Ватажники атамана Галани, стр. 31

— Федька, ты только смотри не убей его, — предостерегающе сказал Галаня. — Поцарапай маленько и будет.

Казак согласно кивнул головой.

Поединок был молниеносен. Ужом извернувшись из под размашистого удара Федьки, Данила Долгов ловким движением перекинул саблю в левую руку и одним ударом срубил противнику голову. Она упала в пыль истоптанного сотнями ног майдана и застыла с выражением безграничного удивления на лице.

Я хорошо знал приём, которым воспользовался Данила Долгов. Матвей Ласточкин часами заставлял меня отрабатывать его. Большинство людей не готовы к бою с левшой и когда оружие противника неожиданно оказывается в левой руке, неизбежно пропускают удар. Так даже не слишком опытный фехтовальщик может победить матёрого бретёра. Когда Матвей Иванович говорил мне это, я ему не больно верил, но теперь своими глазами узрил правоту его слов.

Данила Долгов обвёл взглядом ватагу, как бы спрашивая, есть ли ещё желающие сразиться с ним. Желающих не нашлось.

Через два дня в трюмы судов перенесли запасы провизии и пороха. Укрепления разрушили, землянки сожгли. Кудеярова гора опустела. «Толстуху» сняли с лафета и погрузили на Галанин струг в качестве балласта.

Казаки собрались на берегу Чардыма. Посадка на суда продолжалась почти весь день. Затем обрубили причальные канаты. Двенадцать морских стругов, раскинув в стороны ряды длинных скрипучих вёсел, медленно двинулись вниз по реке.

По Чардыму шли неспешно, осторожно, нащупывая баграми дно. Осадка у морских стругов больше чем у речных, и они всё время норовили сесть на мель. Вольготно почувствовали себя, только выйдя на безбрежные просторы Волги. Еремейка со своей балалайкой уселся на носу атаманского струга и затянул старинную разбойничью песню:

Промеж было Казанью, промеж Астраханью,
А пониже было города Саратова,
А повыше было города Царицына,
Гребцы подхватили:
А по славной было матушке Камышинке-реке,
Выгребали, выплывали пятьдесят лёгких стругов
Воровских казаков:
А на всяком стружочку по пятьдесят гребцов,
По пятьдесят гребцов, воровских казаков.
Заплывали, загребали в Коловински острова,
Становились молодцы в тихих заводях,
Погулять они пошли на зелёные луга.
Посмотрят молодцы вниз по Волге-реке:
Как бы чернь-то на Волге зачернеется,
А идут гребные из Астрахани.
И бросалися казаки в свои лёгонькие стружки,
Напущалися казаки на гребные струги;
Они всех туто торговых перещупали.

Глава XV

Начало ширванского похода. Мы берём на абордаж суда с пряностями. Буря. Разграбление прибрежных сёл. Дербент. Бой с киршимой. Мы захватываем важного пленника.

Галаня! В то лето при одном звуке этого имени жители побережья персидского Ширвана в панике бежали в горы, бросая всё нажитое добро. Там где мы появлялись, от селений оставались пепелища, а на их опустевших улицах валялись зловонные трупы, над которыми роями вились мухи.

Стаей белых лебедей пролетели наши струги по Волге. Купеческих судов не трогали. Если встречали их, Галаня велел подходить ближе, весело рвал с головы шапку и кланяясь, кричал торговым:

— Привет вам честные гости! Куда с товаром плывёте?!

Купцы стояли, словно деревянные истуканы, не в силах с перепугу, пошевелиться или вымолвить хоть слово.

— Ну плывите, плывите, — всё так же ласково продолжал атаман. — Набивайте мошну, пока мне недосуг вас щупать.

Купцы ещё долго, вытаращив глаза, провожали нашу флотилию, удалявшуюся под дружный хохот сотен глоток.

Мимо Царицына прошли гоголями. Тамошний воевода в бой с такой силой вступить не решился. Сидел тихо как мышка.

Местность по берегам Волги от Царицына до Астрахани пустынная, выжженная. Вокруг голая степь. Не видно даже ногайских юрт и калмыцких вельблудов. Раза два только нам попались рыбачьи артели. Их Галаня не обижал. Что было взять у подневольных мужиков, батрачивших на богатых промышленников, попов и воевод.

