Хозяйка Рима, стр. 16

— Да, не слишком большая потеря будет для тебя, — насмешливо отозвался Арий, — протухшей бочки жира.

Заметив, как нему приблизились подручные Галлия, он крепко зажмурил глаза.

В ту ночь он спал на животе. Спина его почти до самых костей была раскроена безжалостными ударами веревки, вымоченной в рассоле. Когда его благодушие сменилось болью, он представил себе, как ему на лоб ложится прохладная ласковая рука и нежный голос успокаивает и погружает в приятный сон.

В ту осень Колизей простоял пустым, и бойцы из крупных гладиаторских школ отдыхали и предавались радостям жизни. Но поединки перенеслись на улицы, и в гуще каждого поединка оказывался знаменитый Варвар.

Были в городе ветхие арены, где песок был грязным и поросшими сорной травой. Трибуны здесь были забиты до отказа подонками из римских трущоб, вертлявыми людьми с бегающими взглядами, людьми, которые рукоплескали лишь в тех случаях, когда проливалась кровь, и никогда не даровали жизнь храбрым, но неудачливым гладиаторам. Но когда Варвар одним ударом меча разрубил напополам гиганта-испанца, они с ревом вскочили со своих мест и устроили бурю оваций и, подобно морю, выплеснулись на арену.

Были убогие таверны, где со столов убирали посуду лишь затем, чтобы можно было вытащить из столешницы ножи, а тела убитых неудачников сбрасывали в Тибр. Когда Варвар вонзил пару ножей прямо в нос какому-то италийскому моряку, поклонники буквально залили его по уши вином и носили по всей таверне на руках.

Были в районах трущоб переулки, где народ устраивал импровизированные арены, отгораживая их воткнутыми в песок ножами, и на этих аренах уличные бойцы убивали друг друга за пригоршню медных монет. Как-то раз Варвар сошелся в поединке с тремя братьями из Субуры, мастерски владевших ножом. Когда все трое лежали бездыханными на песке, он вонзил кинжал в ногу одному из оскорбивших его зрителей.

Он сражался, когда на его искалеченную острогой руку, в которой он держал меч, набросили петлю, когда рукояткой ножа ему сломали два пальца, когда его на время лишила зрения рана на лбу, обильно залив кровью лицо. Он сражался, когда еще плохо срослись сломанные кости и порванные связки, когда на теле оставались жуткие черные синяки и ожоги от факелов. Он сражался с мечом и щитом, сражался, зажав в руке кинжал или рыбацкую сеть, сражался голыми руками. Одним теплым осенним днем он показал, на что способен даже безоружным, когда большими пальцами рук раздавил сопернику дыхательное горло.

Арий Варвар был любимцем толпы, легендой городских трущоб. Римский плебс безропотно отдавал Галлию последние деньги, до отказа заполняя шаткие трибуны, и неотступно следовал за своим героем. Римляне говорили своим детям, что он дьявол. Они пересчитывали его шрамы и вели учет его победам. Они вопили от восторга и трепетали от ужаса, но всякий раз возвращались, чтобы вновь разразиться истошными криками. Они таскали его, усталого и забрызганного кровью, в таверны, где на него проливались настоящие водопады вина и гроздьями вешались проститутки, где он угрюмо молчал, одиноко сидя в углу, и выходил из состояния сонного оцепенения лишь затем, чтобы наброситься на очередного поклонника, проявившего излишнюю назойливость.

Черный демон в голове Ария весело носился по рекам крови и издавал радостный клекот.

Глава 5

Тея

— Императрица? — услышала я сквозь обильные заросли зеленых кустарников в саду звучный голос сенатора Марка Норбана. — Нет, Лепида, мне ничего не известно о том, что ее восстанавливают в прежнем статусе.

— Но ты же знаешь об императорском семействе буквально все, — обольстительным тоном проворковала моя хозяйка. Я стояла на четвереньках и скоблила плитки фонтана и потому не могла видеть ее лица, однако живо представила себе то выражение, с которым Лепида смотрела на своего нареченного жениха… — Поэтому расскажи мне…

Прогуливаясь, они направились в другой конец сада, но мне по-прежнему было слышно каждое их слово. Марку Норбану, по всей видимости, было уже почти пятьдесят лет, но у него был красивый звучный голос, приученный долетать до самых дальних уголков Сената.

