Тайна гибели Лермонтова. Все версии, стр. 91

Давайте посмотрим, насколько подобные соображения соответствуют истине. Думается, освятить квартиру было вполне законным желанием хозяина, боявшегося, что нахождение в ней покойника, умершего «неправильной», с точки зрения церкви, смертью, отпугнет будущих постояльцев. А насчет «оргий» вполне мог придумать и рассказывавший о том священник Василий Эрастов – как мы знаем, он очень не любил Лермонтова. Все же прочие действия Чилаева никак не бросают на него тени.

Кстати сказать, воспоминания Чилаева, при всей их немалой ценности, грешат все же рыхлостью и фрагментарностью, чего, конечно, не наблюдалось бы, записывай Чилаев все события, встречи, разговоры регулярно – для передачи «кому следует». И наконец, по поводу сохраненных документов. Явно много лет спустя, когда дела в комендатуре уничтожали за истечением срока хранения, Чилаев забрал те, что относились к Лермонтову. И наверное, будь в них что-либо опасное для него, просто сжег бы целиком. И уж конечно, не стал бы отдавать их кому бы то ни было…

Можно полагать, что сведения, сообщенные Чилаевым, намного достовернее, чем исходящие от других старожилов Пятигорска. Во-первых, он был ближе всех других мемуаристов к официальным сферам, где события, связанные с Лермонтовым и его поединком, обсуждались достаточно серьезными людьми. Во-вторых, в отличие от других «вспоминателей», которые, как правило, либо пытались что-то скрыть, как Васильчиков и Эмилия Шан-Гирей, либо старались преувеличить свою близость к Лермонтову, как Раевский и Карпов, Василий Иванович имел возможность быть в отношении поэта максимально объективным. И самое главное, его освещение событий в подавляющем большинстве случаев совпадает с тем, которое находим в других источниках. А это – лучшее свидетельство их достоверности.

Служили курорту

Теперь настала пора поговорить о медиках, занимавшихся лечением приезжей публики. В разные времена на курорте работало ежегодно от двух до трех десятков врачей, как правило, приезжавших на летний сезон.

Самой заметной фигурой среди медиков в первой половине XIX столетия был, бесспорно, Федор Петрович Конради (1775–1848), занимавший пост главного врача Кавказских Минеральных Вод. «Формулярный список» доктора, разысканный в архивах, позволяет назвать основные вехи его биографии.

Федор Петрович учился в лучших университетах Германии – Геттингенском, Иенском, Гальском. Получив в 1796 году звание доктора медицины, практиковал в различных городах земли Ганновер. В 1805 году был приглашен в Россию – лечить князя Лопухина. Здесь он получил вторую профессию – акушера. Был избран членом научных обществ. Имел поначалу богатую частную практику, затем перешел на государственную службу. 28 октября 1824 года он был официально назначен главным врачом курортов.

Конради снискал среди больных репутацию замечательного практического врача – за лечебной помощью и советами к нему обращалось множество приезжих, и он никому не отказывал. Федор Петрович внимательно следил за использованием минеральных вод при лечении различных заболеваний. Результаты своих наблюдений он изложил в книге «Рассуждения об искусственных минеральных водах с приобщением новейших известий о Кавказских минеральных источниках». Свой дом, расположенный в самом центре Пятигорска, напротив входа в «Цветник», Конради сделал центром культурной жизни города – в нем было богатое собрание картин, музыкальные инструменты – и то и другое привлекало сюда многих приезжих, которые могли проводить здесь время интересно и содержательно. Есть неподтвержденные сведения, что гостем Конради бывал и М. Ю. Лермонтов.

Яков Федорович Ребров, родной брат уже знакомого нам Алексея Федоровича, тоже был очень известной фигурой, поскольку являлся главным врачом пятигорского военного госпиталя. Писарь военной комендатуры К. И. Карпов, хорошо известный «фантазиями на лермонтовскую тему», в своих воспоминаниях представил доктора Реброва одним из тех, кто пытался примирить поссорившихся Лермонтова и Мартынова:

«Только что Лермонтов проснулся и не успел еще встать как следует с постели, к нему явился доктор. Он начал издалека: спросил о здоровье, потом сосчитал пульс и, подумав, начал советовать Михаилу Юрьевичу одеваться и тотчас же ехать в Железноводск.

