Гостеприимная Арктика, стр. 85

У меня все же хватило самообладания настолько, чтобы начать говорить лишь после того, как первый гнев прошел. Я объяснил Кэстелю, что решил не посылать его на север и отправлю его и Эмиу обратно на «Белом Медведе», так как им трудно обходиться без пищи, к которой они привыкли на корабле, а наш опыт за последние 10 дней доказал, что исследовательской партии лучше идти налегке и жить охотой, чем везти запасы продовольствия.

В связи с этим решением дальнейший план наших действий представлялся мне в следующем виде: Кэстель, в сопровождении Наткусяка и Эмиу, отправится на юг через о. Короля Кристиана, чтобы по дороге выяснить, не соединяется ли он с островом Бордэн, а затем перейдет на о. Мельвиль и доставит мою инструкцию Стуркерсону.

Последний снабдит санями семьи Наткусяка и Алинняка и отправит их к мысу Меррей, где моя партия присоединится к ним в сентябре или октябре. Здесь мы с небольшим числом собак проведем зиму, тогда как Стуркерсон с большей частью людей и собак будет зимовать на о. Мельвиль, где благодаря присутствию мускусных быков легче прокормиться. В начале весны можно будет перевезти на санях с о. Мельвиль к мысу Меррей некоторый запас сушеного мяса мускусных быков, что позволит нам просуществовать до периода, благоприятного для охоты. В результате, для весенних исследовательских работ мы будем располагать базой, находящейся в 400 милях к северу от мыса Келлетт.

Весь этот план представлялся мне чрезвычайно привлекательным, потому что до сих пор еще не было ни одного примера подобной зимовки в столь отдаленной части Арктики. Единственным прецедентом была зимовка Джона Рэ в бухте Риполс, т. е. на 600 миль южнее, у побережья материка.

Перед уходом на юг, по-видимому раскаявшись в своей чрезмерной привязанности к сардинкам и картофелю, Кэстель и Эмиу просили, чтобы я не отсылал их на «Белого Медведя», но позволил им остаться на лето на о. Мельвиль, где они постараются привыкнуть к мясной диете. Я решил пока не выражать согласия, но в письме, адресованном Стуркерсону, просил его, чтобы он переговорил с ними, когда они прибудут на о. Мельвиль, и решил, оставить ли их там или же отослать на Землю Бэнкса, к «Белому Медведю» с его деликатесами.

ГЛАВА XLV. ВЫЛАЗКА НА ОСТРОВА РИНГНЕС

Четвертого июня, после ухода группы Кэстеля, Нойс, Чарли и я отправились на северо-восток, вдоль кромки берегового льда.

Вскоре мы заметили, что число встречающихся нам тюленей все увеличивается. Хотя я никогда не соглашался с теми, кто утверждал, будто по мере продвижения на север тюлени должны встречаться все реже или даже совсем исчезнуть, я никогда не предполагал противоположной крайности. Поэтому и теперь я решил, что обнаруженная нами многочисленность тюленей объясняется какими-нибудь случайными причинами, например, тем, что прошлой осенью здесь оказалось сравнительно много открытой воды и это побудило тюленей провести здесь зиму.

Возможно, что я считал свой вывих более серьезным, чем он был в действительности, или же выздоровление протекало необычайно быстро. 5 июня я решил воспользоваться тем, что погода была ясная и дорога хорошо видна; опираясь на длинный бамбуковый шест, я прошел на лыжах 6 миль со скоростью 1 мили в час, причем сани медленно ехали за мной. Если бы я ехал на санях, то мы продвигались бы гораздо быстрее; но мне хотелось поднять настроение моих спутников, доказав им, что я уже способен передвигаться самостоятельно. Кроме того, тем, что я шел, а сани ехали медленно, мы сберегали силы собак.

В тот же день я убил молодого тюленя, лежавшего на ровном льду возле трещины, образовавшейся под влиянием прилива. В течение 5 минут я следил в бинокль за этим тюленем, но так как он не двигался, я принял его за кучу грязи. Когда я подошел ближе, он поднял голову и увидел меня, причем не испугался, но все же заподозрил что-то неладное, так что мне пришлось охотиться на него по способу «аукток» и затратить на это около часа. Если бы я сразу догадался, что передо мною тюлень, то мог бы убить его из-за прикрытия в течение 5 минут.

