Машина пространства, стр. 33

Надо еще сказать, что отнюдь не все экипажи выполняли столь прозаические функции, как, возможно, показалось из моих слов.

Повседневно сталкиваясь с множеством странных картин и явлений, мы с Амелией волей-неволей пытались отыскать земные параллели тому, что видели. И потому вполне вероятно, что иные допущения, сделанные нами в то время, не соответствуют истине. Предположить, что грузовые экипажи играют роль подвод, было относительно просто — ведь они на наших глазах совершали работу, вполне аналогичную земной. Но для некоторых машин земных эквивалентов просто-напросто не существовало. Например, для машины, которую марсиане использовали при ремонте наблюдательных башен.

Одна такая башня стояла как раз напротив дома-спальни, где мы поселились, и ее было хорошо видно прямо из наших гамаков. Мы уже прожили в доме, наверное, дней восемь, когда Амелия обратила внимание, что с башней что-то случилось: ее верхняя платформа перестала покачиваться с боку на бок. А ночью на башне впервые не включился свет.

Но уже на следующее утро у подножия башни затормозил большой экипаж, и перед нами развернулась ремонтная операция, которую я не могу не назвать совершенно фантастической.

Упомянутый экипаж принадлежал к типу, какой мы до сих пор видели в городе два-три раза, и то издали: низкая длинная машина, а наверху многоногого кузова свалена в беспорядке масса поблескивающих труб. Как только экипаж остановился у наблюдательной башни, эта гора металла вдруг приподнялась, и оказалось, что у нее пять змеистых, составленных из дисков ног и еще не менее двух десятков гибких рук, напоминающих щупальца.

Затем, к нашему изумлению, механизм спустился из кузова на мостовую, лязгая и звеня всеми своими суставчатыми конечностями, и преодолел несколько ярдов до основания башни поступью, необыкновенно похожей на движения паука. Мы смотрели во все глаза, силясь понять, как и кто распоряжается этим чудищем, но либо оно обладало собственным разумом, либо каким-то непостижимым образом подчинялось водителю экипажа, только вблизи «паука» безусловно никого не было. Достигнув подножия башни, чудище вытянуло щупальце и коснулось выступающей металлической пластинки на одной из опор, и спустя мгновение мы заметили, что верхняя платформа снижается. Очевидно, снизиться она могла лишь до какого-то предела; когда от мостовой до платформы осталось футов двадцать, дьявольское устройство охватило опоры своими щупальцами, сжало их в ужасных объятиях и медленно поползло вверх — ни дать ни взять паук, взбирающийся по паутине.

Едва паук подобрался к цели, он устроился на опорах попрочнее, скрестив ноги, и немедля запустил щупальца в мелкие отверстия на днище платформы, явно обследуя внутренний механизм в поисках испортившейся детали.

Мы с Амелией пристально наблюдали за всей этой операцией, оставаясь невидимыми внутри здания. С момента появления многоногого экипажа до его отбытия прошло каких-то двадцать минут, но, когда железное чудище вернулось на свое место в кузове, платформа уже опять поднялась на первоначальную высоту и принялась снова покачиваться о боку на бок, будто и не портилась никогда.

5

До сих пор я почти ничего не сказал о том, как мы ухитрялись жить в этом городе отчаяния, и не собираюсь пока об этом говорить. Нас обуревали разнообразные и весьма серьезные заботы, и во многих отношениях они были для нас важнее, чем то, что мы видели вокруг. Однако, прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, я должен со всей ясностью обрисовать наше положение. Все мы зависим от окружающей среды, и, как ни грустно, мы с Амелией не вдруг заметили, что стали во многом сами похожи на марсиан. Отчаяние, переполняющее их жизнь, проникло и в наши души.

6

Сколько мы ни бродили по городу, один мучивший нас вопрос по-прежнему оставался без ответа: мы так и не могли взять в толк, чем обыкновенный марсианин занимается изо дня в день.

