Гостеприимная Арктика, стр. 61

Прежде всего мы все взобрались на торос, по очереди осмотрели в бинокль новую сушу, тщательно взяли по компасу ее пеленги и зарисовали контуры. Затем отправились в палатку и угостились своего рода супом или похлебкой из подогретого сгущенного молока и крошек от печенья. Никто из нас не считал, что подобное блюдо лучше тюленьего мяса, но это было не похоже на обычную нашу еду, а потому вносило психологический элемент, необходимый для пиршества.

Вследствие возбуждения мы на этот раз спали меньше, чем обыкновенно, и в 5 часов пополудни выступили в путь через пролив по направлению к новой суше. По дороге использовали тюленью лунку, чтобы произвести промер: глубина составляла около 140 м.

Пройдя мимо цепи песчаных островков и покрыв расстояние в 12 миль, мы к часу пополуночи 19 июня достигли побережья новой суши. Первым вступил на него Уле.

Вследствие туманной погоды нам не удалось осмотреть окружающую местность с высокого холма и точно определить географические координаты данного пункта. Пришлось ограничиться сооружением знака, представляющего собою полутораметровую кучу гравия, в которой мы поместили документ следующего содержания:

20 июня, 2 часа пополуночи

Настоящую землю, насколько мне известно, первым увидел участник Канадской арктической экспедиции Стуркер Стуркерсон 18 июня 1915 г., в 2 часа пополуночи, с тороса, находящегося примерно в 14 милях к (истинному) западу от знака, где оставлена эта запись. С вышеуказанного тороса, высотой около 12 метров, было видно, что земля простирается с норд-оста до ост-норд-оста. Первым вступил на эту землю участник той же экспедиции Уле Андреасен в 1 час 50 минут пополуночи 19 июня.

В силу данных мне полномочий, я сегодня поднял здесь флаг Великобританской империи. Объявляю эту землю собственностью доминиона Канады.

Начальник Канадской арктической экспедиции Вильялмур Стефанссон

Свидетели: Стуркер Стуркерсон, Уле Андреасен, Карл Томсен.

ГЛАВА XXXI. ОБСЛЕДОВАНИЕ НОВОЙ СУШИ

Двадцатого июня мы выступили на юго-восток, вдоль побережья. Больше всего нас интересовали теперь те проявления растительной и животной жизни, которые обнаруживались на новой суше. Плавника мы не нашли, может быть, потому, что берег был покрыт толстым слоем снега. Кое-где встречались трава, лишайники и мхи. На мягком грунте виднелось много оленьих следов, оставшихся с прошлого лета; такого большого количества мы еще ни разу не видели на Земле Бэнкса.

Навстречу нам попался бегущий лемминг. Одна из наших собак, Ганс, отличалась тем, что мелких животных она убивала очень удачно с точки зрения зоолога, а именно — не повреждая шкурки. Мы спустили Ганса с привязи; но не успел он разглядеть зверька, как к тому подлетела внезапно появившаяся белая чайка. Боясь, что из-за нее будет упущен лемминг, мы все закричали и подбежали к чайке. Потому ли, что она испугалась нас, или же потому, что таков ее обычный прием, чайка, пролетая над зверьком, клюнула его так, что он остался парализованным, но не мертвым; затем она улетела с таким видом, как будто ее не интересовали ни лемминг, ни мы. Песцы, когда они не голодны, обычно убивают леммингов и оставляют лежать; возможно, что чайки привыкли действовать подобным же образом. Впоследствии, осматривая гнезда белых чаек, мы нашли, что эти птицы питаются леммингами; возможно даже, что в этих широтах ранней весной лемминги составляют их единственную пищу.

В бинокль мы видели двух самцов карибу на расстоянии 7–8 миль от берега; но мы не стали их преследовать, так как предпочитали идти вдоль побережья и по мере надобности охотиться на тюленей. 21 июня появились чайки нескольких видов и другие птицы. Местами мы находили погадки белых сов и перья диких гусей.

