Король на площади, стр. 47

Птица уцепилась за решетку, повертела головой, чирикнула, словно попрощавшись, и выпорхнула на волю. Силвер тяжело опустился рядом со мной.

– Это… глупо, Эмма! Джок ведь тебе не почтовый голубь. Вряд ли он вообще найдет дорогу в замок.

– Не недооценивай свою птицу, – возразила я, – она же привела меня к тебе! Откуда ты вообще его взял?

– Нашел как-то с перебитым крылом. Может, мальчишки из рогатки подстрелили или попал кошке в зубы. Подобрал, подлечил. Хотел позже отпустить, но…

– Но не отпустил, – закончила я.

– Он слишком маленький, да и отвык жить на воле. Любой коршун, кошка… да просто недобрый человек – и ему конец!

Склонив голову, я смотрела на него с удивленной улыбкой. Спешите видеть: король Силвер выказал свою слабость!

– Ты к нему привязался, да?

Силвер поморщился, но кивнул, хоть и еле заметно.

– Не беспокойся о нем. Он сильнее, чем кажется; ведь птицы пересекают море дважды в год, чтобы вывести птенцов в благодатном месте. А Джок вообще… – я замялась, подыскивая слова: – Мне кажется, он тоже твой талисман. Живой талисман. Да и сейчас ему куда лучше оказаться подальше отсюда. Ему же запросто свернут шею – лишь бы тебе досадить.

Силвер размял лицо, сказал устало:

– Да, может, ты и права.

– Не хочешь отдохнуть?

Он оглядел узкую лежанку:

– Вряд ли мы здесь вдвоем уместимся. Ложись, я посижу.

– Но это тебе нужно набраться сил! – возразила я. – Если ты ослабеешь, погибнем мы оба. Поспи немного.

Силвер нехотя согласился – это доказывало, что он и впрямь скверно себя чувствует, иначе б вряд ли признал свою слабость… С нескрываемым вздохом облегчения вытянулся на лежанке. Я пристроилась возле его ног, оперлась спиной и затылком о ледяную стену. Закрыла глаза. Но и под опущенными веками продолжали мелькать огни, лица и картинки происшедшего сегодня, а в пылающей голове никак не унималась мешанина бессвязных мыслей. Отчаявшись задремать, я открыла глаза. Узкий свет высокой луны проник в колодец нашей камеры. Силвер дышал ровно и глубоко, но из-под полуприкрытых ресниц блеснули глаза. Он наблюдал за мной.

Сказал, протянув руку:

– Иди сюда.

Я заколебалась.

– Не думаю, что это удачная идея!

Он неожиданно ухмыльнулся:

– Эмма, ты слишком хорошего мнения о моей мужественности, если думаешь, что после всего у меня хватит сил на… что-то еще! Просто приляг рядом. Ты тоже устала.

Мы кое-как устроились: Силвер на спине, я на боку у стены, положив голову ему на плечо. Спросила, глядя на сломанную руку:

– Очень болит?

– Да как обычная сломанная кость…

– А почему Финеар так разозлился, увидев твою руку?

– Отречение должно состояться по всем правилам – раз уж он так озабочен его законностью в глазах других правителей. Я праворукий, видишь ли. – Силвер помолчал немного. – Зная Финеара, не удивлюсь, если он отрубит мне правую руку, чтобы объяснить, почему я не смог поставить подпись.

Я содрогнулась, поняв, что Силвер вовсе не шутит. Но если он не сможет подписаться, тогда остается только…

– Я слышала про Королевское Слово.

Если б Силвер мог, то наверняка отмахнулся бы сломанной рукой; сейчас пришлось ограничиться лишь энергичным пожатием плеч.

– Легенда, – сказал он кратко.

Но легенда красивая. Когда Ристом владели короли-маги, фраза: «Таково мое Королевское Слово» означала не просто вердикт, договор или даже клятву, а истинное – так оно и будет. И само бытие изменялось, перестраивалось, подчиняясь этим словам… И не было тому Слову возврата. А сил – физических и магических – оно забирало немыслимо много.

То ли по первой, то ли по второй причине большинство королей Риста за всю жизнь подобной фразы так никогда и не произносили. А с утерей семейного чародейского дара она и вовсе лишилась сакрального и магического смысла и превратилась в формальность. Но опять же имеющую юридическую силу формальность: нечто вроде невидимой королевской печати.

