Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод), стр. 162

– Оставьте меня, – проворчал Хитр. Однако выпрямился и громко начал: – Слушайте вы, все. Случилось ужасное. Гнусное. Гнуснейшее из всего, что когда-либо происходило в Нарнии. Аслан…

– Ташлан, дурак, – прошептал Ришда.

– То есть Ташлан, конечно, – сказал Обезьян, – жутко сердит.

В страшной тишине звери ждали, что за новые испытания готовят им. Шестеро в укрытии затаили дыхание.

– Да, – сказал Обезьян, – вы и представить себе не могли, что кто-то осмелится на такое, пусть даже и за тысячу миль отсюда. Да еще в то самое время, когда Сам Ужасный среди нас – здесь, в хлеву, позади меня. Какой-то гнусный зверь нарядился в львиную шкуру и бродит здесь неподалеку, выдавая себя за Аслана!

Джил подумала, что Обезьян помешался. Он что, собирается рассказать всю правду? Послышалось рычание, полное ужаса и гнева: «Кто он? Где он? Попадись он мне в зубы!»

– Его видели прошлой ночью, – провизжал Обезьян, – но он удрал. Это осел! Обычный жалкий осел! Если вы увидите этого осла…

– Р-р-р-р! – рычали звери. – Лучше ему нам не попадаться!..

Джил поглядела на короля: он открыл рот, лицо его исказил ужас. И тут она поняла всю дьявольскую хитрость врагов: небольшая примесь правды только укрепила ложь. Бесполезно теперь говорить зверям, что осла нарядили в львиную шкуру, чтобы обмануть их. Обезьян скажет: «Вот, об этом я вам и говорил». Что толку показывать Лопуха? Они разорвут его в клочья.

– У нас выбили из рук оружие, – прошептал Юстэс.

– У нас выбили из-под ног землю, – произнес Тириан.

– Проклятые умники! – сказал Поггин. – Готов поклясться, эта новая ложь – дело Рыжего!

Глава десятая

Кто войдет в хлев

Джил почувствовала, что кто-то щекочет ей ухо. Это единорог Алмаз шептал что-то мягкими лошадиными губами. Как только она поняла, что он говорит, она кивнула и на цыпочках вернулась к Лопуху. Быстро и бесшумно она разрезала последние веревки, еще державшие львиную шкуру. Ему нельзя было оставаться в таком виде после того, что сказал Обезьян. Она попыталась спрятать шкуру куда-нибудь подальше, но удалось лишь запихать ее поглубже в густые кусты. Потом она знаками поманила Лопуха за собой, и они присоединились к остальным.

Обезьян продолжал:

– После этого безобразия Аслан… то есть Ташлан рассердился еще сильнее. Он сказал, что был слишком добр к вам, выходя каждую ночь. Вот! Он больше не выйдет.

Вой, мяуканье, хрюканье и визг раздались в ответ. Но неожиданно сквозь эти звуки прорвался громкий смех и совершенно иной голос.

– Только послушайте, что говорит эта обезьяна! – выкрикнул он. – Мы-то знаем, почему они не будут выводить своего драгоценного Аслана. Я вам скажу почему: потому что его у них нет. У них не было ничегошеньки, кроме старого осла в львиной шкуре. Теперь они и этого потеряли и не знают, как быть.

Тириан не мог разглядеть лиц по ту сторону костра, но догадался, что это Гриффл, главный гном. И совершенно убедился в этом, когда множество гномьих голосов подхватили:

– Не знают, как быть! Не знают, как быть! Не знают, как бы-ы-ы-ыть!

– Молчать! – загремел Ришда-тархан. – Молчать, дети грязных псов! Слушайте меня, вы, нарнийцы, или я прикажу моим воинам успокоить вас саблями. Досточтимый Хитр уже сказал вам про гнусного осла. И вы вздумали, глупцы, что в хлеву нет настоящего Ташлана, да? Берегитесь!

– Нет! Нет! – закричали почти все, но гномы ответили:

– Верно, черномазый, верно. Давай, обезьяна, показывай, что там у тебя в хлеву. Увидим – поверим.

Когда они затихли, Обезьян сказал:

– Вы, гномы, считаете себя самыми умными! Не торопитесь. Я не говорил, что вы не можете видеть Ташлана. Каждый, кто захочет, может его увидеть.

Собрание на минуту затихло. Потом медведь заговорил, медленно и смущенно.

– Я вот не понимаю, – проворчал он. – Я думал, вы сказали…

– Он думал! – передразнил Хитр. – Как будто то, что творится в твоей башке, можно назвать думаньем. Слушайте, вы. Каждый может видеть Ташлана. Но он не выйдет. Вы должны сойти к нему.