Лермонтов просил отсрочить отъезд, но Ребров объявил ему решительно, что ежели тотчас же не будет исполнено его предписание, то он не только откажется давать ему советы и выпишет из числа своих больных, но и донесет об этом коменданту. Лермонтов, волей-неволей, подчинился, уехал в Железноводск и жил там в течение нескольких дней».

Этот эпизод от начала до конца выдуман Карповым. Мы хорошо знаем, что к моменту ссоры Лермонтов уже начал принимать ванны в Железноводске и 14 июля уехал туда продолжать лечение.

Фантазии Карпова относительно связей доктора Реброва с Лермонтовым подхватил Н. Раевский, чьи мемуары доныне считаются весьма важным источником сведений о последнем лете Лермонтова. На них, в частности, опирается очень серьезный исследователь жизни и творчества М. Ю. Лермонтова С. И. Недумов, который сообщает: «Я. Ф. Ребров много лет занимал должность главного доктора пятигорского военного госпиталя и, по-видимому, очень снисходительно и доброжелательно относился к военной молодежи, приехавшей в Пятигорск не столько для лечения, сколько затем, чтобы отдохнуть и развлечься после тяжелой фронтовой жизни. Один из пятигорских приятелей М. Ю. Лермонтова Н. П. Раевский, вспоминая впоследствии о своем пребывании в этом городе, рассказывал: „Зато и слава была у Пятигорска. Всякий туда норовил. Бывало, комендант вышлет к месту служения: крутишься, крутишься, дельце сварганишь – ан и опять в Пятигорск. В таких делах нам много доктор Ребров помогал. Бывало, подластишься к нему, он даст свидетельство о болезни. Отправит в госпиталь на два дня, а после и домой, за неимением в госпитале места. К таким уловкам и Михаил Юрьевич не раз прибегал…“ У нас нет причины не доверять этому рассказу. В те времена такого рода проделки не считались заслуживающими особенного порицания и довольно широко практиковались».

Легенда о частом обращении Лермонтова к Реброву за фальшивыми справками о болезни почему-то не смущает исследователей, хотя хорошо известно, что уже взрослым Михаил Юрьевич приезжал в Пятигорск четыре раза и при этом не имел необходимости обращаться к Реброву. Первый раз, в 1837 году, его официально направили лечиться на Воды из ставропольского госпиталя. Вторично, в июне 1840 года, он лишь кратковременно заглянул сюда по дороге. Третий его приезд, в августе того же года, тоже с лечением никак не был связан: вместе с группой других офицеров Лермонтов был отпущен на Воды для отдыха после тяжелых боев. А приехав в четвертый раз, весной 1841 года, Михаил Юрьевич, как известно, обратился за медицинским свидетельством к ординатору госпиталя Барклаю-де-Толли (1811–1879), которого знал по Московскому университету.

Этому же медику выпала печальная участь составлять свидетельство о смерти своего университетского однокашника. Что же касается его врачебного искусства, то о нем весьма скептически отзывался декабрист Н. Лорер: «По рекомендации моего товарища вскоре явился ко мне молодой человек, доктор, по имени Барклай-де-Толли. Я тогда же сказал моему эскулапу: „Ежели вы такой же искусник воскрешать человечество, каким был ваш однофамилец – уничтожать, то я поздравляю вас и наперед твердо уверен, что вылечусь“. К сожалению, мой доктор себя не оправдал впоследствии и, вероятно не поняв моей болезни, как бы ощупью, беспрестанно заставлял меня пробовать разные воды. Наконец опыты эти мне надоели, и я с ним простился».

Помощник главного врача военного госпиталя, Иван Ефимович Дроздов (1788–1868), тоже не должен пройти мимо нашего внимания. Сын священника, он готовился пойти по стопам отца. Но, будучи направлен в Московскую медико-хирургическую академию, стал военным врачом, почти вся жизнь которого оказалась связана с Кавказом.