К тому времени мы уже получили известное представление о присущих Марсу социальных разграничениях. Низшим общественным слоем, вне всякого сомнения, являлись рабы, которых заставляли выполнять всю тяжелую и унизительную физическую работу, необходимую для существования любого цивилизованного общества. Затем следовали горожане, которым было доверено надзирать за рабами. Еще выше на социальной лестнице стояли те, кто управлял многоногими машинами, да, вероятно, и остальными механическими устройствами.

Более всего интересовали нас горожане — ведь именно среди них мы жили изо дня в день. Как ни странно, отнюдь не все они имели какое-то постоянное занятие. К примеру, надсмотрщиков требовалось сравнительно немного (нам нередко случалось видеть, как один-два надсмотрщика, вооруженные лишь электрическими бичами, с успехом командуют сотнями рабов). И хотя экипажи и машины в городе встречались в большом числе, но еще больше было людей, проводящих дни в неприкрытой праздности.

В часы прогулок мы с Амелией собрали целый ряд доказательств тому, что марсиане сплошь и рядом не знают, как убить время. Ночные попойки были, если угодно, следствием двух причин: отчасти их затевали с целью утолить бесконечную скорбь, отчасти просто от скуки. Мы нередко становились свидетелями ссор, иногда дело доходило до драки, хотя надо признать, что спорщики и драчуны мгновенно бросались врассыпную при появлении патрульного экипажа. Были и другие признаки, указывающие, что народу некуда деть свою энергию, не на что направить мысли. В середине дня, когда солнце поднималось прямо над головой (мы пришли к выводу, что город расположен почти на самом марсианском экваторе), тротуары заполняли лежащие мужчины и женщины, надумавшие понаслаждаться теплом.

Может статься, объяснение всему этому заключалось в том, что они, по крайней мере некоторые из них, обычно трудятся в близлежащих промышленных зонах, а те, что слоняются по городу, в настоящий момент находятся в отпуске?

Так или иначе, нам обоим очень хотелось осмотреть эти зоны и по возможности установить характер не прекращающейся там ни днем ни ночью кипучей деятельности. И вот однажды, дней через пятнадцать после нашего прибытия на Марс, мы с Амелией решились покинуть город и обследовать меньший из двух промышленных комплексов. Мы уже установили, что туда ведет накатанная дорога; правда, ездили по ней в основном экипажи грузового типа, но попадались и пешеходы — как горожане, так и рабы. Следовательно, подумали мы, если мы рискнем прогуляться пешком, то не привлечем ничьего особого внимания.

Мы вышли из-под купола через герметизированные коридоры и очутились на загородном просторе. Наши легкие сразу же заныли, с трудом выцеживая из атмосферы крохи кислорода, и мы оба принялись жаловаться на неумеренность климата — на холод, скудость воздуха и безжалостное сияние солнца.

Шли мы медленно, помня по опыту, как изматывает в этих условиях любая физическая нагрузка, и за полчаса покрыли чуть больше четверти расстояния до промышленной зоны. Но уже здесь можно было почувствовать фабричные дымы и запахи, хотя никакого шума и лязга, обычно связанного с производством, нам расслышать не удавалось.

Мы остановились на отдых, и тут Амелия коснулась моей руки и показала на юг.

— Что там такое, Эдуард?

Я взглянул в указанном направлении.

Мы двигались в сторону промышленной зоны, почти точно на юго-восток параллельно каналу, однако на противоположной его стороне, вдали от заводов, виднелось нечто, по первому впечатлению напоминающее гигантский трубопровод. Но если это трубопровод, почему он не связан совершенно ни с чем и смотрит на нас открытым концом?

Продолжения трубы мы разглядеть не могли — оно пряталось за промышленными постройками. Вполне вероятно, что сама конструкция и не обратила бы на себя нашего внимания, но примечательным казался тот факт, что вокруг открытого ее конца кипела напряженная работа. Место, где мы остановились, от трубы отделяли, наверное, мили две, но в прозрачном воздухе можно было различить, что вокруг нее копошатся десятки, если не сотни рабочих.