Смерть Королей (ЛП), стр. 46

- Они увидели, что ты следуешь за нами, - объяснила Этельфлед, - и этот человек, - она указала на Сигебрита, - предложил отвезти меня к тебе. Он сказал Этельволду, что я могу убедить тебя присоединиться к ним.

- И он в это поверил?

- Я сказала ему, что постараюсь переубедить тебя, и он поверил мне.

- Глупец, - сказал я.

- А вместо этого я сказала лорду Сигебриту, что он должен заключить мир, - продолжала Этельфлед, - и что его единственная надежда пережить сегодняшний день заключается в том, чтобы покинуть Этельволда и присягнуть Эдварду.

Я приложил меч под гладко выбритый подбородок Сигебрита и наклонил к себе его лицо. Он был так хорош собой, глаза сияли так ярко, и в этих глазах я не заметил никакого коварства, это были глаза испуганного человека.

Но все равно я знал, что мне следует его убить. Я прикоснулся лезвием меча к ленте вокруг его шеи.

- Скажи мне, почему я не должен проткнуть твою жалкую шею, - приказал я.

- Я сдался, господин, - отозвался он, - я молю о пощаде.

- Что это за лента? - спросил я, слегка ударив по розовому шелку острием Вздоха Змея и оставив на нем пятно крови.

- Подарок от девушки, - ответил он.

- От леди Эгвинн?

Он уставился на меня.

- Она была прекрасна, - сказал он с тоской в голосе, - она была похожа на ангела, доводила мужчин до исступления.

- И предпочла Эдварда, - сказал я.

- И она мертва, господин, - сказал Сигебрит, - я думаю, что король Эдвард сожалеет об этом так же, как и я.

- Дерись за тех, кто жив, - заметила Этельфлед, - а не за тех, кто мертв.

- Я был не прав, господин, - сказал Сигебрит, и я не был уверен, что верю ему, так что прижал меч к его шее и увидел страх в его голубых глазах.

- Это решение моего брата, - мягко сказала Этельфлед, зная, что было у меня на уме.

Я оставил его в живых.

Той ночью, как мы позже узнали, Этельволд пересек границы Мерсии и продолжил путь на север, пока не достиг дома Сигурда, где он был в безопасности. Он сбежал.

Глава восьмая

Альфреда похоронили.

Похороны заняли пять часов молитв, песнопений, плача и проповедей. Старого короля положили в гроб из вяза, украшенный сценами из жизни святых. На крышке был изображен удивленный Христос, возносящийся на небо.

Щепку креста, на котором был распят Господь, вложили в руки мертвого короля, а его голова покоилась на Евангелии.

Гроб из вяза запечатали в свинцовый ящик, который, в свою очередь, поместили в еще один - из кедра, украшенный резьбой с изображением святых, бросающих вызов смерти.

Одну святую сожгли на костре, но пламя не смогло причинить ей вреда, другую пытали, но она улыбалась своим несчастным мучителям, даруя им прощение, а третью пронзили копьем, а она тем временем проповедовала.

Этот громоздкий гроб опустили в крипту старой церкви, где он был замурован и каменном помещении, в котором Альфреду предстояло покоиться до завершения строительства новой церкви, а затем его перенесли в подземелье, где он лежит до сих пор.

Я запомнил, что Стеапа рыдал как ребенок. Беокка был в слезах. Даже Плегмунд, этот суровый архиепископ, плакал во время проповеди.

Он говорил о лестнице Якова, появившейся во сне, о котором рассказывалось в Писании, и как Яков, лежа на своей каменной подушке под лестницей, услышал голос Господа.

- Земля, на которой ты лежишь, будет передана твоим детям и детям их детей, - голос Пленмунда запнулся, когда они читал эти слова, - и твои дети как пыль земли рассеются на запад и восток, на север и на юг, и с твоей помощью и с помощью твоих детей все семьи земли будут благословлены.

- Сон Якова был мечтой Альфреда, - голос Плегмунда охрип к этому моменту его долгой проповеди, - и Альфред теперь лежит здесь, а его земля будет передана его детям и детям его детей, до самого Судного дня!

- И не только эта земля! Альфред мечтал, чтобы мы, саксы, распространили свет Евангелия по всей Британии и по всем другим землям, пока все голоса на земле не вознесут хвалу Господу Всемогущему.

