Долгожданный любовник (ЛП), стр. 132
Боже, не здесь. Не сейчас. Никогда…
Ругаясь сквозь зубы, парень чувствовал как в нем и впрямь начал бурлить гейзер осознания, звучный и чистый, исходящий из центра его груди, грозящийся вырваться на поверхность… и он знал, что стоит тому освободиться, и ему никогда уже не загнать его снова обратно.
Проклятье. Тот единственный, с кем ему хотелось об этом поговорить, не разговаривал с ним.
И понимал, что придется мужаться и разбираться с этим самостоятельно.
На каком-то уровне мысль о том, что он был… ну, вы знаете, как назвала бы его мать… не должна была бы его задеть. Он был выше «глимерзкого» высокомерия и, дерьмо, он жил в окружении, где не имело значения гей ты или гетеросексуал. Пока ты справлялся на поле боя и не был полнейшей задницей, Братство оставляло тебя в покое. Бля, да гляньте на историю половых сношений Ви. Черные свечи, применяемые как нечто иное, чем источник света? Черт, то, что он просто был с мужчинами — пара пустяков в сравнении с этой херней.
Плюс, он больше не жил в доме своих предков. Это больше не его жизнь.
«Это больше не его жизнь».
«Это больше не его жизнь».
И пока он снова и снова говорил себе эти слова, ныне не существующее прошлое, стояло прямо позади него и заглядывало через плечо… судило и находило его не просто неполноценным и второсортным, совершенно и абсолютно никчемным.
Это было сродни фантомной боли конечности: гангрена исчезла, инфекцию вырезали, ампутацию завершили… но ужасные ощущения остались. Все еще, сука, болит. Тем не менее, ты уже хромоногий калека.
«Все те женщины… вообще женский пол… в чем заключается их истинный характер сексуальности, — внезапно задался вопросом он. — Что в них влечет?» Он трахал их, потому что хотел трахнуть. Он выбирал их в клубах и барах, черт, даже в том отделе в торговом центре, куда ребята отправились разжиться Джону Мэтью на какие-нибудь классные тряпки, после его изменения.
Он выбирал женщин, выделяя их из толпы, применяя что-то вроде фильтра данных, который отсеивал некоторых, а остальных подсвечивал. Раньше они ему отсасывали. Он им вылизывал. Нажаривал их сзади, сбоку, спереди. Хватал их за груди.
Он делал это все по собственному выбору.
Было ли с парнями иначе? А даже если и было, разве должен он вообще приклеивать на себя ярлык?
И если не шлепнул на себя бирку с определением, разве это означает, что он не является кем-то, кого его родители — которые, черт возьми, мертвы и все равно его ненавидели — не одобрили бы?
Пока вопрос выжигал Куину мозг, обрушиваясь на него именно с тем родом самоанализа, который парень всегда вырезал ножом из своего мыслительного процесса, он пришел к осознанию, которое потрясло его даже еще сильнее.
Каким бы важным не было все это дерьмо, открываемое им подобно Кристофору Колумбу, ничтоиз этого и близко не подходило к самому жизненно-важному вопросу.
Даже в самой гребаной малости.
Истинная обнаруженная им проблема, заставляла казаться всю эту чушь прогулкой по парку.
ГЛАВА 79
Эссэйл не потворствовал ругани. По его мнению, она была вульгарной и лишней. Но, даже не смотря на это, всю эту неделю не иначе, как просто хуевой, назвать было нельзя.
Внизу, в подземной части его дома, они с близнецами только закончили упорядочивать улов нескольких последних дней; купюры были сложены в пачки, пересчитаны машинкой, перетянуты резинкой, а затем разложены согласно эквиваленту ценности… и итог впечатлял, даже по его меркам.
Все указывало на то, что у них было около двухсот тысяч долларов.
Главный лессер и его веселая шайка убийц проделали неплохую работу.
И он должен бы быть счастлив.
Но не был.
На самом деле, он был жалким гребаным сукиным сыном… а поганое чувство юмора просто добавляло ему эксцентричности.
— Отправляйтесь к Бенлуису, — сказал он близнецам. — Заберите новую партию кокаина и возвращайтесь ее расфасовывать.
