Сказки, рассказанные детям. Новые сказки, стр. 58
И он повел ее к печке.
— Как тут черно! — сказала она, но все-таки полезла за ним в печку и в трубу, где было темно, как ночью.
— Ну вот мы и в трубе! — сказал он. — Смотри, смотри! Прямо над нами сияет чудесная звездочка!
На небе и в самом деле сияла звезда, точно указывая им дорогу. А они все лезли и лезли, выше да выше! Дорога была ужасная. Но трубочист поддерживал пастушку и указывал, куда ей удобнее и лучше ставить фарфоровые ножки. Наконец они достигли края трубы и уселись на нее, — они очень устали, и было от чего!
Небо, усеянное звездами, было над ними, а под ними все домовые крыши. С этой высоты глазам их открывалось огромное пространство. Бедная пастушка никак не думала, чтобы свет был так велик. Она склонилась головкою к плечу трубочиста и заплакала: слезы катились ей на грудь и разом смыли всю позолоту с ее пояса.
— Нет, это уж слишком! — сказала она. — Я не вынесу! Свет слишком велик! Ах, если бы я опять стояла на подзеркальном столике! Я не успокоюсь, пока не вернусь туда! Я пошла за тобою куда глаза глядят, а теперь ты, будь любезен, проводи меня обратно, если любишь меня!
Трубочист стал ее уговаривать, напоминал ей о старом китайце и об обер-унтер-генерал-комиссар-сержанте Козлоноге, но она только рыдала и крепко целовала своего милого. Что ему оставалось делать? Пришлось уступить, хотя и не следовало.
И вот они с большим трудом спустились по трубе обратно вниз; не легко это было! Очутившись опять в темной печке, они сначала постояли несколько минут за дверцами, желая услышать, что творится в комнате. Там было тихо, и они выглянули. Ах! На полу валялся старый китаец: он свалился со стола, собираясь пуститься за ними вдогонку, и разбился на три части; спина так вся и отлетела прочь, а голова закатилась в угол. Обер-унтер-генерал-комиссар-сержант Козлоног стоял, как всегда, на своем месте и раздумывал.
— Ах, какой ужас! — воскликнула пастушка. — Старый дедушка разбился в куски, и мы всему виною! Ах, я не переживу этого!
И она заломила свои крошечные ручки.
— Его можно починить! — сказал трубочист. — Его отлично можно починить! Только не огорчайся! Ему приклеют спину, а в затылок забьют хорошую заклепку — он будет совсем как новый и успеет еще наделать нам много неприятностей.
— Ты думаешь? — спросила она.
И они опять вскарабкались на столик, где стояли прежде.
— Вот куда мы ушли! — сказал трубочист. — Стоило беспокоиться!
— Только бы дедушку починили! — сказала пастушка. — Или это очень дорого обойдется?
И дедушку починили: приклеили ему спину и забили хорошую заклепку в шею; он стал как новый, только кивать головой больше не мог.
— Вы что-то загордились с тех пор, как разбились! — сказал ему обер-унтер-генерал-комиссар-сержант Козлоног. — А мне кажется, тут гордиться особенно нечем! Что же, отдадут ее за меня или нет?
Трубочист и пастушка с мольбой взглянули на старого китайца, — они так боялись, что он кивнет, но он не мог, хоть и не хотел в этом признаться: не очень-то приятно рассказывать всем и каждому, что у тебя в затылке заклепка! Так фарфоровая парочка и осталась стоять рядышком. Пастушка и трубочист благословляли дедушкину заклепку и любили друг друга, пока не разбились.
120
ХОЛЬГЕР ДАТЧАНИН 121
Есть в Дании старинный замок Кронборг; 122 он стоит на самом берегу Эресунна, 123 и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: «Здравия желаем!» — «Спасибо!» Зимой корабли не ходят, море замерзает вплоть до самого шведского берега, и устанавливается настоящая дорога. По ней развеваются датские и шведские флаги, и шведы с датчанами тоже говорят друг другу: «Здравия желаем!» и «Спасибо!» — но уже не пушечными выстрелами, а просто пожимая друг другу руки, 124 и ходят друг к другу за булками и кренделями, — чужая еда всегда ведь слаще! Но лучше всего здесь это все-таки старинный Кронборг. В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Хольгер Датчанин. Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола. Он спит и видит во сне все, что делается в Дании. Каждый сочельник является к нему ангел господень и говорит, что все виденное им во сне — правда и что он еще может пока спать спокойно: Дании не угрожает никакая серьезная опасность. А настань эта грозная минута — старый Хольгер Датчанин воспрянет, и мраморная доска стола треснет, когда он потянет свою бороду. Он выйдет на волю и так ударит мечом, что гром раздастся по всему свету.
Так рассказывал старый дед своему маленькому внуку, и мальчик знал, что все это правда, — рассказывал ведь дедушка. Старик же, рассказывая, вырезывал из дерева большую фигуру самого Хольгера Датчанина. Старый дед занимался вырезыванием фигур для украшения кораблей соответственно их названиям. Теперь вот он вырезал Хольгера Датчанина; герой с длинною седою бородой стоял так прямо и гордо, держа в одной руке меч, а другою опираясь на датский герб. 125 Много еще рассказал старый дед о других замечательных мужах и женах Дании, и под конец внуку стало казаться, будто и он знает теперь не меньше самого Хольгера Датчанина, который ведь видел все это только во сне. Головка мальчика была переполнена всеми этими рассказами, и, улегшись в постель, он крепко прижал свой подбородок к перине, вообразив, что это у него борода, которая крепко приросла к постели.
