Война за трон, стр. 44

– Князь Даниил сказал ждать его и держаться, – насупился Лютополк, – значит, я буду ждать и держаться. Еще про Садко и новгородцев не забывайте: если враг их упустит, они смогут ему в бок ударить.

– Незаметно так подплывут на маленьких таких, неприметных ладьях, – раздался веселый голос кота, – каждая с две избы размером. А главное – парус, его вообще не заметно издали.

Кот развалился в углу, подставив живот, который и гладила Аленушка.

– Да веселее вы! – подбодрил всех Баюн. – Неужели никто в победу нашу праведную не верит, кроме меня и нашего уважаемого служителя культа?

– Перун не позволит победить неправедным, – степенно высказался тот.

– Почему же он позволил Кощею с войском нашим вот это сотворить? – воскликнула Аленушка.

– А потому, княгиня, – ответил ей жрец, склонившись, – что не на нашей земле то происходило. А тут земля наша, и не будет победы подменышу. Пойдемте, я покажу вам тех, кто завтра победу вам принесет и голову Кощеева отродья.

Никакого впечатления войско Перуново не производило. Лютополк лишь презрительно фыркнул и отвернулся, считая ниже своего достоинства комментировать увиденное. Сотни лапотных мужиков кланялись Аленушке, повсюду звучали шепотки: «Княгиня, надежа наша, Аленушка». Одеты мужики в обычную крестьянскую одежду, в руках у кого вилы, у кого топоры, а остальные довольствовались дубинами – стволами молодых деревьев с обломанными ветками. Было их много, но порядку среди них не наблюдалось. Аленка старалась улыбаться каждому из них, но, кажется, даже она понимала, что против закаленного войска такие лапотники простоят недолго. Наконец мужики расступились, и перед ней появились самая примечательная троица, что она когда-либо видела. В середине стоял поистине огромный детина в красной рубахе. Даже по сравнению с рослым Ильей Муромцем или огромным Лютополком он был гигантом.

Второй был тоже велик, но все же чуть меньше, в руках он сжимал огромную дубину, в общем-то – целую березу. Третий же тоже роста был высокого, но уже сопоставим с Лютополком. Выделялся он огромными усищами, а за поясом у него были заткнуты два массивных кнута, которыми конюхи погоняют лошадей. Жрец Перуна представил их как божьих людей: Горыня, Дубыня и Усыня. Все трое были из одной деревни, но вовсе не родственники друг другу.

– У нас в деревне все большие, – смущенно просопел Дубыня.

– Как бы кого не зашибить… – озабоченно пророкотал Горыня.

Аленка восхищенно смотрела на троицу.

– Вы богатыри?

– Да нет, – добродушно улыбаясь, ответил Горыня, – мы простые – я кузнец, Дубыня вон – пахарь, а Усыня – конюх.

– Знавал я одного пахаря, – тихо буркнул Колыван, намекая на Микулу.

– Ну, – спросил жрец, довольно оглядывая троицу, – разве можно с такими молодцами проиграть?

– Главное, никого случайно не зашибить. Жизни людей лишать – нехорошо это, – снова пророкотал Горыня и посмотрел на Аленушку добрым наивным взглядом.

Глава 28

В гостях у ягг

Соловушка в ужасе смотрел на то, как ягги в очередной раз разогревают свой страшный котел. Что они за зелье такое использовали, что все видишь и понимаешь, а пошевелить можешь только головой? Шевелить-то шевелишь, а вот голос тоже пропал…

Соловушка еще в детстве овладел умением шевелить ушами, но тут это помогало мало – ушами не освободишься. Одна из ягг бросила в котел какой-то гриб и довольно заурчала. Щелка, через которую можно было видеть печной угол избы, располагалась как раз напротив его лица. Можно было, конечно, не смотреть на приготовления, только страх от этого никуда не уходил, наоборот, становилось еще страшнее от неизвестности. Да и куда еще смотреть: в пыльном чулане было еще страшней. Рядом висели еще двое бедолаг – видно, настолько же невезучих, как и сам Соловей. А в углу… нет, в угол лучше совсем не смотреть. Эх, Скворец, друг ты верный, ну почему угораздило тебя родиться таким здоровым? Соловей усиленно гнал от себя воспоминания, как ягги тогда – точно так же, как сейчас, – нагревали котел да плотоядно смотрели на Скворца…

