Истории Дремучего леса, стр. 7

Взрослые пошли дальше, а мы отошли в сторону. Конечно, оставаться здесь мы вовсе не собирались. Пропустив всех вперед, мы осторожно пошли следом. А разве можно было пропустить битву с лихом? Подкрались и такое увидели!

15. Степка

Жил я себе, не тужил триста лет. За домом присматривал, да непутевых хозяев поучал. Вот, к примеру, поссорятся они, или хозяйство запустят, так я их подкараулю и напугаю, а они давай орать от страха. А накой гудеть, как оглашенные? Чего, они домовых что ли не видывали? Ну, может, немного сажей перепачкан я, да грязюкою измазан, волосы не чесаны, так мода у нас такая среди домовых.

Ох, помню, случай у меня был. Поселился я в одной семье. Стал территорию метить, как положено. Ножки свои жижою дождевою запачкаю, да по коврам и полам пройдусь. Все испокон веков сразу понимали – домовой завелся! Надо его задобрить – накормить досыта, да игрушки потешные для развлечения подарить. Но вот попалась мне одна баба злющая, которая решила меня выжить! А зачем меня горемыку из хаты выселять? Кто же за порядком следить будет?

С первых моих дней на новом месте не зауважала меня хозяйка дома. Я пришел с добром. Заявил о прибытии, как положено, измазал ноги в грязи и наследил на коврах, прошелся по стенам, даже на столе потанцевал. Все чин чином! Устал, за печь спрятался и ноженьки вытянул. Всхрапнул. Просыпаюсь. Аппетит разыгрался не на шутку, а живот скрутило. Пошел искать припасенные хозяевами для меня лакомства. Вижу, стоит на столе горшочек. Пахнет – слюночки текут! Заглядываю – каша. Я ложкой зачерпнул немного и в рот. Ааааааа! Горит все во рту – один перец! Выплевываю эту гадость, да хватаюсь за стакан с водою, делаю глоток. Выплевываю – солоно! Пришлось бежать до реки, воды напиться.

Решил я нерадивую хозяйку проучить. Ночью, пока все спали, я ножницы взял, да в шкафу всю одежду порезал – чик-чик. Просыпается наутро семейство. Одевается. Глядь, у хозяина штаны сзади дырявые, у детишек пуговки оторваны, а у хозяйки все платья в тряпки изрезаны. Ну, тут знамо дело: «Караул!». То-то же! Будут знать, кто в доме главный!

День проходит, два. Смотрю, не собирается меня хозяйка кормить и почитать. Решил я сам по запасам съестным полазить. Открываю шкаф, сую ручку свою, а тут шлеп! Ааааааа! Леший тебя побери! В мышеловку попал! Ладошку свою покалечил!

Обиделся я на это семейство, да решил в лес податься. А что? Ежели, нас домовых больше не уважают, ласкою и теплотою не привечают, то и нечего за хозяйством следить. Пусть все на самотек идет! Собрал я пожитки нехитрые, да пошел горемыка в Дремучий лес.

16. В Дремучем лесу

Слышал я от людей, да от домовых, что Дремучий лес – лютое место! Там звери кровожадные, да всякая нечисть живут. Волки там раздирают на части одним щелчком зубов. Медведи, словно горы огромные, да как сто волков злые. Живет там леший – гроза чащи. Топит в своих болотах души невинные кикимора. Эх, пошел я страдалец смертушку свою искать! Иду по лесу, всего боюсь, от каждой кочки шарахаюсь, от каждого треснувшего сука вздрагиваю. Как заслышу шорох какой, сразу за дерево прячусь и сижу там ни жив, ни мертв. Питался я ягодой, да грибами, пил росу утреннюю, через дней несколько истощал, исхудал, живот мой скрутило. Эх, не годная это пища для хозяйственного домового.

Вот заснул я как-то под елочкой и вижу во сне оладушки золотистые с медом душистым, пироги с капустой, ароматом завлекают, щи наваристые с хлебом ржаным, каша пшенная дымком зазывает. Проснулся, да огорчился, окромя мха, да ягоды кислой и нет больше пищи! Так обидно мне стало, так горько, что заплакал я горючими слезами. Поплелся я в самую чащу. А что от судьбы беспощадной бегать? Шел долго ли, коротко ли, стемнело уже. Решил я на ночлег под деревом устроиться, прилег было уже, как баааааах! Ой, косточки мои, искры из глаз, дыху нет! Свалилось на меня чудище огромное прямо с дерева, чуть не раздавило. Само видимо испугалось, заревело, да убежало прочь. А за чудищем за тем целый рой пчелиный полетел. Вот нечисть то! Не слыхивал я до селе про повелителя пчел!

