Том 4. Пожиратели огня (с илл.), стр. 86

Таковы, в общем, были нравы, обычаи и верования нагарнуков, последние представители которых вскоре переселятся в страну предков; тогда все, касающееся этнографии Центральной Австралии, канет в вечность; ведь через несколько лет на всем австралийском материке не останется ни одного туземца.

Теперь скажем несколько слов о суевериях и предрассудках нагарнуков.

Мы уже говорили об ужасе, внушаемом им каракулами, или приведениями, а также колдунами кораджи. Однако кроме колдунов, которые, по мнению нагарнуков, могли причинять только зло, у них были еще специальные лекари, занимавшиеся исключительно врачеванием ран и болезней. Но так как их понятия о медицине были очень примитивны, то, в сущности, эти врачи были скорее знахарями, и способ их лечения состоял главным образом в возложении рук и заклинаниях. Главные врачебные приемы состояли в глубоком надрезе в больной части тела и высасывании крови из этой умышленной раны, причем врач предварительно набирал в рот мелкие камни, шипы, насекомых и даже червей и, высосав известное количество крови из больного, выплевывал эту кровь вместе со всем, что у него было во рту, и приговаривая: «Видишь, вот что было в твоем теле и причиняло тебе боль! Я высосал это из тебя; теперь ты здоров!» Слепая вера больного во врача часто действительно приносила облегчение и даже совершенно излечивала больного благодаря самовнушению. Другим, более естественным средством были пиявки, которыми изобилуют все воды Центральной Австралии. Для лечения пиявками знахарь приказывал вырыть небольшую ямку, которую наполняли водой; в эту воду он пускал известное количество пиявок и окунал или сажал в яму больного, который оставался в ней до тех пор, пока вода в яме не превращалась в кровь. В некоторых случаях и этот способ лечения приносил пользу.

Несмотря на то, что в общем нравы нагарнуков были мягкими и человечными, у них был один чрезвычайно жестокий обычай: если в семье рождались близнецы, то отец семейства должен был задушить одного из двух, так как среди туземцем было распространено убеждение, что если он этого не сделает, то не только его семью, но и все его племя постигнут всякие несчастья.

Другой их предрассудок состоял в том, что нагарнуки не употребляли в пищу ни опоссумов, ни особого рода слепого угря, чрезвычайно вкусного и встречающегося в изобилии в местных водах. Они боялись стать трусливыми, как опоссумы, и слепыми, как этот уторь, полагая, что употребляемые в пищу животные оказывают известное физическое и моральное влияние на человека.

Нагарнуки приписывают существование души не только животным, птицам, каменьям, но и всем неодушевленным предметам. Так, один землевладелец, славившийся в округе своим фруктовым садом, послал десяток яблок соседу со своим слугой, молодым нагарнуком; тот по дороге съел половину яблок, а остальные доставил по назначению. Но так как при посылке было письмо, то нагарнук был уличен в преступлении. Поскольку нагарнуки не имеют ни малейшего представления о письменности, то вор полагал, что присланное письмо заговорило и выдало его, и когда получивший подарок сосед вручил ему письмо для господина, то нагарнук, полагая, что это то самое, которое наябедничало на него, отойдя на некоторое расстояние от дома, принялся колотить письмо, приговаривая, что если оно еще раз донесет на него, то он отколотит его вдвое больнее.

Другой, не менее странный предрассудок нагарнуков — боязнь перед созданием их портрета; они уверены, что нельзя написать портрет человека, не отняв у него части его существа. Один вождь, будучи задарен подарками и прельщен всевозможными обещаниями, согласился было позволить написать с себя портрет в профиль, но, увидев его, пришел в такой ужас, что, зажав голову обеими руками, убежал в лес и пропадал там в продолжение нескольких дней. Он был уверен, что эти пол-лица предвещают, что вскоре у него от лица останется только половина, и успокоился лишь много времени спустя, убедившись, что решительно ничего неприятного с ним не случилось.

