Таймлесс. Изумрудная книга, стр. 65

— Что ж, можно начинать.

Сначала он наложил себе жгут на левое предплечье и крепко сжал руку. Затем достал из стерильной пластиковой упаковки шприц и улыбнулся мне.

— Сестра! — сказал он повелительным тоном. — Фонарик!

Я скорчила недовольную гримасу.

— Так, конечно, тоже можно добиться результата, — ответила я и посветила ему на руку. — Типичный студент медицинского института!

— В твоём голосе послышались нотки презрения, или мне показалось? — Гидеон бросил на меня весёлый взгляд. — Ну, и как же это сделала ты?

— Я взяла японский нож для резки овощей, — не без гордости объяснила ему я, — а дедушка сливал кровь в чайную чашку.

— Понимаю. Порез у тебя на запястье, — сказал он неожиданно серьёзным тоном. Затем он вонзил иглу себе в вену. Кровь начала наполнять шприц.

— А ты точно знаешь, что надо делать? — спросила я и кивком указала на хронограф. — У этой штуки столько всяких ящичков и отверстий, вдруг случайно повернёшь не то колесико, и тогда…

— Хроногрофология — это один из обязательных предметов, которые учат будущие адепты. А я сдавал его вовсе не так уж давно, — Гидеон передал мне шприц с кровью и снял с руки повязку.

— Тут у меня назрел вопрос, когда у тебя только было время смотреть такие кинематографические шедевры, как «Тинкербель»?

Гидеон покачал головой.

— Мне кажется, что тебе не помешало бы более уважительно относиться к некоторым вещам. Передай мне, пожалуйста, шприц. А теперь фонарик и хронограф. Да, именно так.

— Если тебе захочется изредка сказать мне «спасибо» или «пожалуйста», то не сдерживай себя, говори, — заметила я, а Гидеон тем временем начал капля за каплей сливать свою кровь в хронограф. Но в отличие от Лукаса, движения его были точными и уверенными, а руки не дрожали. Наверное, когда-нибудь он вполне мог бы стать хорошим хирургом.

От волнения я прикусила нижнюю губу.

— И три капли сюда, под львиную голову, — сосредоточенно бормотал Гидеон. — Теперь повернуть вот это колесико и поднять этот рычаг. Что ж, вот и всё, — он опустил шприц, и я тут же машинально выключила фонарик.

Внутри хронографа закрутилось множество колесиков, что-то щёлкало, гудело, стучало, точно так же, как и в прошлый раз. Стук становился всё громче, гудение усилилось и стало походить на какую-то удивительную мелодию. Моё лицо обдало жаром, и я ещё крепче вцепилась в руку Гидеона, словно вот-вот налетит страшный порыв ветра и сдует нас с этой крыши. Но вместо этого все драгоценные камни хронографа одновременно вспыхнули, замерцал свет, казалось, внутри прибора бунтует пламя. Воздух вокруг вдруг стал каким-то невероятно холодным. Мерцающий свет погас, а зубчатые колесики снова остановились. Всё это действо продолжалась не более тридцати секунд.

Я отпустила Гидеона и пригладила вставшие дыбом волосинки у себя на руке.

— Это что, всё?

Гидеон глубоко вздохнул и вытащил руку. На этот раз она всё-таки немного дрожала.

— Сейчас мы это узнаем, — сказал он.

Я вытащила одну из пробирок, которую мы вынесли из кабинета доктора Уайта, и передала Гидеону.

— Только осторожно! Если это порошок, сильный порыв ветра может просто унести его неведомо куда!

— Это не худший из вариантов, — пробормотал Гидеон. Он повернулся ко мне. Глаза его блестели. — Видишь? Пророчество исполняется! Под звездою двенадцать всё разрешиться..

Плевать я хотела на эту звезду номер двенадцать. Мне гораздо спокойнее было бы с фонариком, а не с какими-то там звёздами.

— Давай уже, — нетерпеливо сказала я, склонившись над хронографом, а Гидеон выдвинул крохотный ящичек.

Скажу честно, я разочаровалась. После всей этой магической дребедени, таинственных перешёптываний и загадочной чепухи меня постигло страшное разочарование. В ящичке не было ни жидкости, как предсказывала Лесли («Она наверняка красная как кровь», — сказала она мне, широко открыв глаза), ни порошка, ни какого-нибудь камня.