Астрахань прошли тихо, ночью. На стенах кремля и Белого города стояло пять сотен пушек и не пожелай астраханцы пустить нас на Хвалынь, то не пропустили бы.

В пятнадцати верстах от Астрахани у Тёмной горы мы увидели ногайскую орду. Галаня быстро поладил с ихним мурзой, купив у него на солонину сорок быков. За каждого заплатил не много не мало, а два рубля серебром. Мурза был так доволен сделкой, что дал в подарок две овцы и бочонок кумыса.

За часовней Иванчуг, на рыбных угодьях, принадлежащих Троицкому монастырю в Астрахани, и зовущихся «учуг», мы повстречали рыбачьи лодки. Купили три сотни копчёных судаков, и два десятка белуг, каждая в четыре локтя длинной. Галаня заплатил за рыбу по царски и рыбаки провожали нас, благословляя за щедрость. Один из них, Иван Афросимов, пошёл с нами лоцманом. Это о нём упоминал Данила Долгов.

Недалеко от выхода в море Волгу загораживал частокол, охранявшийся ротой ленивых зажравшихся солдат. Те, вместо мундиров, были одеты в мешковатые балахоны, пёстрые от великого числа разноцветных заплат, но питались исключительно осетриной, чёрной икрой и дичью, которая в изобилии водилась в камышах. Галаня зазря пальбы никогда не устраивал и со служилыми ссориться не стал. Те спали и видели во сне всякое хмельное питьё, которое им было достать негде. Атаман отдал им бочку яблочной водки и несколько бочек пива. После чего солдаты пропустили нас в море без боя, так же как и рыбаки, благословляя за доброе к ним отношение.

В устье было много небольших поросших камышом островков, а между ними версты на две, на три тянулся вязкий тинистый грунт, воды над которым иногда было не больше двух локтей, и наши струги то и делали, что садились на мель. Из-за этого мы целый день перетягивали их с места на место и в море вышли только на следующее утро.

Вблизи Терок нам попались два неуклюжих пузатых буса. Переваливаясь с волны на волну, они везли в Астрахань индийские пряности. Мы набросились на них, как голодные собаки на кость. Сцепившись абордажными крючьями, с диким улюлюканьем прыгали на палубу «купцов», паля из пистолетов и размахивая саблями. Команду, повязали и кинули в трюм. Пряности перенесли на струги.

Затем, отойдя на небольшое расстояние, мы зарядили катапульту горшками с греческим огнём и подожгли суда. Из их трюмов к нам понеслись отчаянные мольбы сгоравших заживо торговцев и моряков. Но ушкуйники только криво ухмылялись и отпускали скабрезные шуточки. Мольбы быстро сменились проклятиями и воплями нечеловеческой боли. Пожираемые пламенем бусы стали разваливаться и пошли ко дну.

Однако проклятия индийских купцов, как видно, достигли цели. Сначала струги окутал густой туман, ветер полностью стих, а потом море разгневалось на нас. Налетел шторм. Огромные волны швыряли утлые судёнышки вверх и вниз. Борта угрожающе скрипели, а их переполненные чрева грозили отправить нас на суд к морскому богу.

Галаня скомандовал:

— Кидайте в море всё, даже харч. Жрать и так никто не может. Оставьте немного, а остальное на берегу раздобудем.

С аппетитом у нас действительно было неважнецки. Многие казаки вышли в море впервые и теперь страдали от морской болезни.

Оглохшие от раскатов грома, околевшие под струями проливного дождя, мы принялись швырять в море тюки драгоценных пряностей, бочки с солониной и мешки с крупами. Оставили только пресную воду, муку и водку. Да ещё двух баранов, подаренных мурзой; те так бодались, когда их тащили к борту, что казаки плюнули на них, отпустили. Жрать-то что-то надо.

На второй день буря разметала наши струги в разные стороны. Сначала из вида исчез один, затем второй, и вскоре мы остались совершенно одни посреди бушующего моря, полуживые от холода и сырости, потерявшие всякую надежду когда-нибудь увидеть солнце и землю.