Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод), стр. 165

– Молодцы! Отлично! – кричала Джил. Королевский отряд прокладывал путь сквозь ряды врагов. Единорог расшвыривал людей, будто вилами сено. Джил казалось (она все-таки не слишком разбиралась в фехтовальном искусстве), что даже Юстэс сражается превосходно. Собаки хватали тархистанцев за горло. Все шло великолепно! Это была победа!..

И вдруг Джил с ужасом заметила одну странную вещь. Хотя тархистанцы падали при каждом взмахе нарнийского меча, их почему-то не становилось меньше. Хуже того – казалось, их было даже больше, чем в начале боя… По крайней мере в два раза больше… Они бежали со всех сторон. Это были новые тархистанцы! У них были копья! Их было столько, что Джил уже почти не видела своих друзей. Потом услышала голос Тириана:

– Назад! К камню!

Все стало ясно – враги получили подкрепление. Барабан сделал свое дело.

Глава двенадцатая

Через дверь в хлев

Джил давно следовало отступить к белому камню, но, возбужденная зрелищем битвы, она совершенно забыла про этот приказ. Теперь же вспомнила и побежала и успела как раз за минуту до остальных. Вот как вышло, что на минуту все оказались к врагу спиной. А когда повернулись, ужасное зрелище предстало их глазам.

Один из тархистанцев тащил кого-то к хлеву, тот дрался и брыкался. Когда они оказались на освещенной поляне перед костром, их силуэты четко вырисовались на фоне огня: один – в островерхом тюрбане, другой… Другой был Юстэс.

Едва увидев его, Тириан с единорогом бросились на выручку. Но они не пробежали и половины пути, как тархистанец был уже у хлева, швырнул туда Юстэса и захлопнул дверь. Следом подбежали несколько тархистанцев и выстроились шеренгой перед хлевом. Теперь к нему было не подступиться.

Джил уткнулась лицом в плечо. «Если я все-таки разревусь, тетива не намокнет», – прошептала она.

– Берегитесь! Стрелы! – крикнул Поггин. Все быстро пригнулись и поглубже надвинули шлемы. Собаки припали к земле. Несколько стрел просвистело рядом, но вскоре стало ясно, что стреляют не в них. Это были снова Гриффл и его гномы. Теперь они спокойно стреляли в тархистанцев.

– Давайте, ребята! – слышался голос Гриффла. – Все вместе, дружно! Нам не нужны черномазые, как не нужны обезьяны, и львы, и короли. Гномы за гномов.

Что бы вы ни сказали о гномах, в храбрости им не откажешь. Они могли попросту убраться куда-нибудь в безопасное место, но предпочли остаться и теперь убивали то тех, то других, делая перерыв, когда те и другие любезно избавляли их от хлопот и убивали друг друга сами.

Однако они не учли, что тархистанцы были в кольчугах, тогда как кони – беззащитны. Кроме того, у тархистанцев был вожак. Раздался громкий голос Ришды-тархана:

– Тридцать из вас пусть стерегут глупцов у белого камня. Остальные – за мной, проучим этих сыновей земли.

Тириан и его друзья не успели отдышаться после боя и были рады передышке. Они смотрели, как тархан повел своих людей на гномов. Это была странная сцена. Костер теперь слабо горел темно-красным огнем, и трудно было понять, что происходит. На месте собрания никого не было видно, кроме гномов и тархистанцев. Судя по звукам, гномы отчаянно сопротивлялись. Тириан слышал, как Гриффл страшно ругается; время от времени доносились возгласы тархана: «Живьем! Живьем хватайте!» Каким бы ни был этот бой, длился он недолго. Шум стих. Потом Джил увидела, что тархан возвращается к хлеву; за ним шли одиннадцать человек и тащили одиннадцать связанных гномов (убили остальных или те разбежались, осталось неясным).

– Бросьте их в святилище Таш! – сказал Ришда-тархан.

И вот одиннадцать гномов, одного за другим, кого швырнули, кого запихали в темный проем. Дверь снова заперли, и Ришда, низко склонившись перед ней, провозгласил:

– Этих карликов, о владычица моя Таш, также приношу тебе в жертву всесожжения!

И все тархистанцы стали ударять саблями о щиты и взывать:

– Таш! Таш! Великая Таш! О, Таш неумолимая! (Весь вздор про Ташлана уже забыли.)

