Хозяйка Рима, стр. 111
Однако он был еще жив. Потому что он не мог умереть. Он должен услышать мой рассказ, после чего он поцелует мне ноги и сделает меня госпожой и богиней, потому что лишь благодаря мне он останется жив.
Снаружи послышались чьи-то быстрые шаги. Я крикнула и стукнула ногой о дверь. Раздался царапающий звук, а затем мне в глаза больно ударил яркий свет — это кто-то открыл дверь. От неожиданности я заморгала, а когда глаза мои привыкли к свету, то увидела перед собой круглое лицо придворного астролога. Несс.
— Во дворце столько кладовых и чуланов, — произнес он бесстрастным тоном. — Я заглянул уже по меньшей мере в добрую сотню.
— Живо развяжи меня!
Несс вытащил у меня изо рта кляп, и я сплюнула.
— Где император? У меня есть сведения о заговоре. В нем замешана императрица и этот его драгоценный Викс.
— Ганимед, — произнес Несс.
— Что?
Несс слегка ослабил веревки у меня на запястьях. Для меня сейчас самое главное пробиться к Домициану. И тогда мои враги — и Тея, и Арий, и Викс, и Марк, и Павлин — к утру уже будут все как один закованы в цепи.
— Ганимед. Ты помнишь его?
— Кого я должна помнить?
Прежде чем я смогла сообразить, что происходит, он сомкнул пальцы у меня на шее.
— Несс, — прохрипела я, но его пальцы пережали мне горло.
— Ганимед. — Он прижал меня спиной к стене и сдавил сильнее. — Ганимед.
Я попыталась расцепить его пальцы и сломала при этом два ногтя. Он дорого мне за это заплатит…
— Ганимед, — его лицо оставалось холодным, словно мрамор. Его пальцы, подобно раскаленному железному обручу, все сильнее сдавливали мне горло. — Ганимед.
Мои ногти оставили у него на руке кровавые следы, мои руки напрасно пытались оттолкнуть его прочь, а тем временем глаза мне постепенно застилала тьма. Но будем надеяться, что сейчас сюда подоспеют стражники, они убьют Несса, отведут меня к императору… Но тут мои волосы, словно змеи, рассыпались по плечам. Неужели я предстану перед императором в таком виде?
— Ганимед… — прошипел Несс, — Ганимед.
Мое горло горело огнем, по телу пробегали жгучие искры боли. Нет, не может быть, это происходит не со мной. Ведь я Лепида Поллия, госпожа и богиня Рима. Я была прекрасна, и Фортуна благоволила мне.
— Ганимед.
Я ощущала, как моя кровь пытается пробиться по жилам, сдавленным его цепкими пальцами.
— Ганимед, — повторил Несс. По его рукам из оставленных мною царапин капает кровь. Я из последних сил пытаюсь отцепить его пальцы, и красный лак моих ногтей смешивается с кровью из его ран.
Я собираю в кулак последние силы и кричу. Но никакого крика не слышно — ничего, кроме сдавленного хрипа. В глазах у меня темнеет, а члены немеют.
— Ганимед, — шепчет Несс.
Я обессилено приваливаюсь к стене, чувствуя, как язык безвольно вываливается у меня изо рта. Перед глазами расцветают черные цветы, и сквозь них я смутно различаю искаженное лицо астролога.
— Кто, — пытаюсь сказать я, — кто?
Но в легких уже не осталось воздуха.
Кто такой Ганимед?
Глава 35
Марк шел домой, и каждый его нетвердый шаг отдавался в голове мыслью: «Мой сын мертв».
Он был не в силах вернуться домой и томиться ожиданием, пока Тея и Арий отправились в императорский дворец, и поспешил найти предлог, чтобы ждать у дворцовых ворот. Так он оказался в числе тех, кто стал первыми свидетелями пролитой крови. В числе тех, чьим глазам предстала зияющая рана в горле Павлина, его безвольно распластавшееся тело, его бессильно откинутая рука.
— Оставь его, Марк, — распорядилась императрица. — Мы похороним его как героя. Как друга Домициана, который пожертвовал собственной жизнью, спасая жизнь императора.
Павлин мертв.
Марк несколько мгновений смотрел на ворота собственного дома и не узнавал. Наконец он положил руку на задвижку и, проковыляв через сад, вошел в темный пустой вестибюль.
Павлин мертв.
Он попытался выбросить эту мысль из головы, и взгляд его упал в атрий. Там, в лунном свете, у колонны, застыла одинокая фигура.
— Кальпурния?
Она тотчас испуганно обернулась к нему. Глаза ее казались огромными колодцами на белом как мел лице.
— Марк, — прошептала Кальпурния. — О боги, Марк!
