Это время, стр. 2
МАРК ШАГАЛ
Он стар
и похож на свое одиночество.
Ему рассуждать о погоде
не хочется.
Он сразу — с вопроса:
— А Вы не из Витебска?..—
Пиджак старомодный
на лацканах вытерся…
— Нет, я не из Витебска…—
Долгая пауза.
А после — слова
монотонно и пасмурно:
— Тружусь и хвораю…
В Венеции — выставка…
Так Вы не из Витебска?..
— Нет, не из Витебска…—
Он в сторону смотрит.
Не слышит,
не слышит.
Какой-то нездешней далекостью
дышит.
Пытаясь до детства
дотронуться бережно…
И нету ни Канн,
ни Лазурного Берега,
ни нынешней славы…
Светло и растерянно
он тянется к Витебску,
словно растение.
Тот Витебск его —
пропыленный и жаркий —
приколот к земле
каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти,
моленья и ярмарки.
Там зреют
особенно крупные яблоки,
и сонный извозчик по площади катит…
— А Вы не из Витебска?.. —
Он замолкает.
И вдруг произносит,
как самое-самое,
названия улиц:
«Смоленская»,
«Замковая».
Как Волгою
хвастает Видьбой-рекою
и машет
по-детски прозрачной рукою…
— Так Вы не из Витебска…
Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой
возвращаться…
Деревья стоят
вдоль дороги навытяжку.
Темнеет…
И жалко,
что я не из Витебска.
"Непонятны голоса Галактик..."
Непонятны
голоса Галактик,
различимые едва-едва.
Непонятно,
кто и как наладит
производство антивещества.
Смотрит в небо жерло телескопа,
от земных волнений
отстранясь.
Звезды
мы поймем еще не скоро,—
слишком далеко
они
от нас!..
А на кухне
в крутобокой миске
тесто ждет,
чтоб хлынуть через верх…
Женщина хлопочет.
Самый близкий,
самый непонятный
человек.
"Вновь нахлынул северный ветер..."
Вновь нахлынул
северный ветер.
Вновь весна
заслонилась метелью…
Знаешь,
понял я, что на свете
мы
не существуем отдельно!
Мы уже —
продолженье друг друга.
Неотъемлемы.
Нерасторжимы.
Это — трудно
и вовсе не трудно,
Может,
мы лишь поэтому
живы…
Сколько раз —
(я поверить не смею)
не случайно
и не на вынос
боль твоя
становилась моею,
кровь моя —
твоей становилась!..
Только чаще
(гораздо чаще!),
поднимаясь
после падений,
нес тебе я
свои несчастья,
неудачи нес
и потери.
Ты
науку донорства
знала,
ты мне выговориться
не мешала.
Кровью собственной
наполняла.
Успокаивала.
Утешала…
Плыл закат —
то светлей, то багровей…
И с годами
у нас с тобою
стала общею —
группа крови,
одинаковой —
группа боли.
"Ковентри, Герника, Орадур..."
Ковентри,
Герника,
Орадур.
Это ветер памяти подул…
Кто забыл
про эти города,
пусть не удивляется,
когда
небо полыхнет над головой,
вскрикнет и обуглится земля,
будут слезы — зря,
и стоны — зря,—
мертвым
позавидует
живой!
«Да за что?!
Да я-то тут при чем?!.»
…Потерявший память —
обречен.
ПЕНСИОНЕР
Он во дворе,
машинами пропахшем,
пасет внучат, пока не надоест.
Ему кричат таксисты:
«Эй, папаша! Скажи, будь другом,
где шестой подъезд?..»
Он о футболе
говорит со мною.
Он кажется худее
со спины…
…За этою невзрачною
спиною —
две
революции
и три
войны.