1356 (ЛП) (др.перевод), стр. 14

- Извините, милорд, - сказал Сэм. - Просто лежите спокойно, это займет совсем немного времени.

Графиня плюнула в него и отошла.

- Приведи сюда эту сучку! - заорал граф.

Графиня продолжала двигаться, прижимая разорванное платье к груди. Женевьева дотронулась до ее плеча, что-то сказала, а потом приблизилась к Томасу.

- Что ты будешь с ней делать?

- Она не моя, чтобы что-то с ней делать, - ответил Томас, - но она не может поехать с нами.

- Почему? - просила Женевьева.

- Когда мы уедем отсюда, то отправимся в Мутуме. Там, возможно, нам придется прокладывать себе путь силой. Мы не можем брать лишние рты, которые будут нас тормозить.

Женевьева коротко улыбнулась, потом взглянула на арбалетчиков, сидящих у края северного леса. Ни у одного не было оружия, они просто наблюдали за унижением своего господина.

- Твоя душа ожесточилась, Томас, - тихо произнесла она.

- Я солдат.

- Ты был солдатом, когда я тебя встретила, а я была пленницей, обвиненной в ереси, отлученной от церкви, приговоренной к смерти, но ты забрал меня. Кем я была, если не лишним ртом?

- Она принесет проблемы, - раздраженно заметил Томас.

- А я их не приносила?

- Но что мы будем с ней делать?

- Увезем ее отсюда.

- Откуда?

- От этого мужа-борова, - сказала Женевьева, - от будущего в монастыре? От вцепившихся в нее когтей иссохших монахинь, завидующих ее красоте? Она должна сделать то же, что и я. Найти свое будущее.

- Ее будущее в том, - заметил Томас, - чтобы учинять ссоры среди мужчин.

- И хорошо, потому что мужчины причиняют женщинам достаточно неприятностей. Я защищу ее.

- Боже ты мой, - раздраженно воскликнул Томас, а потом повернулся к Бертийе. Она была, как он подумал, редкой красавицей. Его воины уставились на нее с нескрываемым желанием, и он не мог их винить. Мужчины готовы умереть за женщину, которая выглядит как Бертийя.

Брат Майкл нашел плащ, свернутый у задней луки седла графа, вытащил его, отнес ей и предложил прикрыть разорванное платье.

Она что-то ему сказала, и молодой монах покраснел, как облака на западе.

- Похоже, - заметил Томас, - что у нее уже есть защитник.

- У меня это получится лучше, - сказала Женевьева, подошла к лошади графа и дотянулась до покрытого кровью ножа для кастрации, свисающего с луки седла. Она направилась к графу, которого передернуло при виде клинка.

Он напряженно смотрел на женщину в серебристой кольчуге, которая глядела на него с презрением.

- Твоя жена поедет с нами, - сказала ему Женевьева, - и если ты предпримешь попытку вернуть ее, я лично тебе кое-что отрежу.

Я буду резать тебя медленно и заставлю визжать как свинью, потому что ты свинья и есть, - она плюнула на него и отошла в сторону.

Еще один враг, подумал Томас.

Генуаны прибыли, когда сумерки сгустились и превратились в ночь. Монеты были нагружены на двух вьючных лошадей, и как только Томас убедился, что все деньги на месте, он подошел к графу.

- Я заберу все монеты, милорд, и плохие, и хорошие. Ты заплатишь мне дважды, второй раз - за беспокойство, которое причинил сегодня.

- Я убью тебя, - сказал граф.

- Было приятно служить тебе, милорд, - сказал Томас. Он вскочил в седло, а потом повел своих людей и всех захваченных лошадей на запад.

На темнеющем небе замерцали первые звезды. Внезапно похолодало, потому что поднялся северный ветер, предвестник зимы.

А когда придет весна, подумал Томас, будет еще одна война. Но сначала он должен отправиться в Арманьяк.

Так что Эллекены поскакали на север.

Глава третья

Брату Фердинанду было бы довольно легко украсть лошадь. Армия принца Уэльского оставила своих лошадей за пределами Каркассона, и те несколько человек, что их охраняли, устали и изнывали от скуки.

