.
Глава 5
Изнанка
Вскоре наступило лето. Дни шли, полные изматывающими тренировками, Астелия как с цепи сорвалась, вечно ругалась и была всем недовольна. Успокаивать ее не хотелось.
Радим был непривычно усталым и снова боялся рассказывать новости, наверное, думал, мне это будет мешать. Я не настаивала, главную новость он все равно скрыть не сможет, а остальные не так уж и важны. Его голос звучал так медленно, я тонула в нем снова и снова и только жалела, что не могу до него дотронутся. Хотя бы еще раз…
Нет, думать не буду! Я увижу его, когда все закончится, никак иначе.
Сделанного нами мела и свечей хватило бы уже на вызов целого легиона демонов. Кажется, Астелия ходила в лес за новой партией травок и костей только для того, чтобы не сидеть в доме. Однажды она вернулась поздно вечером и призналась, что не знает, как обойти изгоняющее слово. Не знает, как помочь его заучить. Не может помочь.
А я и не рассчитывала на помощь, все, что касается моих отношений с огнем, — из области слишком личного, и ничья поддержка тут не к месту. Так ей и сказала, наверное, успокоила немного, потому что вскоре она уже покрикивала на меня как ни в чем не бывало.
Потом среди ночи меня неожиданно разбудил голос Радима, тяжелый, словно больной.
«Даренька… Маленькая моя… Я не могу их больше сдерживать, прости. Они идут…»
«Отправь пару человек и лошадей к навьему месту, — быстро попросила, — и не вздумай… уйти от меня. Я ведь, знаешь ли, и в нави сумею достать».
«Боюсь… за тебя».
И мне пришлось собрать всю свою волю, сжать, словно что-то невидимое в кулаке, словно что-то бестелесное, но такое важное, что никак нельзя отпустить. Мой голос должен звучать уверенно, независимо от того, сколько на самом деле внутри страха. И я справилась.
«Сделай, что должен, — сказала почти торжественно. — Люблю тебя».
«Всегда…»
После разговора меня начало трясти. Невозможно избавиться от мысли об опасности, в которой он будет. Вожак не из тех, кто сидит позади армии, командуя войскам, куда наступать. Позади будет правитель, а вожак… Вожак пойдет первым.
Подошла Астелия в кое-как натянутой наспех одежде. Помогла надеть мои вещи, а после мы вышли на улицу и стали ждать зарю. Готовиться и не надо было — все давно лежало на предназначенных для этого местах, потому что в любую минуту могло понадобиться. Вот и понадобилось…
Мы следили за небом. Еще далеко, еще долго.
— Тсс, — безотчетно повторяла Астелия. — Тсс.
Успокаивала, вероятно. Кого только? Было сложно не замечать ее голос, больше похожий на змеиное шипение. И куда сложнее было не лезть к Радиму, который сейчас очень занят. Нельзя, нельзя!
А когда наступил рассвет, страх пропал. Совсем исчез, словно вытек сквозь внезапно появившуюся трещину. И Астелия начала поглядывать очень странно, все потому, что я… улыбалась.
Не знаю, что было бы естественно чувствовать, но я ни капли не боялась. Не видела ничего, кроме зарева на горизонте, давшего команду начинать. Не слышала ни шагов Астелии, ни голоса, которым она пыталась меня то ли поддержать, то ли остановить. Слишком долго я ждала…
Все действия были настолько отточены, что совершались почти без моего участия. Мелок устроился в пальцах, как будто был одним из них. Пентаграмма ровно ложилась на плитку пола, а после так же неторопливо расставлялись свечи, вспыхивая круглыми, как горошины, огоньками. Словно сами собой.
Я взглянула на Астелию только один раз. Она тут же открыла рот, похлопала беззвучно губами и все… Ничего нового сообщить не могла.
Вожак пойдет первым, потому что должен вести за собой. И белоглазые отлично это знают.
— Уходи, — сказала ей. Если не справлюсь, дома Астелия лишится. Но хоть не жизни.
Как только за непривычно сутулой фигуркой захлопнулась дверь, я начала говорить.
Не знаю, что испытывают чернокнижники, впервые попадая в навь. Я не испытала ровным счетом ничего. Только предметы расплылись, приобрели серо-синюшный оттенок и стали полупрозрачными. Как будто были сделаны из покрытого плесенью протухшего студня. Между плиткой пола вылезли толстые прутья, похожие на крючковатые пальцы с острыми когтями. Неба не стало, горизонт плавно перетекал из стороны в сторону, как будто над головой купол. И с этого купола свисали, подрагивая, длинные мясистые отростки, словно огромная медуза щупальцами лениво шевелила.
Если тут и было страшно, я этого не узнала. Быстро лились, сменяя друг друга, слова заклинаний и очень неожиданно закончились.