Чучело (иллюстрации Екатерины Муратовой), стр. 18
Но тут, на наше счастье, кто-то из коридора позвал:
«Маргарита Ивановна!.. Вас Москва вызывает!»
Ну а когда Маргариту вызывает Москва, она обо всем забывает.
Она рассеянно посмотрела на нас, словно забыла, чего она так стучала и что ей надо, улыбнулась, махнула рукой и убежала.
Железная Кнопка невозмутимо закрыла дверь и спросила, обращаясь к классу:
«Значит, Бессольцевой…»
И ей дружно ответили:
«Бой-кот!»
«Бойкот!» – крикнул Васильев, задыхаясь от смеха.
«Никто, слышите, ни один человек не должен с нею разговаривать, – требовала Железная Кнопка. – Пусть она почувствует наше всеобщее презрение!.. А тому, кто нарушит клятву, мы тоже объявим самый жестокий бойкот! Наш пароль: «Бойкот предателю!»
«Даешь бойкот! – неслось с разных сторон. – Да здравствует справедливость!»
«Ух, повеселимся! А, Сомов?! – затрещал Валька. – Погоняем твою подружку!.. Давай, давай крикнем вместе: «Бой-кот Чу-че-лу!» – приставал он к Димке. – Чего же ты не кричишь?»
Димка криво усмехнулся и промолчал.
А все кругом заволновались, засуетились:
«Как же? Сомов против бойкота?»
«Сомов отделился от всех! Ай-ай-ай!..»
«Ты что, Димочка, правда против бойкота? – спросила Шмакова. – Нехорошо идти против коллектива, неправильно».
Димка продолжал криво усмехаться, хотя ему было не до смеха.
Валька понял, что Димка растерялся, что он засбоил, и прилип к нему:
«Ну поднатужься, поднатужься, Сомик! – и хватал его руками, и тормошил, и восторженно ржал, понимая, что добивает Димку. И прыгал, и танцевал вокруг него. – Ну давай, давай же вместе: бой-кот Чу-че-лу!.. – Ему нравилось так выкрикивать, и он почти пел: – Бой-кот Чу-че-лу-у-у!» – и наседал, наседал на Димку.
Я не выдержала; мне жалко было Димку, и я крикнула Вальке прямо в лицо:
«Бой-кот!.. Бой-кот!..»
Валька от неожиданности перепугался и отскочил:
«Ты что, ошалела? Орешь в ухо!»
А внизу во дворе в это время разворачивалась своя жизнь, и в этой жизни наступил торжественный момент – шоферы автобусов завели моторы. Этот гул достиг наших окон, и Шмакова закричала:
«Автобусы уходят!»
Мы прилипли к окнам и с завистью смотрели на бурлящий школьный двор, перебрасываясь редкими словами по адресу отъезжающих:
«Смотрите, Маргарита с цветами… Ох, ох, довольная!.. – сказала Шмакова. – Какая важная… Невеста!»
«Заметила нас… Улыбайтесь ей, улыбайтесь, – приказала всем Железная Кнопка и сама тоже улыбнулась. – Сделаем ей ручкой. – Она помахала рукой Маргарите. – Пусть не думает, старушка, что мы откинули копыта от переживаний».
«Уезжают… – Голос у Рыжего задрожал. – А мы!..» В глазах у него стояли слезы.
«Машет нам наша наседка, – противно хохотнул Валька. – Хорошо бы ей плюнуть на голову… Она стоит – ей шмяк по макушке!»
«Ну и подонок ты!» – вдруг возмутился Лохматый.
«Почему подонок? – ответил Валька. – А что она с нами сделала?»
«Опять машет, – хмыкнул Лохматый. – Может, зовет нас, чтобы мы поздравили ее со свадьбой?»
«Я мимо училки бежала и увидала в открытую дверь, как учителя там поздравляли Маргариту. Они пили чай с большим-большим тортом, – вырвалось у меня. – Я всунула голову и сказала: «Маргарита Ивановна, а я вас тоже поздравляю». Они все смутились, даже смешно. А директор подавился чаем и закашлялся… И все после этого засмеялись…»
«Ты ловка, – заметила Железная Кнопка. – Предатель, да еще и подлиза».
