Пионерский характер, стр. 11

Хорошо, что День птиц празднуют весной. Зима ещё прячет в глубине оврагов и в зарослях ельника клочья рыхлого, посеревшего снега, но весна уже бежит по земле весёлыми ручьями, гонит сок под корою деревьев, сдувает облака с синего тёплого неба.

В такой день пионерская республика вышла на главную улицу посёлка. Над улицей, похожей на аллею, взвилась широкая бумажная лента со словами: «Мы из Снегирии».

Впереди развевался флаг, всю зиму трепетавший над лесом. Он немного полинял, этот испытанный флаг, знакомый с метелями, дождями, ветром.

А ребята, что с гордостью несли его, может быть, впервые в своей жизни поняли, какое это счастье — чувствовать себя нужными и этой земле, и щедрому лесу, и высокому небу.

Станислав Романовский

Есть такая «пионерка»!

Море грохотало три дня и три ночи. Чёрно-зелёная вода вздымала гальку, мелкие камни, легко переворачивала с боку на бок крупные каменные глыбы, и в прибрежной степи, засаженной яблонями, виноградом и пшеницей, пахло морской свежестью.

Валы с громом разбивались о берег, вставали на дыбы скоротечной прозрачной стеной, и в этой стене от основания и до пенной вершины, как рыбы, играли камни и галька… А когда валы опадали, то далеко от них, дальше, чем сумела бы забросить рука ребёнка, летели камушки и могли поранить человека.

Вытирая с лица солёные брызги, грек Ян говорил:

— Море просит жертву.

Некогда Ян работал на сейнере, а сейчас наблюдал за порядком на пляже.

Но вот море успокоилось, утихло, налилось синевой. Изредка на берег наплывали волны и со звуком, похожим на всхлипывание, замирали. В такое время к морю приехали ребята из станицы Красноармейской, разбили палатку в стороне от пляжа, полюбовались неярким пшеничным солнцем, уходящим в солёную мглу, искупались в густой воде, в которой, как золотые медузы, качались звёзды, поужинали и легли спать.

Было прохладно. Володя Побожий лежал у сырой брезентовой стенки, обращённой к воде, всем собой слышал, как рядом дышит огромное существо — море, и думал о своей работе.

Эта крестьянская привычка была у его родителей, у всех, кто работает в колхозе, — думать о своём деле даже тогда, когда, казалось бы, и думать-то о нём не надо: всё думано-передумано. Это происходит потому, что люди живут на земле, а она, земля-матушка, трудится без передышки, в поте лица своего, в росе и туманах гонит в рост хлеба и травы, наливает сладостью виноград и яблоки. Её нельзя ни на час выключить, как станок, эту землю, она хлопочет, набирает силы и тогда, когда отдыхает, и как забыть про неё? Да никак. Тем более, что он, Володя Побожий, вместе со своими товарищами из четвёртой школы выращивает на этой земле новый, ими созданный сорт пшеницы «пионерка».

Нет, «пионерку» школьники не выдумали, не сочинили. Они её вырастили сами на опытном участке, на делянках метр шириной и пятнадцать метров длиной каждая, и в пересчёте на большие площади их пшеница, о которой Володя рапортовал Двадцать пятому съезду партии, даёт девяносто три — девяносто пять центнеров с гектара! Откуда он взялся — этот великанский урожай? Кто породил «пионерку»?

…Старый человек, академик Павел Пантелеймонович Лукьяненко, известный всему миру создатель могучих урожайных пшениц, вышел в поле, чтобы узнать, как там дела, покачнулся, попытался устоять, держась за пшеничные стебли, которые он вырастил… Но стебли не удержали его, не смогли. Они только склонились над ним, уже мёртвым, чтобы заслонить от солнца, от дождя или хотя бы погладить его.

Но было поздно: сердце учёного остановилось. Оно устало. Человек умер не в постели, не в окружении врачей и лекарств, а в поле, как воин, потому что хлебное поле всегда, и в самые мирные времена, было, есть и будет полем битвы за урожай, без которого не прожить человеку.

Именно из пшеницы Павла Пантелеймоновича Лукьяненко, из «безостой-два» пионеры опытнического звена школы номер четыре — Володя Побожий, Саша Метельников, Люда Карабатова, Таня Зазыба, Тоня Пляшкун, Галя Жаравина, Лёша Полежаев и другие — вывели свой сорт «пионерка». Год да по году они высевали на делянках самые лучшие семена «безостой-два», ухаживали за посевами, отбирали сильные, окатные, крепкие зёрна для нового посева. Они начинали свою опытническую работу тогда, когда Павел Пантелеймонович был ещё жив и, зная об их поисках, подарил школьникам ручную сеялку с шутливым названием «сеньор»…

И «пионерка» — это как продолжение жизни учёного, как торжество жизни вечной, неумирающей, негасимой, когда невозможно и дня прожить без дела; а выпадут вот такие поездки к синему морю — не успев надышаться вдосталь его далями, ты начинаешь думать: как там они без тебя, твои хлебные делянки? Наверное, по-другому нельзя: выведение новых сортов — дело серьёзное и долгое. На каждый сорт уходят годы, а может быть, и вся жизнь. Миллионы людей скажут тебе спасибо за добрый обильный хлеб.

Володя Побожий начинал отбирать семена «безостой-два» пионером, а сейчас он — комсомолец. «Пионерка» есть, есть и урожай девяносто три — девяносто пять центнеров с гектара, но… на делянках. Зёрна «пионерки» изучаются в Кубанском сельскохозяйственном институте. Как они поведут себя, эти зёрна, не на делянках, а в полевых условиях? Какую пользу они принесут людям? Какой вкус у хлеба, выпеченного из этого сорта пшеницы? Так получилось, что новая пшеница есть, а какой хлеб из неё выйдет, ребята не знают. Вопросов много, очень много вопросов.

…Тело Володи горело после морского купания. Кожу щипала соль, и сон приходил не сразу, и было слышно, как недалеко от палатки ворочается, ворчит и тоже не может заснуть море. Подросток думал о том, как, помимо ухода за пшеницей, он работал в колхозном саду, убирал яблоки: жёлтый с красными мраморными прожилками «шафран»; «цыганочку» — сплошь красное, как кумач, яблоко; «доктор Фиш» — звучит почти как «доктор Фауст» — жёлто-зелёный, с красным загаром, сладкий плод… Сколько их ещё — самых разных яблок на его богатой земле? Тогда он заработал 85 рублей, отдал их маме, и на заработанное ему купили серый костюм и туфли. Всё хорошо, жалко только, что он как-то сразу вырос из костюма: ещё вчера в нём можно было ходить свободно, а сегодня трещит в плечах, и руки торчат из рукавов. Как бежит время, а? Как непостижимо быстро оно бежит!

Не успеешь опомниться — позади средняя школа. Кем он будет, Володя Побожий? Сейчас под ворчание моря, засыпая, он думал о том, что по-прежнему стоит на перепутье: ему хочется поступить в Тимирязевскую академию на отделение селекции и семеноводства, где, благо, учится воспитанница их опытнического звена Полина Григорьева. И в то же время хорошо было бы окончить Военно-политическую академию имени Ленина. Нельзя же сразу поступить в обе академии — придётся выбрать из двух одну. Какую? Почему такие противоречивые желания? Кто сказал, что противоречивые? В одном случае — выращивать хлеб. В другом — защищать его. И без профессии хлебороба и без профессии воина стране обойтись нельзя. Так как же всё-таки быть?