В древних баснях и в современной псевдонаучной литературе часто говорится о хитрости и уме лисиц. Возможно, что южная лисица от природы более сообразительна, чем ее арктическая родственница, или же научена горьким опытом, живя в опасной обстановке. Но на севере лисицы глупы или, если выражаться деликатнее, слишком доверчивы. Песец (полярная лисица), увидевший человека, обычно приближается к нему, чтобы лучше его рассмотреть. Найдя санную колею, песец бежит по ней, пока не догонит сани; если же это лисенок, то он забегает вперед и, бегая вокруг путешественника, сопровождает его на протяжении целых миль, причем лает, как собачонка на пешехода. Поразительно, что песцы так глупы, несмотря на то, что на суше им постоянно угрожают волки, которые имеют обыкновение ловить их и съедать в виде закуски перед более существенной едой.

Казалось бы, что волки Арктики и подавно не должны бояться ни одного живого существа, так как от более сильных зверей они всегда могут убежать, а более слабые угрожают волку не своим присутствием, а лишь отсутствием, обрекающим его на голод. Поэтому следовало ожидать, что волк будет смело приближаться к каждому встреченному им живому существу, пока не признает его опасным. Однако мой личный опыт показал, что полярный волк ведет себя совершенно иначе.

В первый день нашего путешествия по новой земле я огибал одну бухту, идя по ее берегу, тогда как мои спутники с санями направились напрямик через ее устье. На расстоянии полумили я увидел волка, который, вероятно, тоже заметил меня не раньше, так как я, в моей черной одежде, оказался на фоне холма, испещренного темными пятнами подтаявшего снега. Волк приблизился ко мне медленными шагами на расстояние примерно в 300 м. Затем он обнаружил в моем поведении что-то необычайное; что само по себе уже свидетельствовало о большой сообразительности волка, так как из числа темных животных ему могли быть известны только карибу и мускусные быки. На мускусных быков волк не нападет, зная, что они слишком сильны и хорошо защищаются; но вместе с тем он совершенно не боится их нападения, так как они очень неуклюжи. Что касается карибу, то они составляют главную пищу волков на полярных островах.

Когда волк остановился, я тоже остановился. Понаблюдав за мной с минуту, он стал обходить меня по кругу, чтобы оказаться с подветренной стороны от меня. Затем принюхался и, найдя запах странным, стал удаляться большими шагами. Мне казалось, что он был встревожен, но старался не обнаружить этого, чтобы не уронить своего достоинства.

Впоследствии, в таких же пустынных местах, я часто встречал волков в одиночку или парами, и они всегда проявляли подобную же осторожность. Иногда они встречались группами, по 8–10 в каждой, вероятно, состоявшими из родителей и подросших волчат, и в таких случаях подходили несколько ближе, но на открытом месте никогда не приближались более чем на 150 м. В лесу они отваживаются подходить еще ближе.

Ходьба по липкой грязи и журчание ручейков, свидетельствовавшие о приближении теплого времени года, убедили меня в том, что нам пора поспешить на юг. Если бы мы задержались здесь слишком долго, то рисковали бы тем, что нам не удалось бы потом перейти с о. Мельвиль на Землю Бэнкса. Между тем, в августе к мысу Келлетт могли прийти китобойные суда, на которых я хотел сделать закупки и, если окажется возможным, завербовать еще людей в помощь нам. Наконец, к началу сентября ожидалось прибытие Уилкинса с «Полярной Звездой», которое позволило бы мне снарядить дальнюю санную экспедицию на север.

По всем этим причинам я решил прервать обследование новой земли, хотя и не хотелось уходить с нее так скоро. Вечером 22 июня мы выступили в обратный путь с ее южной оконечности.

На ночлег мы остановились на небольшом островке (который впоследствии был назван «островком Восьми Медведей»). Когда мы подходили к нему, начался невероятно сильный снегопад, а так как температура была значительно выше нуля, мы через несколько минут промокли насквозь, словно под тропическим ливнем. Островок оказался глинистым и на первый взгляд состоял сплошь из грязи; но мы нашли небольшой участок, поросший травой и сравнительно удобный для лагеря. Так как наши постельные принадлежности всегда сохранялись сухими, мы сняли одежду и, улегшись в постели, провели ночь с достаточным комфортом.