– О, спасибо, спасибо! – послышалось со всех сторон. – Мы этого и хотели! Мы можем войти и говорить с ним лицом к лицу! Какой он добрый, теперь все будет как в старое время! – Птицы защебетали, собаки оживленно залаяли, началась суматоха. Звери хлынули вперед, пытаясь все разом войти в хлев. Но Обезьян закричал:

– Назад! Тихо! Не так скоро!

Звери замерли на ходу – у кого лапа застыла в воздухе, у кого замер хвост, которым он начал было от радости вилять. И все повернули головы в одну сторону.

– Я думал, вы сказали… – начал медведь, но Хитр перебил его.

– Каждый может войти, – сказал он. – Но только по одному. Кто первый? Между прочим, он не сказал, что настроен по-доброму. Он не раз облизнул губы с тех пор, как проглотил ночью проклятого короля. Он ворчал все утро. Самому-то мне не очень хочется входить. А вам – как угодно. Кто пойдет первым? Не пеняйте на меня, если он проглотит вас или испепелит взглядом. Это ваши трудности. Итак! Кто первый? Может, кто из вас, а, гномы?

– Дилли-дилли, чтоб нас там убилли! – презрительно усмехнулся Гриффл. – Откуда мы знаем, что у вас там?

– Хо! – воскликнул Обезьян. – Ты уже думаешь, что там что-то есть! А вы, звери, только что тут шумели, буянили. Что это вы вдруг онемели? Ну, кто первый?

Звери стояли, переглядываясь, а потом медленно попятились от хлева. Хвостом почти никто уже не махал. Обезьян прошелся вразвалку.

– Хо-хо! Я думал, вы рветесь увидеть Ташлана! – довольно хихикнул он. – Передумали, а?

Тириан наклонился к Джил – она что-то шептала ему на ухо.

– Как вы думаете, что в хлеву на самом деле? – спросила она.

– Кто его знает? – ответил Тириан. – Скорей всего два тархистанца с саблями по обе стороны двери.

– А вам не кажется… – сказала Джил. – Может, это… знаете… эта ужасная, которую мы видели?

– Сама Таш? – прошептал Тириан. – Неизвестно. Но мужайся, дитя, все мы меж лап настоящего Аслана.

Тут случилось нечто совершенно неожиданное. Рыжий кот произнес чистым холодным голосом без тени волнения:

– Я войду, если хотите.

Все уставились на кота.

– Заметьте, какая хитрость, государь, – шепнул королю Поггин. – Этот проклятый кот с ними заодно, можно сказать, в самой середке заговора. Готов поспорить, что бы там в хлеву ни было, он выйдет целехонький и соврет, будто видел какое-нибудь чудо.

Тириан не успел ответить. Обезьян велел коту выйти вперед.

– Хо-хо! – сказал он. – Значит ты, нахальная киска, хочешь взглянуть на него лицом к лицу? Что ж, вперед! Я открою тебе дверь. Если он напугает тебя до смерти, я ни при чем. Сам напросился.

Кот чопорно и важно покинул свое место, держа хвост трубой; ни один волосок не шевельнулся на его лоснящейся шкуре. Он прошел так близко от костра, что Тириан, прижавшийся спиной к стене хлева, мог взглянуть ему прямо в глаза. Большие, зеленые, они ни разу не мигнули. («И в ус не дует, – пробормотал Юстэс. – Знает, что бояться нечего».) Обезьян, ухмыляясь и гримасничая, прошаркал к хлеву вместе с котом… поднял лапу… откинул засов и открыл дверь. Тириану показалось, что кот мурлычет, входя в темный проем.

– Ай-яи-ауии! – Дикий кошачий вопль заставил всех подскочить. Вам, наверное, случалось просыпаться ночью оттого, что коты дерутся на крыше; тогда вы знаете, как они вопят.

Этот вопль был хуже. Со страшной скоростью кот выскочил из хлева, сбив Обезьяна с ног. Если б вы не знали, что это кот, вы решили бы, что это рыжая молния. Он мчался обратно в толпу. Звери шарахались от него во все стороны – кому охота встретиться с обезумевшим котом? Он взлетел на ближайшее дерево, юркнул на ветку и свесил голову вниз. Хвост его распушился, глаза горели зеленым огнем, шерсть встала дыбом.

– Я отдал бы свою бороду, – прошептал Поггин, – чтобы узнать, притворяется эта скотина или он впрямь увидел внутри что-то страшное.

– Тише, друг, – сказал Тириан, потому что хотел услышать, о чем шепчутся тархистанец с Обезьяном, но до него донеслось только хныканье: «Моя голова, ох, моя голова». Однако по интонациям он понял, что эти двое почти так же удивлены, как и он сам.