Король на площади, стр. 8
– Не хочешь ли одеться?
– Ах, простите, мой король, я оскорбила вашу стыдливость? Дело в том, что я никак не могла ожидать столь высокого визита!
Впрочем, ночная рубашка и чепец и впрямь не лучшее одеяние для гневных речей. Я ограничилась тем, что набросила шаль и скрестила на груди руки.
– Так в чем дело?
– Я ранен!
– Но я-то здесь при чем?
– Эмма! – шепотом возопил Кароль. – Прояви же наконец человеческое и женское сострадание! Хочешь, чтобы я умер здесь, у твоих ног?!
– Прекрасная, кстати, смерть! – хладнокровно заметила я. – Но действительно ни к чему, чтобы ты истек здесь кровью – она очень плохо отмывается.
Кароль издал странный звук: задавленный стон-смешок. Рана, как я и думала, оказалась несерьезной, хоть и очень кровавой. Пришлось извести несколько полотенец, прежде чем кровь остановилась. Попутно я убедилась, что Кароль уже не раз попадал в подобные передряги: на теле его имелось достаточно тому подтверждений. Он с сомнением понюхал укрепляющую настойку дамы Грильды. Одолев чашку одним глотком, потряс головой и осторожно выдохнул, словно опасаясь, что от его дыхания вспыхнет пламя.
Расположился на полу поудобнее, я бы даже сказала – вальяжно, – обхватив согнутое колено руками и привалившись к стене. Улыбнулся одной из самых своих лучших улыбок. Я опустилась в кресло напротив.
– Я жду объяснений!
– Меня ранили, – поведал Кароль с пола.
– Я это уже заметила. Кто?
– Они не представились. Может, не успели? Я покинул их с неучтивой поспешностью.
– Почему на тебя напали?
– Наверняка хотели ограбить. Они же не знают, что из ценного у меня один Джок. Да и того я успел оставить дома.
– Ох, перестань! Они использовали амулет поиска, я слышала; то есть ждали именно тебя! Почему, Кароль?
Он и сам бы хотел это знать. Женщина напротив кивнула умудренно. Пушистые пряди, пытавшиеся вырваться из-под нелепого кружевного чепчика, кивнули вместе с ней. Он отвлекся от разговора, представив, как стягивает чепец и длинные светлые волосы рассыпаются по ее белым плечам…
– Из-за твоих дел, так?
Конечно, из-за его дел. Вот только из-за которых – тех?
Или тех?
Кароль улыбнулся. Я машинально прикинула, как передать свет смягчившихся глаз, подчеркнутых углем ресниц. Морщинки у глаз – одновременно и юмор, и внимание; изгиб выразительного рта; тень щетины на щеках, в которой прячутся смешливые ямки…
Уж эта моя одержимость! Каждое заинтересовавшее меня лицо я стараюсь запомнить и мысленно нарисовать. С этим, похоже, мысленным наброском не обойдешься: придется-таки браться за портрет…
– Ты, как всегда, права, Эмма. Как это тебе только удается?!
И я пожалела, что рассталась с кочергой.
Может, выгнать его немедленно и тем же путем?
Но Кароль тяжело моргнул, с силой потер лицо. Взгляд его «поплыл» – от усталости и кровопотери. Да и крепчайшая настойка дамы Грильды тоже давала о себе знать.
– Можешь поспать здесь, – сказала я нелюбезно. – Но завтра утром ты уйдешь очень рано и очень незаметно.
Кароль алчно поглядел на кровать.
– Даже и не думай, – предупредила я. – На кровати сплю я.
– Она широкая, – подсказал Кароль.
Я бросила в него подушкой. Показательно кряхтя и ворча на тему того, какая Эмма немилосердная, а ведь с виду сама доброта и учтивость, площадный Король долго умащивался на полу. Но уснул практически сразу. Погасив свечу, я окунулась в перину дамы Грильды и долго еще слушала неровное дыхание спящего…
Глава 10. В которой Эмма знакомится с полицмейстером
Утром обнаружилось, что нежданный ночной гость по-прежнему почивает на полу, вытянув длинные ноги чуть ли не до самой двери. Странно, что он вообще поместился в моей комнате, плотно забитой мольбертами, подрамниками, чистыми палитрами, свернутыми в рулон и уже натянутыми грунтованными холстами…
Солнце, пробивавшееся яркими лучиками сквозь щели в ставнях, заглядывает ко мне обычно около восьми утра. То есть выпихивать Кароля в окно было уже непоправимо поздно.
