Одно жаркое индийское лето, стр. 38

Мы обрадовались, когда автобус добрался до конечной станции в Шьям-базаре (северная часть Калькутты). Но что делать дальше? Ведь было уже около семи вечера. Добрых полчаса мы понапрасну метались в поисках свободного такси. Автобусы, направлявшиеся в центр, были переполнены, словно в обычный час пик. Наконец удалось втиснуться в минибас, где как раз освободились два места, но он вскоре повернул в другом направлении, и нам снова пришлось выйти. Выручил бренчащий трамвай — он доставил нас довольно близко к моему южнокалькуттскому жилищу.

Итак, это была поездка в такси, поезде, автобусе, микробасе, на рикше, на катере и на трамвае, причем большая часть этих транспортных средств даже в воскресный день работала с перегрузками. Поистине наглядная иллюстрация к проблеме калькуттского «городского и пригородного массового транспорта»; слово «массовый» тут объясняет очень многое.

И все же теперь здесь не так часто, как прежде, можно услышать: «Власти не принимают никаких мер, чтобы улучшить работу городского транспорта».

Никто теперь не может пожаловаться, что не делается даже попыток действенного решения. Любой может собственными глазами убедиться, что сейчас стремление решить транспортную проблему — не пустые обещания и остающиеся на бумаге планы, а ощутимая реальность.

Из центра города исчезли вошедшие в легенду коровы, еще недавно в глазах потрясенных туристов бывшие самой характерной для Индии помехой транспорту. Хотя эти животные по-прежнему разгуливают по мостовым в окраинных районах и в предместьях, но количество их значительно уменьшилось. Стада коз с козлятами, которых в самое неподходящее время и по самым оживленным улицам гнали на Майдан, служивший для них местом выпаса, и обратно, в результате энергичных мер теперь можно увидеть лишь в ранние утренние часы, когда движение в центре города лишь начинает оживать.

Во многих местах в самом центре Калькутты тротуары были буквально перегорожены лотками, очень часто «выползавшими» и на мостовую, мешая движению транспорта и пешеходам. Не скоро удалось их выгнать отсюда в места, где у лоточников явно меньше шансов на выгодную торговлю, но там лотки не мешают транспорту. Некоторые лоточники и поныне упрямо возвращаются на тротуары Чауринги и других главных проспектов, но стоит им расположиться там, где они мешают ходить и ездить, как полицейские спешат их прогнать.

Особенно остро эта многолетняя проблема ощущалась на самом оживленном перекрестке Калькутты — перед большим Шиальдским вокзалом, где сходятся бывшая Нижняя Окружная улица, ныне переименованная в проспект Ачарья Джагдиш Чандры Боса [14], и улица Махатмы Ганди. С незапамятных времен это был котел, в который с вокзала и еще с трех сторон беспрестанно вливались потоки людей и все виды транспорта, а в центре этого бурления царили лоточники. Они превращали тротуары в узенькие улочки и занимали часть без того перегруженной мостовой. Некоторые городские трассы, в том числе и дорога к аэропорту, никак не могут миновать этот перекресток. И когда застреваешь в потоке машин посреди «транспортного джема» и печально созерцаешь, как стрелки часов неумолимо приближаются к сроку твоего отлета, — это, откровенно говоря, не слишком приятные минуты. Знакомые рекомендовали мне выезжать на аэродром на час раньше. Только тогда можно быть уверенным, что самолет без вас не улетит.

Переместить лотки с их владельцами подальше от вокзала оказалось делом чрезвычайно трудным. Торговцы объединились и сообща противодействовали всем попыткам мирного решения. Наконец был найден остроумный выход: решили перекрыть главный проспект перед вокзалом огромным виадуком, под которым лотки никому не помешают. Прежде чем приступить к сооружению виадука, по решению городских властей на проспекте Боса, примерно в сотне метров к северу и к югу от вокзала, построили ряды деревянных ларьков, куда временно переместились торговцы; когда виадук будет закончен — а это должно произойти через год, — они смогут вернуться на отведенное им перед вокзалом место.