— Я советовал достичь примирения. Императрица пользуется любовью народа, и благодаря ее добродетельной репутации никто не поверит в то, что она изменила императору. За исключением разве что самого императора.

— А как же Юлия? Говорят, что у нее нелады с мужем, неужели они разведутся?

— Нет, — коротко ответил Марк. — Юлию… скажем так, отличают странности. Она хрупкая и болезненная. Ей нужен защитник, покровитель. Она какое-то время пыталась найти его во мне, после того как умер ее отец, но я слишком стар.

— Неправда, ты в самом расцвете лет! — со смехом возразила Лепида, хотя ей было прекрасно известно о том, что Марку сорок шесть лет.

— Нет, что ты, я стар! — запротестовал Марк неожиданно серьезным тоном. — Неужели тебе хочется выйти за меня замуж, Лепида?

Эти слова разожгли во мне еще большее любопытство. Я вынула руки из фонтана и, осторожно просунув нос сквозь заросли кустов, сумела разглядеть роскошные черные волосы моей хозяйки и орлиный профиль Марка на уровне ее лица. Подобно своему царственному деду Августу он был не очень высок.

— Ты же знаешь, тебе не обязательно выходить за меня замуж, — произнес он, когда Лепида собралась что-то сказать. — Я стар, уродлив, горбат и не готов менять давно сложившиеся привычки. Нет, нет, не перебивай меня. Я провел полжизни в Сенате, а другую половину — в библиотеке. Я пишу трактаты, ненавижу пиры, у меня есть сын, который на два года старше тебя. Разумеется, я не пара для такой прелестной юной девушки, как ты.

— Я давно хотела спросить, Марк… Почему ты решил жениться снова? — Тон Лепиды был приторно-застенчивым, но я прекрасно знала, что ей до смерти хочется услышать ответ. — После стольких лет развода?

— Скажу честно, предпочитаю одиночество, — ответил Марк. — Даже будь это не так, нашлось бы не слишком много женщин, готовых сочетаться браком с такой старой развалиной, как я.

Мне стало любопытно: в юности он также страдал от своего уродства? И страдает ли сейчас?

— Но с твоим высоким титулом, твоей образованностью, твоим высокородным происхождением?..

— Ах да, мое происхождение, — отозвался Марк Норбан, и в его голосе прозвучала нотка горького сарказма. — Императорская кровь, текущая в моих жилах, возможно, несколько незаконна, но я последний из оставшихся в живых внуков императора Августа. Император Тит считал, что я не представляю для него угрозы, однако его брата отличает куда более подозрительная натура. Домициану нравится ставить меня в неловкое положение. А надо сказать, что существует не слишком много способов поставить холостяка в неловкое положение, и один из них — вынудить его жениться. — Марк учтиво поклонился. — Особенно на такой прекрасной девушке, как ты, которой больше подошел бы в мужья человек гораздо моложе меня.

Я отлично поняла истинный смысл этих льстивых слов. Каким образом удержать в подчинении подозрительного соперника? Лучший способ — сознательно унизить его, а самый верный способ унизить гордого аскета-сенатора, это навязать ему в жены капризное юное создание. Найдется немало зрелых мужчин, готовых взять в жены пятнадцатилетнюю девушку, как бы ни потешался над ними весь Рим, но только не человек вроде сенатора Норбана. Раньше никому бы и в голову не пришло посмеиваться над сенатором Норбаном, но теперь, после волеизъявления самого императора, Марку Вибию Норбану не избежать насмешек.

Лепида, конечно же, не уловила истинного смысла слов сенатора.

— Значит, это император выбрал меня тебе в жены? — спросила она, и я уловила в ее голосе радость от такой любезности властителя Рима. — Что ж, если он этого хочет…

— Нет, — тон Норбана сделался серьезным. — Если ты предпочтешь другого… я пойму твое желание… и откажусь от этого брака.