Гостеприимная Арктика, стр. 89

20 июля мы покинули о. Эллефа Рингнеса и направились к земле, которую спутник Свердрупа, Исаксен, нанес на карту в 1901 г. под названием «о. Короля Кристиана». На имевшейся у нас карте, изданной Английским адмиралтейством [30], этот остров был изображен довольно крупным и совпадающим с Землей Финлея (открытой в 1853 г. Осборном, участником экспедиции, посланной на поиски Джона Франклина). Мы не сомневались, что карта правильна в данном отношении, тем более, что и Мак-Миллан в своем документе сообщал о возвращении «с Земли Финлея (о. Короля Кристиана)» и тем самым подтверждал, что оба названия означают одно и то же.

На третий день мы дошли до какой-то суши, но ее очертания совершенно не соответствовали карте. Идя вдоль этой суши, мы уже 25 июля оказались против самой южной ее точки. Выйти на берег вам помешала широкая полынья, и мы расположились лагерем на льду. Стояла прекрасная погода, солнце ярко светило, и на суше, вероятно, было очень тепло, так как даже над льдами воздух нагрелся настолько, что с берега прилетел и навестил нас один комар. Его видел только Чарли, но он достаточно хорошо знал комаров, чтобы безошибочно опознавать их. Я охотно поверил ему на слово, так как сам всегда предпочитаю не иметь дела с комарами.

Повернув на запад, мы шли еще 2 дня, и, наконец, положение выяснилось. Большой «о. Короля Кристиана» в том виде, в каком он изображен на картах экспедиции Свердрупа и Английского адмиралтейства, на самом деле не существует. В действительности это маленький островок, и Исаксен поступил бы осторожнее, если бы не давал волю своему воображению и не соединил на карте этот островок с Землей Финлея. Что касается Английского адмиралтейства, то оно точно скопировало карту экспедиции Свердрупа.

Впоследствии для меня стало ясно, почему Мак-Миллан в своем документе отождествлял о. Короля Кристиана с Землей Финлея. Обстоятельства, при которых произошла эта ошибка, делают ее вполне простительной. Идя с о. Эллефа Рингнеса, Мак-Миллан вышел на восточное побережье о. Короля Кристиана и, вследствие туманной погоды, задержался здесь на 2–3 дня. В течение этого времени он размышлял над создавшимся положением: предстоял далекий путь обратно в Гренландию, пеммикан был на исходе, а лето приближалось, и лед скоро сделался бы непроходимым. Поэтому Мак-Миллан отказался от своего первоначального намерения обследовать побережье острова и выступил в обратный путь. Печально, что МакМиллану так и не удалось дождаться здесь ясной погоды, когда с вершины любого холма он увидел бы, что находится не на оконечности крупного острова, а на небольшом островке.

ГЛАВА XLVIII. ОТКРЫТИЕ ОСТРОВА ЛОУГХИД

Во время нашего пребывания возле о. Короля Кристиана нам случилось наблюдать такое поведение белого медведя, которое для меня было совершенно новым. Мы расположились лагерем возле полыньи, ширина которой составляла около 5 м. Нойс и я находились в палатке, а Чарли собирался тоже войти туда, как вдруг заметил нечто вроде льдинки, быстро плывущей по полынье, на расстоянии сотни метров от нас. В бинокль он различил, что это были глаза, уши и нос медведя. Очевидно, медведь обнаружил нас раньше, чем мы его, и, когда я вышел из палатки, он начал осторожно подбираться к нам. Проплыв десяток метров, он останавливался и медленно приподнимал голову, чтобы выглянуть за кромку полыньи, причем показывались не только глаза, но и уши, так как с ними он ничего не мог поделать. В этом положении он видел только мою голову, так как я укрылся за санями, опираясь локтями на поклажу; тем временем Чарли удерживал собак, а Нойс расположился у переднего конца саней, несколько ниже, чем я. Собаки совершенно не заметили зверя, хотя могли видеть ту часть полыньи, где он находился.