И наконец, тут осуществляется строительство метро, которое должно кардинальным образом помочь решению вопроса. Долго считалось, что построить здесь метро с технической точки зрения просто невозможно. Калькутта и ее окрестности стоят не на твердой почве, а на слоях глины и песка, за тысячелетия нанесенных Гангом, и в них, как полагали, вообще нельзя соорудить подземный туннель.

Однако технический прогресс позволил решить и столь сложную задачу. Международный банк предоставил для реализации этого проекта заем на головокружительную сумму, и калькуттское метро уже строится.

В разработку проекта внесли вклад специалисты, особенно из Советского Союза, и первые результаты уже видны. Значительная часть широкого Майдана превращена в строительную площадку — местами выросли огромные холмы вынутого грунта, кое-где перегорожены дорожки парка и перемещены трамвайные рельсы, и с юга на север протягивается широкий ров. Метро в Калькутте строится открытым способом, и горожане с интересом наблюдают, как эта гигантская борозда шаг за шагом удлиняется. Поначалу калькуттское метро будет иметь одну линию длиной более двенадцати километров, которая поведет от Балиганджа на юге через центр к одному из северных вокзалов в Дам-Даме. Только слепой может не видеть, как решительно ускорит это перевозку по городу сотен тысяч человек. И потому горожане и журналисты спорят лишь о том, удастся ли выполнить работу в срок и будут ли жители Калькутты еще до наступления 1985 года ездить под землей [15].

Ведь в проекте пришлось учесть и ежегодные муссоны, бесконечно затрудняющие работы, а кроме того, уже сейчас ясно, что инфляция явно пошатнет финансовые расчеты.

Таким образом, делается много — и делать все это нужно. Такой колоссальный организм, как Калькутта, не может ни на мгновение приостановиться в решении своих все множащихся проблем, среди которых одна из важнейших — городской транспорт. Иначе весь город может погибнуть в едином гигантском «транспортном джеме».

Адда

Под словом «адда» бенгальцы подразумевают организованную беседу в более или менее широком кругу, так сказать, посиделки. В Европе люди отправляются на прогулку или сидят у телевизора, в Бенгалии «мелется» адда.

Стоило нам с приятелем вступить на порог его дома в Рахаре, освежиться стаканом охлажденного шербета или воды с лимоном и сахаром и уютно устроиться в небольшой «передней» комнате на расстеленном на полу ковре, как стали появляться первые посетители. Одних мой приятель Сушиль пригласил заранее, другие видели, как мы возвращались с вокзала, и зашли на огонек. Появились преподаватель местного лицея, студентка калькуттского университета и две учительницы, затем — бухгалтер, он же замечательный певец и домашний учитель музыки и пения дочери моего друга. Вслед за ним пришли молодой профсоюзный деятель с двумя приятелями и какая-то женщина, о которой я так ничего и не узнал. Возле двери каждый гость сбрасывал сандалии, войдя, присаживался на корточки у стены и терпеливо ждал, пока хозяин, воспользовавшись паузой в беседе, его представит. Затем следовали хотя бы совсем краткое обоюдное приветствие сложенными перед лицом руками и дружеская улыбка. Больше ничего — бенгальцы явно не сторонники формальных ритуалов.

Разговор вели о самом разном. Время от времени жена или дочь Сушиля приносили несколько чашек чаю, кто-нибудь просил стакан воды. В комнате появилась непременная фисгармония — сундучок с клавиатурой и резной крышкой высотой примерно сантиметров двадцать. Бухгалтер (он сидел на полу на ковре) поставил ее перед собой, левой рукой привел в движение заднюю дощечку, накачивая в инструмент воздух, и посреди беседы стал петь. Разумеется, он пел песни Рабиндраната Тагора. Одни гости слушали его, другие продолжали беседу. Калькуттская студентка прочла стихотворение бенгальского Волькера [16] — поэта Шуканто Бхоттачарджо, скончавшегося в двадцать один год от туберкулеза. И снова полилась беседа. Так продолжалось все утро.