Одно жаркое индийское лето, стр. 7

Студенты не удовлетворены прежде всего тем, что высшая школа недостаточно готовит их к практической жизни, и, разумеется, тем, что не все, оканчивающие ее, могут получить работу по своей или близкой специальности. При большом числе учащихся выпускные экзамены подчас превращаются в настоящие «массовки», во время которых нередки ошибки и несправедливости, а ведь при этом вся дальнейшая жизнь выпускника целиком зависит именно от результатов заключительных экзаменов и количества баллов, которые он наберет. Ибо при такой большой конкуренции на все места принимаются лишь те, кто может предъявить лучший диплом.

Вскоре разговор перешел на проблемы, связанные с ограничением торговли спиртным, потому что министр просвещения индийского центрального правительства должен заниматься и этим. По правде сказать, ни в один из моих довольно частых визитов в Индию у меня не возникало впечатления, будто алкоголизм представляет для этой страны актуальную проблему. Однако думаю, иностранец не может в полной мере понять и оценить религиозное и нравственное значение этого вопроса. Ибо при всей модернизации быта, при всем техническом прогрессе Индия сохраняет, особенно в образе мышления, больше традиционного, чем это представляется стороннему наблюдателю; а в последнее время все чаще сталкиваешься со своеобразным ренессансом старых традиций, с попытками программно их выдвигать и подчеркивать — не всегда на благо общества и государства.

Это касается не только таких внешних моментов, как одежда, манера приветствовать друг друга, традиционно складывая ладони, привычка сидеть не на стуле, а на полу, скрестив ноги, или есть руками. В Индии еще с начала прошлого столетия ведется упорная борьба между «модернистами», которые в большинстве случаев предлагают брать пример с Европы, пытаясь устранить из общественной и семейной жизни все то старое, что, по их мнению, служит препятствием на пути к стиранию различий между Западом и Востоком, и любителями старины, будь то ортодоксальные индуисты или правоверные сторонники ислама. Последние зачастую идеализируют индийское прошлое, считая священным и неприкосновенным все, что унаследовано от предков, постоянно подчеркивают «моральный упадок» Запада и иные отрицательные явления, которыми Европа вынуждена платить за современный прогресс в технике и цивилизацию. Эти противоречия отражаются практически на всех сторонах развития Индии, возникая вновь и вновь в самых различных подобиях.

Об этом свидетельствует, в частности, и характерное для Махатмы Ганди неприятие машин или выступление бывшего премьер-министра Десаи против участия женщин в общественной и политической жизни, вызвавшее такие бурные протесты, что через несколько дней премьеру пришлось публично отказаться в парламенте от своих требований. Эти противоречия проявляются во время любой дискуссии, напоминая о себе демонстрациями и митингами протеста, направленными то против дискриминации неприкасаемых и людей без кастовой принадлежности, то против неуклонного вытеснения религиозных традиций из общественной жизни страны. Часто речь идет о самых важных проблемах, то или иное решение которых ощутит на себе каждый. В экономике это, в частности, вопрос: нужно ли Индии стремиться к скорейшему созданию промышленной базы и концентрировать свои человеческие и довольно скромные финансовые ресурсы на выполнении этой задачи или всеми доступными средствами поддерживать развитие земледелия и способствовать подъему деревни, где живут четыре пятых всех индийцев? Говоря практически — вкладывать ли больше средств в строительство гигантских комбинатов типа «Ранчи» или в модернизацию земледельческого труда и строительство небольших мастерских?

Достаточно побеседовать с несколькими представителями разных слоев индийского населения, чтобы понять, насколько различны их мнения на этот счет. Различия во взглядах, естественно, сказываются на парламентских дебатах и правительственных решениях. Пожалуй, проще было бы считать, что истина находится где-то посередине, но как это конкретно воплотить в бюджетах и экономических планах? Большую нищету и много нерешенных проблем оставили после себя англичане, покидая самую богатую свою колонию, а то, что за три последних десятилетия население Индии более чем удвоилось, ситуацию отнюдь не упростило. Именно под таким углом зрения нужно судить обо всем, что делается в Индии, оценивая каждый, пусть даже на первый взгляд незначительный ее успех. Ведь тут решаются проблемы одной шестой всего человечества!