Кроме того, нагарнуки не верят в естественную смерть; для них всякая болезнь или несчастный случай, повлекший за собой смерть, являются следствием колдовства какого-нибудь врага, что служит поводом для ужасной мести. Поэтому едва только нагарнук серьезно занемогает, он, прежде чем лечиться у знахаря, обращается к колдуну, чтобы тот произнес наговор и накликал болезнь на предполагаемого недруга, и это суеверие составляет чуть ли не главный доход колдунов.

Вера в то, что белые люди — это вернувшиеся с луны на землю предки или недавно умершие родственники, не раз давала повод к самым забавным случаям. Так, один молодой американец, путешествовавший для собственного удовольствия, случайно зайдя в главную деревню нагарнуков, был принят ими за недавно умершего молодого воина Вахиа-Нуу, оставившего после себя неутешную мать и жену. Увидев молодого американца, мать умершего тотчас же признала в нем своего безвременно погибшего сына Вахиа-Нуу; она с криком радости кинулась к нему на шею, плача от восторга и счастья; все присутствующие при этом одноплеменники также признали в нем умершего воина. Между юным американцем и Вахиа-Нуу было, вероятно, известное сходство, так как вернувшийся с охоты отец также признал в нем своего сына. Побежали к его жене, которая, скорбя по мужу, не выходила со дня его смерти из своей хижины; молодая женщина прибежала и, не помня себя от радости, безумно счастливая, осыпала ласками и поцелуями своего вернувшегося супруга. Сколько ни протестовал молодой американец, ему не верили.

— Я не Вахиа-Нуу, — кричал он через переводчика, — меня зовут Уильям Дигби! Я — американец! Видите, я не знаю вашего языка, я не понимаю вас!

Но нагарнуки все это отлично знали: он там, на луне, в стране предков, утерял память о земном; он забыл свой родной язык, но может положиться на них, на свидетельство всего племени, на прозорливость материнского сердца и любовь его молодой жены. И все кричали ему радостно со всех сторон:

— Здравствуй, Вахиа-Нуу! Как ты поживаешь, как хорошо, что ты вернулся! Мы снова будем с тобой охотиться за кенгуру и ловить рыбу на озере Эйр!

— Но я вас не знаю! Я никогда не бывал на луне! Я прибыл сюда из Сан-Франциско!

Но все было напрасно: его окружили со всех сторон и с триумфом понесли в хижину, а впереди шла его жена с младенцем на руках.

Возвратившегося с луны сторожили потом так усердно, что только два года спустя молодому американцу удалось наконец бежать, похитив коня на одной из ближних плантаций. Двадцать раз пытался он бежать от нагарнуков, но те каждый раз всем племенем устремлялись на поиски и водворяли его в хижину.

Кроме того, нагарнуки верят еще в счастливые и несчастливые дни и числа. Вы ни за что не заставите нагарнука предпринять что-либо в годовщину смерти кого-нибудь из родственников или даже друзей, а также в первую или последнюю четверть луны. Также опасаются нагарнуки и всех нечетных чисел — 3,5,7,9; дальше этого они не идут, так как считают только до десяти, по числу своих пальцев на руке, а затем начинают снова и говорят десять и один, десять и два, десять и три и т. д., затем — два десять и один, два десять и два, два десять и три. Всякая цифра свыше десяти для них уже «неимоверное, громадное число».

XIII

НАГАРНУКИ СООРУДИЛИ БОЛЬШОЙ НАВЕС из листьев для защиты своих друзей европейцев от солнца.

В племени насчитывалось шесть великих вождей, которые владычествовали над ними поочередно, каждый в течение двух месяцев — лунных, конечно. Виллиго был один из этих шести вождей; кроме того, он носил еще название «военачальника», и когда топоры вырывались из-под порога хижин, то есть в военное время, он становился единственным главнокомандующим всего племени. Это почетное и пожизненное звание военачальника присуждалось Советом Старейшин самому мужественному, отважному и разумному из вождей, благодаря чему он даже и в мирное время пользовался особым почетом и уважением.