«Не думай об этом, не думай», – твердил он сам себе, но в голове вопреки любому желанию мелькали образы: вот Скворцу отрезают ногу грубым мясницким ножом, вот режут ее на кусочки и кидают в свой проклятый суп. И уже позднее: вот по щекам старого друга катятся огромные слезы, уже не осталось ни рук, ни ног, уже от бока отрезают пласты мяса – и ни утешить друга, ни проклятия крикнуть мучителям… только глазами вращаешь дико да ушами можно пошевелить, язык же как мертвый…

Вчера доели очередного пленника, – значит, сегодня нового начнут. Их тут трое осталось, все худые да мелкие, поди угадай, кого выберут эти ягги. Как они вообще сюда забрались? Ягги жили далеко отсюда, на севере, и в русские земли совались крайне редко: богатыри их распознавали сразу и изничтожали без всякой пощады. А эти, видно, особенно осторожные да хитрые. Соловей молился всем богам, которых знал, чтобы в этих краях появился какой-нибудь богатырь – любой сгодится, даже самый слабый. Однако богатырь не появлялся. Да и зачем богатырю соваться в такую глухомань, чего он тут забыл? Нет, надежда на богатыря – она напрасная. Съедят его тут, как и Скворца, друга старого…

Ягга все так же колдовала над котлом, сыпала в него какие-то травки, пробовала на вкус. «Если травки уже в ход пошли, – значит, скоро и за мясцом пойдет, – обреченно отметил Соловей. – Без мяса у них не обходится…»

Стук в дверь раздался совершенно неожиданно. Ягга вздрогнула, а Соловей весь напрягся. Сколько он уже тут в чулане висит, а в дверь удаленной от людных мест лесной избушки еще ни разу никто не стучал… Стук повторился снова, уже настойчивей, раздался мужской окрик:

– Эй, хозяева, есть кто живой?

– Иду-иду, милок, – прошамкала старушечьим голосом ягга и, обернувшись старенькой бабкой, засеменила открывать дверь. На пороге стоял рослый воин в кольчуге и стальном шлеме, на боку красовался меч. «Неужели богатырь?» – мелькнула у Соловушки надежда, но тут же погасла.

– Здравствуй, бабушка, – поздоровался воин, внимательно оглядывая избушку.

– И тебе не болеть, милай, – забормотала ягга, – мне уж недолго осталось, старенькой.

– А что это ты тут одна, в уединении таком живешь, – поинтересовался воин, с подозрением глядя на бабку, – от людей далеко?

– Да уж доживаю остаток дней, – сокрушалась бабка-ягга. – А ты сам-то, соколик, кем будешь?

– Стражником я буду, – воин внимательным взглядом шарил по избушке, – подозрительные места проверяю по указу княгини нашей Василисы.

– Да разве же я подозрительная? – всплеснула руками бабка. – Мирная старушка, мухи не обижу.

– На прошлой неделе трактир проверяли придорожный: мирная такая семья, бабушка и дочка с мужем, – поделился стражник, – а в подвале оказались пять человек зарыты – грабили хозяева одиноких путников и убивали. Так что с доверием у меня плохо, я уж сам все посмотрю лучше.

– Ужасы какие ты рассказываешь, милай! – Ягга даже отступила назад.

– Ну ты-то – старушка мирная, чего тебе бояться? – примирительно ответил стражник. – Ты тут одна живешь?

– Одна, – быстро ответила старушка, – с котиком.

– С котиком – это хорошо, – благодушно кивнул стражник, – а домик кто построил?

– Домик-то… – замялась ягга, но быстро нашлась: – А домик сынок мой построил, еще пока жив был.

– Ай, беда, – смутился стражник и тут же участливо спросил: – И давно беда случилась, давно одна живешь, бабуль?

– Да что же это я тебя и не угостила ничем? – воскликнула бабка и, засуетившись, направилась к печке.

«Только не ешь ничего!» – взмолился Соловей. Уж на что он сам, при его роде занятий, стражу не любил, а этот стражник ему нравился так, что словами описать было нельзя.

– Да я не голоден, бабуль, – ласково улыбнулся стражник. – Я спрашиваю, давно ли ты одна живешь?

– Ой, давно уже, – тяжко закрехала бабка, – давно, милай. Нет мне подмоги на всем белом свете, одна я осталась.