Это было некое вещество, по виду напоминающее соль. Вообще-то, очень красивую соль. Если приглядеться, становилось понятно, что каждая песчинка — это мельчайший сверкающий кристалл.

— С ума сойти, — прошептала я. — Поверить не могу, что ради этих вот пары крошек несколько столетий люди тратили столько сил.

Гидеон прикрыл ящичек рукой, защищая его от ветра.

— Главное, чтобы никто не узнал, что эти крошки находятся у нас, — сказал он, тяжело дыша.

Я кивнула. Только вот многие уже об этом знали. Я открыла колбу.

— Лучше тебе поторопиться! — прошипела я. Я вдруг представила себе, как леди Ариста, которая не боится ничего на свете, и уж точно не боится высоты, вдруг выглядывает из люка и выхватывает у нас из рук колбу.

Гидеон, казалось, подумал о чём-то очень похожем, потому что он поспешно сгрёб крошки в колбу и закупорил её пробкой. И лишь когда колба оказалась в кармане его куртки, Гидеон разрешил себе снова вздохнуть.

Только в этот момент мне в голову пришла ещё одна мысль.

— Но сейчас, когда хронограф уже исполнил своё предназначение, он, наверное, уже не будет работать, — сказала я.

— Это мы сейчас проверим, — ответил Гидеон и улыбнулся мне. — Вперёд, в 1912 год.

Генеалогическое древо Монтроузов (истинная версия)

Семейный девиз Монтроузов.

Дословный перевод:

«Покажите, что вы действительно можете»

Глава тринадцатая

— Проклятье, кажется, я уселся на эту чёртову шляпу, — пробормотал рядом со мной Гидеон.

— Прекрати чертыхаться, не забывай, где ты находишься! — прошипела я. — А если ты не оденешь шляпу, маленький революсьонер, я сдам тебя с потрохами мадам Россини, так и знай!

Химериус громко заржал. На этот раз он решил не отказывать себе в удовольствии проводить нас.

— Да уж, шляпа тут как раз к месту. А то с такими патлами в 1912 году его примут за золотоискателя. Хоть бы причесался, в самом деле.

Я услышала, как Гидеон снова тихо чертыхается, на этот раз он, наверное, ударился локтем о перегородку. Не так-то просто было переодеваться в исповедальне. Честно говоря, мне казалось, что мы совершаем огромное надругательство над святым местом, используя его в качестве кабинки для переодевания. К тому же, наверняка есть наказание для тех, кто врывается в церковь без спроса, даже если они не собирались ничего красть, а только прыгнуть оттуда в 1912 год. Гидеон взломал боковую дверь стамеской, да так быстро, что у меня просто не было времени занервничать.

— Проклятье! Вот это он даёт! — Химериус с уважением хмыкнул. — Стоило бы тебе тоже у него этому научиться. Вдвоём вы могли бы стать непобедимой командой взломщиков. Тут и твоё бессмертие очень пригодиться.

Мы забрались, кстати, в ту же церковь, в которой мы с Химериусом познакомились, и в которой Гидеон первый раз меня поцеловал. У нас совсем не было времени для того, чтобы пускаться в романтичные воспоминания, но вдруг у меня возникло такое чувство, будто всё это случилось очень давно, особенно я ощутила это, вспомнив, сколько всего произошло после того, как мы вернулись из 1912 года. А на самом деле пролетела всего-то пара дней.

Снаружи постучал Гидеон.

— Ну что, ты готова?

— Нет. К сожалению, застёжки-молнии ещё не изобрели, — сказала я, растерянно ощупывая пуговицы на спине, расположенные в самых странных местах, иногда совершенно недостижимых.

Я вынырнула из исповедальни. Интересно, перестанет ли когда-нибудь моё сердце учащённо биться при виде Гидеона? Перестану ли я чувствовать, что меня охватывает что-то необъяснимо-прекрасное? Наверное, нет. Сегодня на нём был довольно неброский тёмный пиджак, под ним — жилетка и белая рубашка. Но всё это было ему так к лицу, широкие…

Химериус, свесившийся вниз головой с церковного свода, многозначительно кашлянул.