Близнецы мастерски бодяжили это дерьмо с добавками и расфасовывали его по пакетикам, что было на руку. Убийцы распространяли в три раза больше, чем продавалось прежде.
— Затем займитесь доставкой. — Эссэйл проверил свои часы. — Она назначена на три утра, так что времени у вас предостаточно.
Поднявшись из-за стола, он поднял руки над головой и потянулся, выгибая спину. Последнее время тело Эссэйла было одеревеневшим и он знал причину. Постоянное пребывание в полувозбужденном состоянии напрягало мускулы его бедер и плеч, не считая прочих физиологических аспектов… которые крайне плохо поддавались самоконтролю.
После того как Эссэйл годами не особо заботился об обслуживании собственной эрекции, у него развилась привычка самостоятельно себя удовлетворять.
Но, казалось, это лишь сильнее давало ему понять, чего он себя лишает.
Всю прошлую неделю он ждал, когда Марисоль свяжется с ним, надеясь, что телефон зазвонит, и не по той причине, что у ее двери снова показался тот неизвестный. Женщина хотела его так же сильно, как он ее, поэтому и загадывать было него, что, в итоге, это приведет логическому завершению. Однако, не привело. А то, что она проявляла стоицизм и сопротивлялась, заставляло его подвергать сомнению не только свое самообладание, но и вменяемость.
На самом деле он боялся сломаться раньше нее.
Распрощавшись, Эссэйл поднялся по лестнице и прошел в кухню. Первым делом он подошел к телефону, на случай, если она звонила или ее «ауди», наконец, тронулась с места, после того как семь ночей никуда не ездила. С его последнего визита проклятая штуковина оставалась припаркована перед домом, как будто девушка знала, что он поставил на нее устройство слежения.
Глянув на экран телефона, он увидел, что ему кто-то звонил, но номер не числился в его списке контактов.
И ему оставили голосовое сообщение.
Его не радовала мысль о совершенных из-за ошибки в наборе номера человеческих звонках, но если существовала вероятность, что это нарушивший протокол лессер, Эссэйл должен был прослушать сообщение.
Выбрав команду «прослушать сообщение», Эссэйл двинулся к хьюмидору 84. В последнее время он много курил и, вероятно, злоупотреблял кокаином, что было крайне нелогично: если первое уже делало его нервным и раздражительным, то вкупе с химическими стимуляторами это было взрывной смесью…
— Hola 85. Это бабушка Солы. Я дозвонилась до… Эссэйла… правильно? — Эссэйл замер как вкопанный в центре гостиной. — Пожалуйста, перезвоните мне. Спасибо…
Испытывая сильный страх, он отключил сообщение и нажал на кнопку «перезвонить».
Один гудок. Второй…
— Hola?
Оказалось, он не знал ее имени.
— Мадам, это Эссэйл. Вы в порядке?
— Нет, нет… не в порядке. Я нашла ваш номер на ее тумбочке, поэтому и позвонила. Что-то случилось.
Эссэйл еще крепче сжал iPhone.
— Продолжайте.
— Она пропала. Сола приехала домой, но сразу же после возвращения его покинула… я слышала как она уходила. Вот только все ее вещи, рюкзак, машина — на месте. Я спала, а затем услышала, что внизу кто-то есть. Я окликнула ее по имени, но ответа не получила… затем я услышала шум — громкий звук — и спустилась. Входная дверь была открыта, и боюсь, что Солу похитили… Я не знаю, что делать. Она всегда говорила мне: «мы не звоним в полицию». Я не знаю…
— Ш-ш-ш, все хорошо. Вы все сделали правильно. Я сейчас буду.
Эссэйл кинулся к входной двери даже не потрудившись предупредить близнецов. В этот момент в голове не было ничего, кроме как можно быстрее добраться до небольшого строения.
Ему потребовалась всего секунда, чтобы дематериализоваться и принять форму на заднем дворике дома Марисоль, подумав, что из всех сценариев его возвращения в это место, которое все никак не желало выходить у него из головы, этот не значился в его списке.
Как и рассказала бабушка, «ауди» стояла припаркованной у начала подъездной дорожки. Там, где ее оставила Марисоль. Но что примечательно? На снегу были следы, вереница которых по диагонали пересекала лужайку.