С 24-метрового тороса [28], находившегося возле лагеря, я увидел семь других тюленей. Мы с Чарли отправились за ними и выбрали трех, лежавших на совершенно ровном льду. При охоте по способу «аукток», т. е. без всякого прикрытия, необходимо, чтобы на пути, по которому охотник подползает к тюленю, не было неровностей: как бы искусно ни подражать тюленю, но, если охотник на мгновенье скроется из глаз тюленя, а затем опять появится, это испортит всю иллюзию, так как с настоящим тюленем ничего подобного не может произойти.

Ветер был достаточно силен, так что тюлени могли услышать хруст снега под ползущим человеком лишь на расстоянии 40–50 м. Так как Чарли впервые охотился на тюленей, я тщательно проинструктировал его и в заключение заставил повторить все мои наставления. Затем Чарли пополз вперед со всеми ухватками заправского охотника и с расстояния в 60 м застрелил крупного самца тюленя. Таким образом Чарли оказался гораздо более способным учеником, чем Эмиу, который в свое время упустил около дюжины тюленей, прежде чем добыл первого.

В этот вечер я почувствовал, что ко мне вернулся мой оптимизм: действительно, во-первых, я, после 37 дней инвалидности, вновь приобрел способность ходить, а во-вторых, были убиты и доставлены в лагерь два тюленя, тогда как нам было за глаза достаточно одного. В начале путешествия, когда предстояло убедить новичков в надежности «существования за счет местных ресурсов», я считал хорошим тактическим приемом убивать столько тюленей, чтобы часть добычи приходилось выбрасывать за ненадобностью. Для меня не составляет удовольствия убивать животных и тем более выбрасывать мясо, но подобный прием полезен тем, что внушает моим спутникам доверие к нашему методу, побуждая их работать бодро и с энтузиазмом.

5 июня заболела одна из наших собак, Джек. Хотя наша экспедиция потеряла в общей сложности около четверти всего количества собак в результате различных заболеваний, большинство этих собак погибло во время зимовок, и, к счастью, случаи заболеваний собак во время путешествий были очень редки. Симптомы болезни Джека были непохожи на обычные и свидетельствовали о каком-то воспалении кишечника. Джек не отказывался от пищи и находился в полном сознании, но постоянно глотал снег и пытался вызвать у себя рвоту. Поведение его было вполне разумным.

Мы очень огорчились, так как жалели Джека и, кроме того, опасались, что болезнь может передаться другим собакам. Его выпрягли, и он шел один за санями.

7 числа Джек явно ослабел, но все же съел небольшой кусок мяса, и мы еще не теряли надежды на его выздоровление. Однако уж на следующий день Джек не мог держаться на ногах, и пришлось пристрелить его.

5 июня мы видели на одном торосе много песка; очевидно, эта льдина образовалась возле суши, а на следующее лето была унесена в море. Песок принес нам пользу тем, что под влиянием его темного цвета солнце растопило под ним лед, так что здесь образовалась большая лужа, хотя на окружающий белый лед те же солнечные лучи не оказали никакого действия. Здесь нам впервые удалось воспользоваться талой водой для приготовления пищи.

В тот же день возле места, где мы расположились лагерем, на торосах были обнаружены скопления раковин, вероятно, поднятых льдом с морского дна. Среди них преобладали обыкновенные, очень хрупкие двухстворчатые раковины, но встречались и другие виды раковин, в частности спиральные.

Во время всех наших путешествий по морским льдам мы находили на любом расстоянии от берега такие льдины, на которых оказывалось некоторое количество земли или камешков, а иногда и обломки скалистых пород или небольшие валуны. Теперь, через сутки после обнаружения тороса с песком, мы нашли на верхушке льдины (возраст которой составлял не менее двух лет) гряду из мелких и крупных камней длиной около 20 м, шириной в 3–4 м и высотой до полутора метров. Весь лед, окружавший эту льдину, представлял собою самый обыкновенный старый пак. Она находилась теперь на расстоянии в 30–40 миль от ближайшей суши, причем глубина моря в этом месте превышала 60 м.