Небольшой отряд у белого камня наблюдал за происходящим. Они тихо перешептывались между собой. Обнаружив ручеек, тонкой струйкой стекавший из-под камня, все с жадностью напились из него: Джил, Поггин и король с ладони, а четвероногие – лакая из небольшой лужицы у подножия. Казалось, что никогда в жизни они не пили такой вкусной воды! Они пили и радовались и не могли думать ни о чем другом.

– Нутром чую, – сказал Поггин. – Утро не наступит, как все мы, один за другим, будем за этой черной дверью. Я могу придумать сотню смертей, и все лучше этой.

– В самом деле, эта дверь ужасна, – сказал Тириан. – Она больше похожа на пасть.

– Неужели мы ничего не можем сделать? – сказала Джил дрожащим голосом.

– Не горюй, мой славный друг, – отвечал Алмаз, ласково трогая ее носом. – Быть может, для нас это дверь в страну Аслана и мы нынче же будем пировать за его столом.

…Ришда-тархан медленно вышел вперед и повернулся к белому камню.

– Слушайте меня! – крикнул он. – Если кабан, собаки и единорог сдадутся на мою милость, я сохраню им жизнь. Кабана отправят в сады Тисрока и посадят там в клетку, собак – в конуры Тисрока. А единорогу я отпилю рог, и он будет возить повозку. Но орел, дети и тот, кто был королем, будут принесены в жертву Таш этой ночью.

Лишь грозное рычание раздалось в ответ.

– Вперед, воины! – сказал тархан. – Зверей убить, двуногих взять живьем.

Началась последняя битва последнего короля Нарнии.

Надежды на победу не было. Не только потому, что врагов было неизмеримо больше, но, главное, из-за их копий. У первых тархистанцев, тех, что были с Обезьяном вначале, копий не было: они проникали в Нарнию по одному, по двое, выдавали себя за мирных торговцев и, конечно, не могли взять с собой копий – ведь их нелегко спрятать. Эти же тархистанцы явились позже, когда Обезьян уже вошел в силу, и могли идти открыто. Копья все меняли. Если быть проворным и не терять самообладания, длинным копьем можно убить кабана прежде, чем он достанет вас клыками, и единорога прежде, чем он пронзит вас рогом. И вот теперь ровный ряд копий надвигался на Тириана и его последних друзей. Через мгновение они уже бились за свою жизнь.

В некотором смысле это совсем не так плохо, как можно вообразить. Когда каждый ваш мускул в напряжении, когда вы то пригибаетесь, чтоб увернуться от копья, то прыгаете через него, ныряете вперед, отскакиваете назад, крутитесь на месте – у вас просто не остается времени на страх или отчаяние. Тириан знал, что теперь он никому не может помочь – все они обречены. Он мельком видел то поверженного кабана, то яростного Алмаза. Краем глаза он заметил, что огромный тархистанец куда-то тащит Джил за волосы. Но думать об этом он не мог. Он думал лишь о том, как бы подороже продать свою жизнь.

Хуже всего было то, что он никак не мог сохранить свою позицию у белого камня. Когда человек дерется разом с полдюжиной врагов, он использует любую возможность поразить противника и стремительно бросается всякий раз, когда видит незащищенную грудь или шею. Несколько ударов – и вы уже очень далеко от прежнего места. Тириан вскоре обнаружил, что все время отступает вправо, то есть к хлеву. Мелькнула мысль, что очень важно держаться от него подальше. Но он не мог вспомнить почему. И сделать ничего не мог.

Неожиданно все стало очень отчетливым. Он увидел, что дерется с самим тарханом. Костер (вернее, уже одни уголья) был прямо перед ним. А за спиной – открытая дверь. Два тархистанца стояли наготове, чтобы захлопнуть ее, как только он окажется внутри. Он вспомнил все и понял, что враги специально теснили его к хлеву. Подумав об этом, он стал биться с тарханом изо всех сил.

Тут новая мысль пришла ему в голову. Он бросил меч, нырнул вперед (ятаган просвистел у него над головой), схватил тархана за пояс и прыгнул в хлев с криком:

– Иди же и встреться с Таш сам!

Раздался оглушительный грохот. Как в тот раз, когда в хлев кинули Обезьяна, земля задрожала и что-то ослепительно вспыхнуло. Тархистанские солдаты завопили: «Таш! Таш!» – и в ужасе захлопнули дверь: если Таш захотела получить самого командира, пусть получит. Они-то уж, во всяком случае, с Таш встречаться не хотели.