Печальный кипарис, стр. 37
Перекрестного допроса не последовало.
Глава 3
Вступительная речь защитника:
– Господа присяжные заседатели, я мог бы с полным на то основанием сразу заявить, что обвинения, предъявленные моей подзащитной, несостоятельны, и не вдаваться в дальнейшие объяснения. Бремя доказательства лежит на представителях обвинения, но, по моему мнению – и я уверен, что вы со мной согласитесь, – пока еще вообще ничего не доказано! Обвинитель утверждает, что Элинор Карлайл, завладев морфином (который с тем же успехом мог взять любой другой из находившихся в доме, к тому же весьма вероятно, что морфина в доме вообще не было), подсыпает его Мэри Джерард. Заметьте: обвинение опирается исключительно на вероятность. Была предпринята попытка доказать наличие мотива, но я со всей ответственностью утверждаю, что именно этого представителям обвинения сделать не удалось. Поскольку, господа присяжные заседатели, мотива не существует! Обвинение пыталось выдвинуть в качестве мотива расторгнутую помолвку. Вы только вдумайтесь: расторгнутая помолвка! Если всякую расторгнутую помолвку считать мотивом для убийства, то, спрашивается, почему мы ежедневно не лицезрим горы трупов? А данная помолвка, заметьте, не была следствием страстной любви: в основе ее лежали главным образом семейные интересы. Мисс Карлайл и мистер Уэлман вместе росли, они всегда с симпатией относились друг к другу, и со временем их отношения перешли в более теплую дружескую привязанность. Я намерен доказать, что их соединяло скорее дружеское, но отнюдь не страстное чувство.
«О, Родди… Родди. Вовсе не страстное чувство?»
Более того, помолвка была расторгнута по инициативе обвиняемой, а не мистера Уэлмана. Я утверждаю, что помолвка Элинор Карлайл с Родериком Уэлманом состоялась главным образом для того, чтобы сделать приятное старой миссис Уэлман. Когда та умерла, обе стороны осознали, что их чувства не настолько сильны, чтобы стать основой для вступления в брак. Однако они остались хорошими друзьями. К тому же Элинор Карлайл, унаследовавшая состояние своей тетушки, по доброте душевной намеревалась выделить Мэри Джерард значительную сумму денег. Именно той девушке, в отравлении которой ее обвиняют! Это же сущая нелепость. Единственное, что можно истолковать против Элинор Карлайл, так это обстоятельства, при которых произошло отравление.
Обвинитель заявил следующее: «Ни у кого, кроме Элинор Карлайл, не было возможности совершить убийство Мэри Джерард». Исходя из этого, обвинению пришлось срочно изыскивать подходящий мотив. Но, как я уже говорил, обвиняющей стороне не удалось его найти, ибо никакого мотива не существовало.
Далее посмотрим, насколько справедливо утверждение, что убить Мэри Джерард не мог никто, кроме Элинор Карлайл.
Во-первых, не исключено, что Мэри Джерард совершила самоубийство. Во-вторых, кто-то мог отравить сандвичи, пока Элинор Карлайл ходила в сторожку. Возможен еще и третий вариант. Одно из основных правил юриспруденции гласит: если существует альтернативная версия, которая вполне вероятна и доказуема и не противоречит свидетельским показаниям, обвиняемого следует оправдать. Я намереваюсь доказать, что существовало еще одно лицо, которое имело не только равную с обвиняемой возможность отравить Мэри Джерард, но и значительно более серьезный мотив для того, чтобы сделать это. У меня имеются факты, доказывающие, что есть еще один человек, который имел доступ к морфину и у которого были весьма серьезные основания для убийства Мэри Джерард, равно как и факты, подтверждающие, что упомянутый мной человек имел равную с обвиняемой возможность это сделать. Утверждаю, что ни один суд в мире не обвинит в убийстве мою подзащитную, так как против нее нет никаких улик, а обвинение опирается исключительно на возможность совершения ею преступления, тогда как вполне доказуемо, что у другого человека имелась не только такая же возможность, но и чрезвычайно убедительный мотив. Я намерен вызвать в суд свидетелей, способных доказать, что один из опрошенных уже свидетелей обвинения дал заведомо ложные показания. Но сначала я предоставлю слово обвиняемой, чтобы она сама могла рассказать вам эту историю и чтобы вы убедились, насколько необоснованны предъявленные ей обвинения.