А старый дед все еще сидел за своею работой, вырезывая последнюю часть фигуры — датский герб. Наконец работа была кончена, он взглянул на нее и стал припоминать все, что когда-то читал, слышал и сейчас сам рассказывал внуку; потом тряхнул головой, снял и протер очки, опять надел их и промолвил:
— Да, на моем веку Хольгер Датчанин, пожалуй, и не придет, но мальчуган, может быть, увидит его и будет биться с ним рядом, когда дело дойдет до серьезного!
Тут дедушка опять кивнул головой, не сводя глаз с фигуры; чем больше он смотрел на своего Хольгера Датчанина, тем яснее видел, что работа ему очень удалась. Ему стало даже казаться, что фигура вдруг показалась ему раскрашенной, броня заблестела, сердца на датском гербе стали больше и заалели и львы с золотыми коронами на головах запрыгали.
— Да, у нас, датчан, лучший герб в мире! — сказал старик. — Львы — эмблема силы, а сердца — кротости и любви.
Он взглянул на верхнего льва, и ему вспомнился король Кнут Великий, 126 который приковал к датскому трону великую Англию; взглянул на другого — вспомнился Вальдемар, 127 который объединил Данию и покорил вендов; 128 взглянул на третьего — вспомнилась Маргрете, 129 объединившая Данию, Швецию и Норвегию. И алые сердца на гербе вдруг стали еще ярче, каждое обратилось в колышущееся пламя, и мысли старика понеслись вслед за каждым.
Первое пламя привело его в узкую, мрачную темницу, где сидела прекрасная пленница, дочь Христиана Четвертого, Элеонора Ульфельдт; 130 пламя расцвело на ее груди розой и слилось с сердцем этой лучшей, благороднейшей между датскими женами.
120
Сказка написана 13 марта 1845 г. Некоторые современники Андерсена считали, что сказка эта, как и «Цветы маленькой Иды» (см.), создана под влиянием литературной же сказки Гофмана «Щелкунчик или Мышиный король». Однако, сам Андерсен полагал, что «Пастушка и трубочист» носит национальный характер.
121
Хольгер Датчанин — национальный герой Дании, беспредельно любящий свою родину. По преданию, он сидит в кургане или в подземелье замка Кронборг и ждет… Когда родине грозит опасность, Хольгер Датчанин встает и поднимает свой меч на врага. Предание о Хольгере Датчанине родственно, по словам Андерсена, немецкому сказанию «о Фридрихе Барбароссе, который сидит в кургане с бородой, крепко приросшей к каменному столу» (Andersen Н. С. Eventyr og Historier, Bd. II, s. 392). В 1943 г. в Дании существовала организация саботажников «Хольгер Датчанин», боровшаяся с немецкими оккупантами.
122
Кронборг — королевский замок на острове Зеландия между северо-восточным и юго-восточным его берегами, где стоит Копенгаген. Кронборг заложен королем Эриком Померанским (1382–1459), чтобы охранять вход в пролив Эресунн (см. примеч. 3). Замок перестроен в 1555–1559 гг. королями Кристианом III (1503–1559) и его сыном Фредриком II (1534–1588).
123
Эресунн (Зунд) — пролив между Скандинавским полуостровом и датским островом Зеландия (см. примеч. 8 к сказке «Холм лесных духов»); Эресунн соединяет Балтийское море с проливом Каттегат. На западном берегу расположен Копенгаген, на восточном — крупный шведский порт Мальмё.
124
…но уже не пушечными выстрелами, а просто… пожимая друг другу руки… — Имеются в виду мирные отношения, связывавшие в 40-е годы Данию и Швецию.
125
…опираясь на датский герб. — Важнейшая часть датского герба — щит, состоящий из трех щитов. На главном щите, разделенном, в свою очередь, на четыре части — серебряный крест и три голубых льва между девятью сердцами. Существовали различные вариации герба. Герб, описанный Андерсеном, учрежден в Дании в 1190 г.
126
Кнут II Великий (995-1035) — король Дании (1018–1035), Норвегии (1028–1035). После трехлетних военных походов завоевал в 1016 г. Англию, которой также правил до самой своей смерти.
127
Вольдемар I Великий (1131–1182). В 1157 г. после длительной борьбы за власть вступил на датский престол. Правил Данией до 1182 г. и совершал военные походы на славянские земли, в районе Балтийского моря.
128
…покорил вендов… — Венды — полабские славяне, государство которых существовало в XI–XIII вв. на южном побережье Балтийского моря. В 1169 г. Вальдемар I Великий завоевал форт Акхона на острове Рюген и покорил вендов.
129
…вспомнилась Маргрете… — Маргрете (1353–1412) — королева Дании (1376–1412), Швеции (1389–1412) и Норвегии (1380–1412), объединившая эти страны с 1387 по 1389 гг. В 1397 г. при ней была заключена Кальмарская уния, по которой во главе этих стран встала Дания.
130
Элеонора Кристине Ульфельдт (1621–1698) — дочь короля Кристиана IV (см. примеч. 1 к сказке «Огниво»), жена одного из первых сановников государства — Корфица Ульфельдта (1606–1664). Во время правления ее брата Фредрика III (см. примеч. 1 к сказке «Принцесса на горошине») Корфиц был обвинен в государственной измене и приговорен к смертной казни, но успел бежать за границу. Элеонору Ульфельдт подвергли двадцатидвухлетнему заключению, во время которого она вела дневник «Скорбные воспоминания» (1660-1670-е годы), впервые изданные в Дании в 1869 г.