«Миронова, полегче на поворотах», – заступился за меня Васильев.
– Ну а Димка-то что? – почти крикнул Николай Николаевич.
– Димка?.. Ничего. Он успокаивался – это было видно. Правда, когда Железная Кнопка сказала мне, что я подлиза и предатель, то он быстро отвернулся от меня, чтобы я не перехватила его взгляд. А в это время Маргарита снова замахала нам рукой.
И Шмакова тогда сказала:
«Чего она размахалась, наша мельница?»
«Ребята! – заорал как безумный Рыжий. – Это она нас зовет!.. Она передумала!»
«Передумала-а-а! Даешь Москву!»
Их как ветром сдуло – они забыли и про меня, и про бойкот, и про Димку!.. Мы с Димкой остались вдвоем.
Тебе нравится «Уснувший мальчик»? – спросила Ленка дедушку и быстро, не ожидая ответа Николая Николаевича, добавила: – Ты не отвечай. Не надо… А мне он очень нравится. Он на Димку похож. Только у «Уснувшего мальчика» улыбка испуганная, а у Димки надменная. А это большая разница. Раньше я этого не понимала. А теперь поняла, что я люблю испуганных людей. Ну, они вроде бы какие-то не такие, у них есть испуг за других.
Ленка посмотрела на Николая Николаевича и застенчиво улыбнулась:
– Ты мне тоже поэтому нравишься… А когда мы остались вдвоем в классе, то Димка стал вылитый «Уснувший мальчик», потому что он потерял свою надменность. Он так посмотрел на меня, как никогда. Грустно-грустно. По-моему, он хотел сказать мне что-то особенное, важное. Нет, не только то, что он всех выдал Маргарите, а что-то еще…
Если бы я, дура, не рассмеялась, то он бы сказал. Видно было, что у него эти слова были на кончике языка. И все могло бы быть иначе. А я захохотала. Представляешь?.. Дура!
Ну, он и бросился от меня бежать. А я за ним. Прыгала через две ступеньки, когда неслась по лестнице, и мне было весело-весело… В последний раз было весело.
Ленка вновь замолчала. Лицо у нее изменилось. Для Николая Николаевича оно уже давно было открытой книгой. Когда он замечал, как горько опускались у нее уголки губ, то знал: она вспоминала что-то печальное.
– Дедушка, неужели мне больше никогда не будет весело? – спросила Ленка. – Неужели жизнь прошла?
– Что ты!.. Что ты!.. – испугался Николай Николаевич. – Опомнись, Елена!.. Задумайся над смыслом своих слов. Мне скоро семьдесят, а я еще надеюсь, у меня есть еще многочисленные планы… – Он говорил невпопад. – То ли еще было в твоей жизни. Вот слушай! Однажды… Ты тогда единственный раз приехала ко мне в гости, мама тебя привезла. Конечно, ты ничего не помнишь, маленькая была. И вот однажды ты исчезла из дома. Паника поднялась – пропала девка!.. Я тебя нашел около «Уснувшего мальчика». Ты ему одежду принесла. Ждала, когда он проснется, и хотела, чтобы он оделся и ушел с тобой. Ты все ждала, ждала, когда же он проснется!.. Я тебе говорю: пора домой. А ты как стала реветь: хочу, чтобы он проснулся, и баста!.. Еле унес тебя.
Ленка сидела на диване, свернувшись калачиком. Ее колени упирались в бок Николая Николаевича, и тот почувствовал, как Ленку бьет мелкий озноб.
– Ты не заболела? – спросил он. – Дрожишь.
Николай Николаевич вышел из комнаты и вернулся с одеялом – накрыл Ленку.
«Как ее круто завернуло», – подумал он.
Глава восьмая
– Ну, в общем, когда мы выскочили с Димкой в школьный двор, – продолжала Ленка, – то сразу стало понятно, что ничего Маргарита не передумала и ни в какую Москву мы не едем.
Во дворе был настоящий праздник. Галдеж. Ничего нельзя было разобрать. Ну просто стая грачей перед отлетом в южные страны. Все кричали, перебивая друг друга, пели, танцевали. Автобусы тарахтели, родители совали своим любимым детям пироги и яблоки, как будто провожали их на месяц, а не на несколько дней.