Гостеприимная Арктика, стр. 59

Если тюлень, наконец, поверил, что имеет дело с другим тюленем, то уже не может быть разубежден. В своих воззрениях он отличается весьма похвальным постоянством. Теперь он не только не боится охотника, но даже доверяет ему. Я не очень глубокий знаток психологии тюленя, но знаю, что он всегда остерегается медведей, а потому, вероятно, рассуждает так: «Вот лежит мой собрат. Если медведь приблизится с той стороны, то сначала схватит его, а не меня. Значит, я могу теперь ограничиться наблюдением за противоположной стороной». Придя к такому выводу, тюлень в дальнейшем лишь изредка оглядывается на охотника, так что тот может приближаться с большей уверенностью. При этом охотник опять-таки использует периоды сна тюленя, чтобы ползти, и останавливается, когда тот просыпается. Если тюлень начнет всматриваться в охотника дольше, чем несколько секунд, то, чтобы рассеять его подозрения, охотник снова поднимает и опускает голову, поворачивается и извивается, славно от зуда, и сгибает ноги в коленях, словно чешется ластами. Все это необходимо проделывать, лежа плашмя на льду, боком к тюленю; охотник ни в коем случае не должен ему показывать своих длинных рук, так как передние ласты тюленя коротки. Если охотник достаточно осторожен, а снег не хрустит и небольшой ветер, дующий со стороны тюленя, заглушает всякий случайный шум, то к тюленю можно подползти как угодно близко. Я знал эскимосов, которые приближались к тюленю вплотную, хватали его одной рукой за ласт, а другой вонзали нож. Однако они это делают редко, лишь в качестве «трюка» или же в тех случаях, когда не имеют при себе более подходящего охотничьего оружия. Обычно при «ауктоке» эскимос мечет гарпун с расстояния от 3 до 10 м. Когда же я применяю «аукток», то стреляю с расстояния от 25 до 75 м. Загарпуненного тюленя эскимос удерживает за веревку. Если же стреляют из ружья, то необходимо целиться в мозг, чтобы смерть последовала мгновенно, иначе тюлень доползет до воды и нырнет. С расстояния свыше 75 м я почти никогда не стреляю. Дело в том, что возле лунки или полыньи тюлень всегда лежит на ледяном откосе. Мокрый лед представляет собою чрезвычайно скользкую поверхность, и даже при мгновенной смерти тюленя самый толчок от попадания пули может заставить его скользить; если кровь из раны подтекает под тушу, то действует как смазка и еще ускоряет скольжение. В большинстве случаев тюленья туша обладает такой плавучестью, что могла бы остаться на поверхности воды. Но при скольжении к воде туша приобретает инерцию, так что погружается в косом направлении на 3–3,5 м и всплывает уже под толстым льдом, откуда ее невозможно достать. Опасаясь этого, я всегда бросаю ружье сразу же после выстрела и со всех ног бегу к тюленю. Если на бегу я вижу, что убитый тюлень не скользит, то замедляю шаг; но если тюлень скользит, постепенно «набирая скорость», то я вынужден ловить его, как вратарь ловит футбольный мяч. Случалось, что я успевал в последнюю секунду ухватится за ласт; но иногда я опаздывал, и мертвый тюлень ускользал.

По способу «аукток» хорошему охотнику удается добыть 60–70% всего количества тюленей, к которым он пробует подползать. Процесс подползания продолжается в среднем около 2 часов.

Публика, читавшая описания антарктических путешествий, может удивиться тому, что для охоты на тюленя требуется столько предосторожностей. Из этих описаний как будто следует, что тюленя можно добыть любым традиционным способом. Однако это правильно лишь для Антарктики: там нет хищных зверей, и у тюленя не было врагов, пока туда не прибыли люди. Неудивительно, что боязнь не знакома антарктическому тюленю, и если человек подойдет и почешет его, то тюлень повернется и подставит другой бок. В Арктике положение совершенное иное: чтобы добыть тюленя, например, возле о. Принца Патрика, требуется много терпения и искусных охотничьих приемов. Наш единственный предшественник в здешних местах, Мак-Клинток, пишет, что в 1853 г. он и его спутники «видели нескольких тюленей, но, конечно, не могли добыть их». Раньше предполагали, что вышеописанные способы «аукток» и «маутток» доступны только эскимосским охотникам. Но в действительности белые люди могут использовать эти способы с таким же успехом.