Она приняла присягу и тихим голосом стала отвечать на вопросы сэра Эдвина. Судья подался вперед, попросил говорить громче…
Сэр Эдвин мягким и ободряющим голосом задавал именно те вопросы, ответы на которые она давно для себя отрепетировала.
– Вы любили Родерика Уэлмана?
– Очень любила. Он был мне как брат… или кузен. Я всегда считала его своим кузеном. Помолвка… была логическим продолжением наших отношений… это так удобно – вступить в брак с человеком, которого знаешь всю свою жизнь…
– Наверное, ваши отношения нельзя было назвать страстной любовью?
«Нельзя? О Родди!»
– Пожалуй… видите ли, мы слишком хорошо знали друг друга…
– После смерти миссис Уэлман не возникло ли между вами некоторого отчуждения?
– Да, возникло.
– Чем вы это объясняете?
– Я думаю, что отчасти причиной были деньги.
– Деньги?
– Да. Родерик чувствовал себя неловко. Он боялся, что окружающие могут подумать, будто он женится на мне ради денег…
– Помолвка была расторгнута не из-за Мэри Джерард?
– Мне казалось, что Родерик увлекся ею, но я не верила, что это серьезно.
– Вас очень огорчило бы, окажись его увлечение серьезным?
– О нет. Я просто сочла бы, что это не подходящая для него партия, только и всего.
– Теперь ответьте мне, мисс Карлайл: брали ли вы морфин из чемоданчика сестры Хопкинс двадцать восьмого июня?
– Не брала.
– Не было ли у вас какого-то другого морфина?
– Не было.
– Вы знали, что ваша тетя не сделала завещания?
– Нет. Меня это очень удивило.
– Не показалось ли вам, что вечером двадцать восьмого июня ваша тетя перед смертью пыталась дать вам какое-то поручение?
– Я поняла, что она не сделала никаких распоряжений относительно Мэри Джерард и хотела это как-то исправить.
– И для того, чтобы выполнить ее волю, вы были готовы выделить девушке значительную денежную сумму?
– Да, я хотела выполнить волю тети Лоры. И, кроме того, была благодарна Мэри за ту доброту, которую она проявляла в отношении моей тети.
– Вы приехали из Лондона в Мейденсфорд двадцать шестого июля и остановились в гостинице «Королевский герб»?
– Да.
– Какова была цель вашего приезда?
– Я продала дом, а человек, который его купил, хотел вступить в права владения как можно скорее. Я должна была разобрать личные вещи тети и вообще уладить все дела.
– По пути в Хантербери-холл двадцать седьмого июля вы покупали какие-нибудь продукты?
– Да. Подумала, что проще перекусить на скорую руку, чем возвращаться на ленч в деревню.
– А затем вы направились в дом и разбирали там личные вещи вашей тетушки?
– Да.
– А после этого?
– Спустилась в буфетную и приготовила сандвичи. А потом пошла в сторожку и пригласила районную сестру Хопкинс и Мэри Джерард составить мне компанию.
– Почему вы это сделали?
– Хотела избавить их от необходимости идти по жаре в деревню, ведь им пришлось бы снова возвращаться в сторожку.
– Что ж, вполне естественный порыв, вы проявили похвальное великодушие. Они приняли приглашение?
– Да, они пошли вместе со мной.
– Где находились приготовленные вами сандвичи?
– Я оставила блюдо с сандвичами в буфетной.
– Там было открыто окно?
– Да.
– Кто-нибудь мог проникнуть в буфетную в ваше отсутствие?
– Разумеется.
– Если бы кто-нибудь наблюдал за вами снаружи, когда вы готовили сандвичи, что он мог бы подумать?
– Мне кажется, он подумал бы, что я собираюсь устроить ленч, перекусить.
– Кто-нибудь мог знать, что вместе с вами сандвичи будет есть кто-то еще?