Боевые кони, эти огромные лошади, на которых ездили латники, охранялись лучше, но лошади лучников находились в загоне, и черный монах мог бы взять хоть дюжину, но одинокий человек на лошади очень заметен и является мишенью для бандитов, а брат Фердинанд не осмелился рисковать потерей Злобы, так что он предпочел идти пешком.

Ему понадобилось семь дней, чтобы добраться до дома. Некоторое время он ехал вместе с торговцами, нанявшими для охраны товаров дюжину латников, но через четыре дня они свернули на юг, в Монпелье, а брат Фердинанд двинулся на север.

Один из торговцев спросил его, почему он несет Злобу, и монах просто пожал плечами.

- Это всего лишь старый клинок, - сказал он, - из него можно сделать хорошую косу.

- Выглядит так, как будто и масло не разрежет, - заметил торговец, - тебе лучше его переплавить.

- Может, так и сделаю.

По дороге он слышал новости, хотя рассказы таких путешественников всегда были ненадежны. Они говорили, что неистовствующая английская армия сожгла Нарбонну и Вильфранш, а другие сказали, что пала даже Тулуза.

Торговцы жаловались, что набеги англичан были способом подорвать могущество страны, задавить лордов налогами, сжечь их мельницы, разорить виноградники, стереть с лица земли города, и эта армия-разрушитель могла быть остановлена только другой армией, хотя король Франции по-прежнему находился на севере, далеко отсюда, а принц Уэльский устраивал волнения на юге.

- Королю Иоанну следовало бы явиться сюда, - сказал один из торговцев, - и убить этого английского князька, или у него не останется Франции, которой он смог бы править.

Брат Фердинанд промолчал. Сухопарый, суровый и загадочный, он вызывал беспокойство у других путешественников, хотя попутчики были благодарны за отсутствие проповедей.

Черные монахи были орденом проповедников, они бродили по миру, оставаясь нищими, и взывали к благочестию, и когда торговцы повернули на юг, то дали ему денег, которые, как подозревал брат Фердинанд, являлись платой за его молчание.

Он принял этот дар, благословил дарителей и пошел в одиночестве на север.

Он держался лесистой местности, чтобы избежать встреч с незнакомцами, поскольку знал, что некоторые налетчики, бандиты и наемники даже не задумываясь ограбят монаха.

Он подумал, что мир стал злом, и молился, чтобы Господь защитил его, и тот ответил на молитвы, потому что монаху не встретились ни бандиты, ни враги, и поздно вечером во вторник он пришел в Агу, деревню, лежащую к югу от холмов, где находилась башня. Он вошел в таверну и услышал новости.

Лорд Мутуме был мертв. Его посетил священник в сопровождении латников, а когда тот уехал, сир Мутуме был мертв.

Теперь его похоронили, а латники остались в башне, пока не приехали какие-то англичане, и был бой, и англичане убили троих людей священника, а остальные сбежали.

- А англичане все еще там?

- Тоже уехали.

На следующий день брат Фердинанд отправился к башне, где обнаружил домоправительницу сира Мутуме, словоохотливую женщину, вставшую на колени, чтобы получить благословение от монаха, но она не могла прекратить болтовню, даже получив его.

Она рассказала о визите священника.

- Он был так груб!

А когда священник отправился восвояси, люди, которых он оставил, обыскали башню и деревню.

- Они вели себя как животные, - сказала она. - Французы! Но просто звери! Потом пришли англичане.

Она сказала, что англичане носили эмблемы со странным животным, держащим кубок.

- Эллекен, - сказал брат Фердинанд.

- Эллекен?

- Это имя, которым они гордятся. Люди должны страдать за такую гордыню.

- Аминь.

- Но Эллекены не убивали сира Мутуме? - спросил монах.

- К их прибытию его уже кремировали, - она перекрестилась. - Нет, его убили французы. Они приехали из Авиньона.

- Из Авиньона!

- Священник приехал оттуда. Его звали отец Каладрий, - она перекрестилась. - У него были зеленые глаза, и мне он не понравился. Сира ослепили! Священник выколол ему глаза!