Быстро одевшись, я нещадно затрясла мужчину за плечо.
– Ты почему не ушел?!
– Проспал, – ответил Кароль легко и лживо. Глаза его, хоть и обведенные темными кругами, были абсолютно ясными. Ах ты… паршивец! Кусая губы от раздражения, я наскоро привела в порядок волосы. Успеху не способствовало и то, что, заложив руки за голову, он все время за мной наблюдал.
Уходя, я пригрозила Каролю:
– Чтоб ни движения, ни звука! – шагнула на лестничную площадку, поколебалась и всунула голову в дверь: – И можешь воспользоваться моим ночным горшком.
Дама Грильда привыкла, что я частенько принимаю пищу у себя, ссылаясь на головную боль (а на самом деле сбегая от ее бесконечной болтовни). Так что главная трудность сейчас состояла в том, чтобы, не привлекая внимания, набрать еды в два раза больше…
Кароль сидел в кресле у окна. Я опустила на стол поднос и молча прикрыла ставню.
– Но так я ничего не увижу! – запротестовал Кароль.
– Главное, что не увидят тебя!
Он широко улыбнулся.
– Беспокоишься обо мне?
– Нет, лишь о своем добром имени, – сухо отозвалась я. Откуда знать мужчине – тем более такому, – насколько молодой одинокой женщине следует быть осторожной и осмотрительной, чтобы ее репутация оставалась безупречной? Ведь в мужчине ценятся качества прямо противоположные.
После завтрака Кароль умильно заглянул мне в глаза:
– Эмма, я хочу попросить тебя еще об одном одолжении…
А разве он меня вообще о чем-то просил? Просто нагло вторгся в мой дом и в нем остался.
– Вероятно, чтобы я нашла тех убийц? – холодно предположила я, составляя пустую посуду на поднос.
– Не сомневаюсь, что у тебя бы это получилось! Нет, лишь передать весточку одному моему приятелю.
– Чтобы он тоже сюда заявился?! Я тебя-то уже не знаю, как выпроводить!
– Я уйду сегодня ночью, – успокоил меня Кароль. – Но кое-что нужно сделать уже сейчас. Не волнуйся, Эмма, мой друг – человек предприимчивый и что-нибудь да придумает!
Обещал баклан ставриде, что все будет в лучшем виде! По указанию Кароля я свистнула на улице первому же босяку-мальчишке, сунула ему записку с ломаной монетой и велела отдать «грудастой Марии» в кабаке с говорящим названием «Пьяная бочка».
Приятель Кароля не торопился. Время тянулось медленно, потому что я вынужденно осталась дома: ведь дама Грильда имеет привычку наведываться в мое отсутствие ко мне в комнату, дабы «удостовериться, что милой Эмме уютно и удобно». Когда же я работаю дома, хозяйка наверх не поднимается, поскольку не выносит запаха растворителя.
Кароль молчал и почти не двигался – мы опасались острого слуха Грильды. Но его присутствие все равно раздражало и беспокоило меня, ведь маленькая тесная комната – совсем другое, чем площадь с множеством людей… Кароль наконец прикрыл глаза и задремал. А я, перестав нервничать, смогла закончить марину, пристроенную на настольном мольберте.
Но вместо того, чтобы начать следующий заказ, принялась рассматривать спящего. Потом взялась за карандаш…
Когда наконец звякнул колокольчик на входной двери и проснувшийся Кароль вздрогнул, я лишь досадливо дернула плечом: ну что вы мне мешаете! Кровать вокруг меня была усыпана листами с набросками. Кароль подался вперед, вслушиваясь, и лишь тогда я обратила внимание на голоса внизу.
– Эмма, милая! – позвала хозяйка. – Спуститесь на минуточку, пожалуйста!
Я глянула на Кароля – тот утвердительно прикрыл темные веки – и отложила наброски.
Визит представителя власти в форме может порадовать лишь такую общительную особу, как дама Грильда. Да еще с подобными нашивками… Я машинально пересчитала их и встретилась взглядом с оловянно-серыми глазами мужчины.
– Вот и моя жиличка! – продолжала щебетать хозяйка. – Эмма, это наш полицмейстер, Эрик Фандалуччи.