Я помню, как улыбнулся про себя. Я стоял в глубине старой церкви, наблюдая, как дым благовоний закручивался над позолоченными стропилами, и меня развеселило, что Плегмунд верил, что саксы должны распространиться как пыль земли на север, юг, запад и восток.

Нам повезет, если сохраним ту землю, что имеем, не говоря уж о том, чтобы распространяться, но прихожане были тронуты словами Плегмунда.

- Язычники давят на нас, - объявил Плегмунд, - они подвергают нас гонениям! Но мы будем проповедовать им и молиться за них, и мы увидим, как они преклонят колени перед Господом Всемогущим, а потом сбудется мечта Альфреда, и он возрадуется на небесах. Да хранит нас Господь!

Мне следовало бы слушать эту проповедь внимательней, но я думал об Этельфлед и Фагранфорде. Я попросил разрешения у Эдварда уехать в Мерсию, и в качестве ответа он отправил Беокку в "Два журавля".

Мой старый друг сидел у очага и упрекал меня за то, что я не уделяю внимания старшему сыну.

- Я не игнорирую его, - ответил я. - Я бы хотел, чтобы он тоже поехал в Фагранфорду.

- И что он будет там делать?

- То, что должен, - ответил я, - учиться быть воином.

- Он хочет быть священником, - сказал Беокка.

- Тогда он мне не сын.

- Он хороший мальчик! Очень хороший мальчик, - вздохнул Беокка.

- Вели ему поменять имя, - сказал я. - Если он станет священником, то не достоин зваться Утредом.

- Ты так похож на своего отца, - сказал он, что удивило меня, поскольку своего отца я боялся. - А Утред похож на тебя! – продолжил Беокка. - Он похож на тебя, и у него твое упрямство, - усмехнулся он, - ты был самым упрямым ребенком.

Меня часто называли Утредом Нечестивым, опасным врагом христианства, и все же многие, кого я любил и кем восхищался, были христианами, и Беокка был главным среди них.

Беокка и его жена, Тайра, Хильда, Этельфлед, отец Пирлиг, Осферт, Уиллибальд, даже Альфред, список можно продолжать бесконечно, и, полагаю, все они хорошие люди, потому что их религия требует вести себя определенным образом, чего я не делаю.

Тор и Один ничего не требовали от меня, кроме уважения и некоторых жертв, и они никогда не были настолько глупы, чтобы утверждать, что я должен возлюбить врагов своих или подставлять другую щеку.

Тем не менее, достойные христиане, такие как Беокка, ежедневно боролись, чтобы быть паиньками. Я никогда не старался быть паинькой, хотя и не думаю, что я опасен. Я есть я, Утред из Беббанбурга.

- Утред, сказал я Беокке, говоря о своем старшем сыне, - будет лордом Беббанбурга после меня. Он не сможет удержать эту крепость молитвами. Он должен научиться сражаться.

Беокка смотрел на огонь.

- Я всегда надеялся снова увидеть Беббанбург, - задумчиво произнес он, - но сомневаюсь, что это случится вскоре. Король сказал, что тебе следует отправиться в Фагранфорду.

- Ладно, - ответил я.

- Альфред был щедр к тебе, - строго сказал Беокка.

- Я и не отрицаю.

- И у меня есть здесь некоторое влияние, - сказал Беокка с ноткой гордости.

- Спасибо.

- Ты знаешь, почему он согласился?

- Потому что Альфред - мой должник. Потому что без Вздоха Змея он бы не оставался королем целых двадцати восемь лет.

- Потому что Уэссекс нуждается в сильном человеке в Мерсии, - сказал Беокка, игнорируя мое хвастовство.

- Этельреде? – игриво предположил я.

- Он достойный человек, а ты его опорочил, - яростно произнес Беокка.

- Возможно, - ответил я, избегая ссоры.

- Этельред - лорд Мерсии, - сказал Беокка, - и человек с самыми серьезными притязаниями на ее престол, но пока он не попытался забрать корону.

- Потому что боится Уэссекса.

- Он был верен Уэссексу, - поправил меня Беокка, - но не может выглядеть слишком услужливым, иначе лорды Мерсии, жаждущие иметь собственную страну, восстанут против него.