– Конечно, если я не подпишу свое отречение, – Силвер как будто подхватил и развил мои мысли, – меня попытаются заставить произнести Королевское Слово, что подтвердят и запротоколируют… хм, уважаемые свидетели.

– Ну они и без того могут солгать, ведь так?

– Э нет, на это даже Финеар не пойдет! Либо моя подпись под отречением, либо произнесенное Слово! Третьего не дано, поскольку прийти к власти формально законным путем – после моей смерти, убив меня чужими руками, – у него уже не вышло.

Я помедлила и спросила, не зная, хочу ли на самом деле услышать ответ:

– А… как они… как он будет добиваться, чтобы ты…

– Думаю, будут долгие уговоры, логические доводы, запугивание… Ну и пытки, – закончил Силвер обыденно. Я похолодела. Приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его лицо.

– И ты… ты сумеешь их выдержать?

Силвер следил за лунной полоской на стене.

– Какое-то время. У меня, видишь ли, имеется некоторый опыт… А когда – если – я пойму, что мое тело больше не выдержит и вот-вот сдастся, я…

– Да?

Он перевел на меня взгляд, но лунный льдистый свет как будто остался в его глазах.

– Я остановлю свое сердце. Финеар не станет законным правителем Риста.

Ох! Я вздрогнула, и его рука обняла меня покрепче. Силвер прошептал – словно вечернюю сказку испуганному ребенку:

– Эмма, но это навряд ли – ты же знаешь, как я упрям, а значит, продержусь долго-долго… Давай думать, что наш храбрый и сообразительный Джок долетит до Эрика и подскажет ему, где нас искать. И тогда завтра утром здесь будет тесно от солдат и королевской стражи!

Он старается успокоить – меня! Всхлипнув, я наклонилась и прижалась губами к его груди в разорванной рубашке – там, где под горячей плотью ровно и мощно билось сердце. Силвер вздрогнул, как от укуса, и задержал дыхание, когда я осыпала его грудь вперемежку со слезами быстрыми поцелуями. Прижалась щекой к любимому сердцу, слушая сильные убыстряющиеся удары. Силвер глубоко вздохнул, приподнял пальцами мой подбородок:

– Ах, Эмма, ну почему… так?

В долгом поцелуе смешались страхи, соль моих слез, горечь беспомощности, незаданные вопросы и неполученные ответы, сожаления о том, что могло бы быть, но уже никогда, никогда не случится…

Глава 14. В которой во всем виновата Эмма

Живой талисман, а?

Наплакавшаяся Эмма уснула, обхватив его поперек груди. Он неловко пристроил на ее плечо распухшую и непрерывно мозжащую руку; сложно назвать это объятием, но хоть так… Тепло прижавшегося к нему женского тела одновременно и успокаивало, и будоражило. Согревало.

И пришпоривало мысли.

Конечно, он солгал ей: если бы Эмма сперва дождалась стражи, его душу бы сейчас уже вел совий [7]. Так что княжна оказалась для него тоже чем-то… кем-то вроде живого амулета.

Паучиха не постоит за тем, чтобы нанести удар снова. Ею, в отличие от Финеара, управляет не расчет, а ослепляющая разум ненависть и жажда реванша. Это ясно. Наверняка именно опальные колдуны подтолкнули крайне осторожного кузена к таким решительным действиям: Финеар предпочел бы тайное убийство с собственным непоколебимым алиби, а не похищение короля среди бела дня, да еще в самой столице. Которое, впрочем, тоже закончится убийством. И это ясно. У них уже наверняка разработан убедительный сценарий… куда теперь придется вписывать еще и Эмму.

Женщина, словно услышав его мысли, вздохнула, шевельнулась. Ее растрепавшиеся волосы щекотали ему подбородок. Странно, что им вдвоем вовсе не тесно на столь узкой лежанке. Даже удобно, уютно. Что уж говорить про большую мягкую кровать в его спальне…

До которой ты с Эммой так и не добрался и уже не доберешься. Размечтался!

О да. Немного. О таком всегда стоит подумать.

И он разрешил-таки себе пару минут подумать. Помечатать. Как ясные глаза Эммы подернутся дымкой желания… как она припустит отяжелевшие ресницы, когда он разметает по подушкам ее сияющие волосы, когда сожмет полные груди и скользнет ладонями по стану, по мягкому вздрагивающему животу до округлых бедер. Как она вздрогнет от прикосновения к ее влажному жару и покорно раскроется ему навстречу… манящий запах женщины… стоны и хриплое дыхание… раскаленное тело под стремительно двигающимся его…