При таком способе продвижения медведь проплыл 100-метровое расстояние в течение около 10 минут. Оказавшись почти против нашей палатки и примерно в 15 м от нас, он медленно поднял на лед передние лапы. Затем быстро, но без всякого всплеска или шума, подтянул кверху задние лапы и бросился прямо на меня. Перед этим я предупредил Нойса, чтобы он стрелял, как только зверь вылезет из полыньи; но при таком стремительном нападении я решил не полагаться на выстрел одного ружья, так как возможны были осечка или промах. Поэтому я выстрелил одновременно с Нойсом.

По-видимому, медведь был смертельно ранен, но, опрокинувшись на спину, он затем наполовину приподнялся, повернувшись в сторону воды. Так как мертвого медведя трудно вытащить из воды, я сказал Нойсу, чтобы он выстрелил еще раз; но его ружье дало осечку (впоследствии мы выяснили, что грязь, приставшая к патрону, помешала ему войти в патронник, вследствие чего предохранитель Винчестера задержал курок при нажатии собачки). Зверь был уже почти у самой воды, а потому я выстрелил вторично, на этот раз — торопливо, и попал в крестец, что не оказало немедленного действия. Затем медведь повернулся к нам боком, так что третьим выстрелом я смог пробить сердце; но в общем эта наша стрельба была очень неважной.

Тактика, которую применял этот медведь, была бы превосходной при охоте на тюленей, греющихся на солнце возле полыньи; но он проявил недостаточную сообразительность, так как не остерегся, несмотря на необычный вид нашей палатки и снаряжения, и не обратил внимания на звуки нашей речи, хотя мы говорили, не понижая голоса. Если бы Чарли не заметил зверя, и мы все находились бы в палатке, хотя и не спали, то он, несомненно, схватил бы одну из наших собак прежде, чем мы успели бы взяться за ружья, хотя мы и держали всегда ружья наготове у входа в палатку. Зверь оказался жирным, что свидетельствовало об его предыдущих охотничьих успехах. Ему было около двух лет.

Хотя в результате нашего обследования средняя часть «большого о. Короля Кристиана», или «Земли Финлея», изображенная на карте, оказалась несуществующей (наши промеры обнаружили здесь глубину в 200–300 м), я был убежден, что дальше на юге мы найдем сушу, нанесенную на карту Осборном. Мы продвинулись в этом направлении еще на 25–30 миль. Условия пути были как нельзя хуже. Иногда собакам приходилось плыть целых полмили подряд, буксируя за собой сани. Я должен был идти вперед, чтобы выбирать путь, причем требовалась особенная осторожность, так как во льду, под талой водой, встречались сквозные отверстия, куда собаки могли бы погрузиться. Пока вода оставалась мелкой, люди могли ехать на санях; но по глубокой воде шли вброд, чтобы сани могли всплыть, так как при этом условии наши постельные принадлежности оставались сухими. Грибовидные ледяные «островки» были для нас хуже, чем вода. Они сделались настолько высокими, что человек, шедший вброд, должен был влезать на них ползком на руках и коленях. Втаскивать сани на эти «островки» было очень трудно, так как на них часто не могли одновременно поместиться человек и упряжка. Не успевали мы взобраться на «островок», как приходилось нырять с него в следующий «канал», причем каждый раз возникала опасность, что сани соскользнут боком и опрокинутся. Хуже всего для нас были узкие каналы, за исключением самых узких, которые наши собаки могли перескочить, а сани — перекрыть наподобие мостика. Когда 4-метровые сани переправлялись через канал шириной в 2,5–3 м, то сани ныряли передним концом в воду и сильно ударялись им в следующий «островок», так как собаки торопливо карабкались на него, стараясь поскорее выбраться из ледяной воды.

В солнечные дни собаки плавали и плескались в воде довольно охотно; но в более холодную погоду мне приходилось с каждого ледяного «островка» тащить их вожака в воду, причем он упирался из всех сил. Когда упряжка, наконец, оказывалась в воде, то вела себя спокойно, и все шло благополучно до тех пор, пока лапы собак касались дна: но как только собакам приходилось плыть, задние, наиболее крупные и обычно плывшие быстрее, нагоняли передних, и вся упряжка запутывалась в клубок вокруг меня. Мы применяли упряжку «гуськом», которая оказалась пригодной при всех условиях санного путешествия, за исключением плавания, и, добравшись до мелкой воды или выйдя на остров, мы обычно находили, что вся упряжь собак перепуталась.