Из Дели я уезжал с приятным сознанием, что Индия с момента своего освобождения достигла уже многого.

Трехсотлетний гигант

Аэробус авиационной компании «Индиэн Эйрлайнс», обслуживающей внутренние воздушные линии Индии, приближался к земле. Под крылом самолета показалась Калькутта, залитая жарким предполуденным солнцем. Необозримое множество домов, широкое русло реки Хугли, зеленые трясины и снова дома, дома…. Словно им нет конца.

В который раз я пытался понять, что заставило англичанина Джоба Чарнока поселиться именно в этом негостеприимном месте и основать здесь, среди болот, где водились крокодилы, и джунглей, самый большой город Южной Азии. Скоро исполнится три столетия с тех пор, как это произошло. Калькутта принадлежит к немногим городам мира, которые могут гордиться тем, что знают точный день своего рождения. Причем произошло это событие столь недавно, что даже буйная индийская фантазия, которая всегда любит смешивать историческую действительность с легендами и мифами, еще не успела окутать реальные факты дымкой преданий и вымыслов.

24 августа 1690 года возле небольшой деревеньки Сутанути, расположенной на восточном берегу одного из самых могучих рукавов дельты Ганга — Хугли, — пристал корабль Ост-Индской компании. Ни история, ни сказания не сохранили известий о том, привиделся ли капитану британского купеческого судна «Град великий», как легендарной основательнице Праги княгине Либуше, или он внял «наитию свыше», но и то и другое сомнительно. Джоб, человек деловой и хороший торговец, перед любым «наитием» отдавал предпочтение трезвой действительности.

Место, куда пристал его корабль, явно не было ни особо привлекательным на вид, ни удобным для жизни. Сезон дождей как раз подходил к концу, и сильные ливни вместе с речными разливами превратили весь край в сплошные озера. По берегам Хугли, в бамбуковых рощах и в тени кокосовых пальм были разбросаны глиняные домишки трех маленьких деревень — Сутанути, Гобиндапура и Калькутты. Вся дельта Ганга представляла собой гигантский рассадник малярийных комаров. Ртуть термометра и ночью замирала где-то возле сорока градусов, а гигрометр сообщал о почти стопроцентной влажности. И все же Джоб Чарнок обосновался со своими подопечными именно в этом негостеприимном уголке. В глазах капитана все его недостатки перевешивало единственное преимущество, которое в век мореплавания нельзя было не оценить: у Хугли широкое и глубокое русло, позволявшее кораблям с самой большой осадкой проходить сюда — более чем за пятьдесят километров от залива. Вскоре на левом берегу Хугли выросла первая британская фактория. Тут же, разумеется, возникли жилища для белых торговцев и их военной охраны. Англичане присвоили своему новому поселению имя одной из трех здешних деревень — Калькутта.

В те времена Бенгалия принадлежала империи Великих Моголов. Их резиденцией был Дели, и о восточных окраинах своего обширного государства они не слишком заботились, будучи вполне удовлетворены, если их здешний наместник, называемый навабом, исправно платил высокую ежегодную дань; в остальном же он мог делать тут все, что хотел. Англичане прекрасно это знали, и не исключено, что именно потому и сделали базой экспансионистской политики область, где не ожидали встретить большого противодействия. Они уговорили бенгальского наместника просто-напросто продать им Калькутту со всеми ее окрестностями, заплатив наличными 16 000 рупий, и, таким образом, буквально за бесценок приобрели территорию, ставшую зародышем их самой богатой колонии. На берегах Хугли была построена небольшая крепость, получившая название Форт-Уильям. Крепость имела скорее символическое, чем реальное, военное значение. Из ее пушек так по-настоящему ни разу и не стреляли — только в дни торжеств. Зато она привлекала под свою защиту беженцев из самых отдаленных уголков страны. Они спасались здесь и от разбойничьих наездов, ибо разбойникам было предоставлено в Бенгалии широкое поле деятельности, и от португальских пиратов, захвативших побережье Бенгальского залива.