Осенью охота по способу «аукток» часто становится опасной, так как тюлени лежат на тонком, предательском льду, сквозь который охотник может провалиться, в особенности при попытках вытащить убитого тюленя из лунки. Зимой редко приходится применять этот способ, так как в это время года тюлени почти никогда не вылезают на лед. С июня по сентябрь на поверхности льда образуется много талой воды, и ползание не только становится неприятным, но и почти неизбежно сопровождается всплеском, который может спугнуть тюленей. Поэтому «аукток» применяется, главным образом, весной, с апреля по июнь. Этим способом добыто около трети всего количества наших тюленей, а две трети — застрелено в открытой воде. Как уже было сказано выше, «маутток» мы имеем в виду лишь на случай крайней необходимости. Эскимосы применяют его зимой, на ровном толстом льду в заливах, возле суши, а нам этот способ мог бы понадобиться на ровных ледяных полях, находящихся вдали от суши и настолько обширных, что продовольствие было бы израсходовано прежде, чем нам удалось бы добраться до открытой воды. В действительности с нами этого никогда не случалось, но могло бы случиться, если бы при выборе пути по морским льдам мы поступали подобно другим исследователям. Однако мы поступаем совершенно иначе, так как наш способ существования основан на ином принципе.

Когда мы идем зимой по морским льдам, то всюду кругом виднеются «облачные столбы», т. е. облака пара, поднимающиеся над участками открытой воды. Те путешественники, которые полагаются на запасы продовольствия, взятые с собою на санях, и не верят в присутствие тюленей или не интересуются ими, стараются держаться подальше от «облачных столбов», так как для партии, идущей с тяжело нагруженными санями, участок открытой воды, где не рассчитывают добыть ничего полезного, означает лишь препятствие и задержку. Но мы путешествуем быстро и свободно, благодаря легким саням. Если мы делаем крюк к открытой воде, это нас меньше задерживает, а кроме того, нам служат пищей и топливом мясо и жир тюленей, которые там плавают, и медведей, которые их преследуют. Поэтому мы направляемся к «облачным столбам» и обычно располагаемся лагерем возле открытой воды. Моим спутникам требуется около 2 часов, чтобы, построить снежную хижину, накормить собак, сварить ужин и приготовить все для ночлега. Тем временем я обычно успеваю добыть тюленя и доставить его в лагерь. Но если бы не удалось этого сделать в тот же день, то охота откладывается на завтра.

Тюленей, лежащих на льду, мы обычно обнаруживаем в бинокль с какого-нибудь высокого тороса. Если тюлень убит не перед ночлегом, а во время дневной стоянки, то мы привязываем тушу позади саней и везем ее «волоком» до тех пор, пока не останавливаемся лагерем. Затем мы разрезаем ее, часть скармливаем собакам, часть готовим для себя, а остальное грузим на сани. Для партии из 3 человек и 6 собак требуется примерно 2 тюленя в неделю.

ГЛАВА XXIX. ОБСЛЕДОВАНИЕ ОСТРОВА ПРИНЦА ПАТРИКА

Благодаря тому, что мы шли параллельно берегу, в 10 или 12 милях от него, нам удалось обнаружить ряд мелких островков или рифов, которые Мешэм в свое время не заметил. Когда же мы достигли того участка побережья, который ни Мешэму, ни Мак-Клинтоку не удалось обследовать в 1853 г., то нагрузили сани тюленьим мясом и жиром и направились к берегу. К 13 июня, когда мы заканчивали съемку этого участка, мясо было уже на исходе. Предполагалось, что по окончании съемки мы снова выйдем к береговому паку, чтобы поохотиться. Но погода становилась все теплее, «крыши» тюленьих лунок в бухтах в неглубоких береговых водах постепенно таяли, так что нам стали попадаться тюлени, лежащие на льду. В этот день мы видели двух или трех, а к вечеру я застрелил одного.

Это была самая крупная нерпа (Phoca hispida) из всех убитых нами до сего времени. Взвешивание безменом дало следующие результаты: мяса 40 кг; голова, плавники, желудок, легкие и т. п. (некоторые из этих частей съедобны, хотя мы и не причисляем их здесь к «мясу») — 14 кг, кожа с подкожным жиром — 35 кг. Кроме того, мы получили 5,5 л крови, часть которой использовали на приготовление «кровяной похлебки» [15] для нас, а остальное — для собак. Общий вес этой нерпы составлял около 120 кг, тогда как средний вес тюленей, добытых нами в течение года, был менее 60 кг. Однако случайно попадавшиеся морские зайцы весили до 320 кг каждый.