Сделав ему навстречу три шага, она бросилась ему на шею.
Он открыл рот, чтобы все ей рассказать, однако вдохнул букет ее запахов: аромат трав, мяты, свежеиспеченного хлеба, но уже в следующее мгновение боль дала о себе знать, наполняя собой все его существо, и он испугался, что умирает. Он зарылся лицом в ее плечо и лишь смутно слышал, как она отослала рабов.
— Все в порядке, с тобой все в порядке, — ее руки крепко сомкнулись у него на шее, а ее щека плотно прижалась к его щеке. — Я отказывалась верить, я ждала все это время… я не знала, что ты тоже там, и я ничего не хочу знать. Но с тобой все в порядке, ты жив, и это самое главное. О боги, Марк, только не покидай меня!
Она осыпала поцелуями его губы, его руки, его глаза.
— Только не покидай меня снова. Мне этого не вынести!
Она продолжала целовать его, и каждое прикосновение ее губ отгоняло прочь очередную частичку боли.
Марк медленно поднял руки и взял ее лицо в свои ладони.
— Ты плачешь? — Ощутив привкус соли на его щеках, Кальпурния слегка отстранилась от него. — В чем дело?
— Павлин… Павлин… — он наконец нашел в себе силы произнести страшные слова. — Он мертв. Мой сын мертв.
— Мертв? — Кальпурния вздрогнула. — Что ты хочешь сказать?
— Он убит. Император тоже, — упавшим голосом добавил Марк.
— Но Павлин! — Кальпурния в ужасе прикрыла ладонью рот. — О боги! Марк, я не знала… — Она прильнула к нему. — Прости, я не знала…
— Мне предложили… — он недоговорил и посмотрел на нареченную своего мертвого сына: Кальпурния прижалась к нему и обняла за шею. Теперь ему ничто не мешало сделать ей предложение. Когда же он успел влюбиться в нее?
Он провел пальцем по ее широкому ясному лбу.
— Как ты смотришь на то, чтобы стать императрицей?
— Что?
— Мне предложили императорский венок, Кальпурния. Императрица предложила его мне еще до того, как все случилось, но из-за Павлина я отказался. Потому что для императора на первом месте империя, а семья на втором. Своего наследника он должен усыновить, если хочет, чтобы в будущем Рим получил достойного преемника. А такая система никогда не будет работать, если у императора имеются собственные сыновья, которые могут проникнуться к приемному сыну ревностью и попытаются сами наследовать трон.
— Теперь у тебя нет сыновей, — сказала ему императрица у тела Павлина. — Усынови того, кто способен стать твоим преемником. Усынови, и пурпурная мантия твоя.
— Марк! — Кальпурния нежно поцеловала его. — Марк, что с тобой?
— Ничего, — он покачал головой. — Кальпурния, я хотел бы побыть один. Ты не…
Не говоря ни слова, она тотчас разжала объятия и отстранилась от него. Впрочем, всего на шаг, и вздумай он вновь произнести ее имя, как она тотчас снова бросилась бы ему на шею.
Марк Норбан опустился на мраморную скамью.
— У тебя всего час, — сказа ему императрица. — В течение этого часа мы должны получить нового императора. Будь это ты или кто-то другой.
Половина этого часа уже истекла. Марк задумчиво сложил руки.
Император Марк Вибий Август Норбан.
Даже нося в себе неизбывное горе, он еще проживет не один десяток лет. Этого времени хватит, чтобы навести в империи порядок и передать власть одаренному и энергичному преемнику. Этого времени хватит, чтобы смягчить жестокие законы об измене, наладить отношения с Сенатом, построить памятники и храмы, чтобы Рим стал красивейшим городом в мире. Труд — тяжкий труд, потребуются долгие годы, чтобы дурные времена наконец оказались забыты. Нет, он вполне мог бы прожить отпущенные ему годы, служа империи.
Император Марк Август. Обитать внутри высоких дворцовых стен в окружении верной стражи, обращаться к Сенату из центра зала, а не с задних рядов, благосклонно принимать ликующие крики толпы, восседать в пурпурных одеяниях во время триумфов и игр. Трудиться при свете ламп по ночам, чтобы укрепить денежную систему, расширять границы, строить акведуки. Мужчина без жены — странно, что он завел этот разговор, потому что молодая здоровая жена наверняка родит ему детей, сыновей, которые захотят унаследовать империю. Мужчина, у которого подрастает дочь, которая — ради укрепления союза — будет вынуждена выйти замуж за усыновленного преемника, человека по меньшей мере в три раза ее старше. Марк Август Цезарь, двенадцатый император Римской империи, тот, кого будут бояться при жизни, которому будут поклоняться после смерти, увековеченный в мраморе в назидание потомкам.