Тут уж не до сна мне стало, шел я полночи, вернее крался на ощупь средь кустов, пока ноженьки мои не подкосились и не упал я горемыка на землю. Проснулся я утром, огляделся вокруг – чаща глубокая. Видимо, попал во владения лешего. Умылся росою, волосы свои ладонью пригладил, одежонку отряхнул. Посмотрел вверх – там солнце красное мне подмигивает. Расхотелось мне тогда погибели искать. После повелителя пчел, что чуть не раздавил меня ночью, не страшно мне было уж более. Сорвал я клубнику алую, позавтракал и стал думать, как быть, что дальше делать.

Я домовой, а домовым хата нужна. В лесу деревьев много, есть из чего построить. Загорелся я этой идеей. Уж больно мои рученьки по работе соскучились, а душа по дому, по уюту истосковалась. Для дома надо выбрать место подходящее, чтобы тихое было и спокойное, подальше от зверей страшных, да чудовищ тяжелых. Пошел я по тропинке местечко себе искать.

Долго ли шел, коротко ли, тут слышу голос дивный, льется, словно реченька журчит. Подхожу ближе, да сквозь ветки вижу девицу красавицу. Волосы шелковые по плечам спадают, сидит на берегу болота, скучает. Стою поодаль, дыхание сперло, налюбоваться не могу. Тут ветка подо мною предательски треснула. Обернулась краса, испугалась. Взгляд свой строгий на меня кинула. Засмущала домового, в краску вогнала. Чувствую, как щеки мои горят, глаза сами вниз опустились.

17. Киша

Сидела я на берегу болта своего и думу думала. Скажите, пожалуйста, что за молва людская ходит, что мы кикиморы страшные и злые? Чушь! Вы только взгляните на меня! Я просто лебедь прекрасная, девица душечка, осанка царская, речь приветливая, глаза – озера! А уж нравом я лань кроткая, скромная, глаз лишний раз не подниму.

Немудрено, что в такую жемчужину болотную влюблялись молодцы знатные, да лицом красивые. Но я же, императрица тин и трясин, девушка гордая! Ко мне свататься, свататься, а я нос отверну в сторону и отворот поворот женихам удалым! Все говорят, мол, высокомерная. Ошибаются! Если не по сердцу, то замуж не пойду!

Однажды, сидела я на берегу болотца своего, расчесывала волосы шелковые. Слышу треск какой-то сзади. Напугалась! Оборачиваюсь и вижу молодца перед собой незнакомого. Ох, так и обомлела. Красоты неописуемой: волосы, словно пшеница золотая, кудрями на плечи падают, глаза добрые, а улыбка заразительная. Так сердечко во мне и заколотилось. Но я же девица гордая, неприступная, марку держать надобно!

– Здравствуй, краса болотная, – подходит ко мне молодец.

– Здрасьте! Ты там вон стой! Нечего ко мне подгребать! – а внутри огонь так и пылает.

Обомлел молодец, засмущался, глаза потупил, но не уходит.

– Меня Степаном звать. А тебя, как кличат, солнце ясное? – какой настойчивый.

– Великая несравненная лучезарная владычица болот кикимора. – Да, ладно, – махнула я рукою, – Киша.

Ах, Степаном звать его! Имя то, какое прекрасное! Ах, молодец, голова кругом пошла!

– Откуда ты, Степан! Фуууууу! Что за имя такое непутевое?

– Я из деревни пришел к вам. Домовой я.

– Домовой? Чего это в нашем Дремучем лесу домовые забыли? Так, глядишь, за тобой вся нечисть в нашу чащу приползет!

– Да какая я нечисть? Я домовой! Я, можно сказать, хозяин избы!

– Да? А чего ж это ты тогда избу то свою бросил, да заплутал в наших краях?

– За тобой пришел, – а голос дрожит.

Сердцем чувствую, что беда какая-то с ним приключилась.

– Ну, за мной и не такие приходили! Ты иди на край леса.

– Зачем?

– Очередь займи среди женихов моих.

– Эх, жестокая ты! Бессердечная! Все вы бабы видно такие!