Сказки народов Азии. Том 3, стр. 115

Что такое?

— Нет моей моченьки, рябой петушок! — не выдержала река. — Совсем из сил выбилась. Видно, здесь конец моей дороженьке.

— А ведь я предупреждал тебя.

— Верно, предупреждал.

— Что же мне с тобой делать?

— Если хочешь, брось меня и иди своей дорогой. А хочешь — возьми меня к себе в живот и донеси до города. Когда-нибудь отплатится тебе добром за твое добро.

— Не надо мне никакой отплаты. Залезай ко мне в живот и пошли, не будем терять время на разговоры.

Теперь и река забралась в живот к рябому петушку, отыскала себе местечко, устроилась.

Наконец добрался рябой петушок до города, явился к Бейоглу и говорит:

— Вот я и пришел, Бейоглу.

— Добро пожаловать.

— Мне мой золотой потребовался. Давай его обратно.

— Какой еще золотой? Нет у меня никаких золотых. Я сын великого бея. Неужели унижусь до того, чтобы брать золотые у рябых петухов вроде тебя?

Начал рябой петушок увещевать обманщика:

— Не делай так, Бейоглу. Лучше добром отдай мой золотой. А то и у меня против тебя сила найдется.

Тут Бейоглу как закричит:

— Ах ты, такой-сякой! Смеешь здесь разговаривать! Ну-ка, слуги, бросьте его в гусятник, пусть образумится!

Схватили рябого петушка и бросили в гусятник. Гуси шеи вытянули, зашипели, накинулись на петушка — сейчас заклюют, разорвут в клочья. Вдруг из живота петушка как выскочит лиса — мигом положила конец всему гусиному племени!

Выбрался рябой петушок из гусятника и опять явился к Бейоглу:

— Отдай золотой, Бейоглу! Я от своего не отступлюсь. А то и у меня против тебя сила найдется.

— Ну-ка схватите его скорей и бросьте в загон к мулам, пусть забьют его копытами до смерти! — приказывает Бейоглу слугам.

Схватили рябого петушка за крылышки и бросили к мулам. Как начали мулы лягаться! Чуть не убили бедного! Тут вылез из его живота волк, оскалил зубы да как зарычит:

— Стойте смирно, ни с места!

Набросился на мулов и порешил весь их род под корень.

Выбрался рябой петушок из загона и опять идет к Бейоглу.

— Послушай меня, Бейоглу! Не делай того, что не подобает. Поступи достойно своего имени. Отдай мой золотой.

Бейоглу совсем рассвирепел:

— Да что же это за петух такой настырный? Когда я, наконец, избавлюсь от него? Бросьте его в печь, — слугам приказывает, — пусть обжарится хорошенько, съем петуха за ужином!

Схватили рябого петушка и бросили прямо в печь. Тут вырвалась река из его живота и погасила огонь. Не осталось в печи ни дыма, ни пламени.

Выбрался рябой петушок из этой беды и опять пришел к Бейоглу.

— Отдавай золотой, — говорит.

Видит Бейоглу, что нет ему спасения от рябого петушка, и повелел слугам:

— Отведите петуха в мою сокровищницу. Пусть возьмет свой золотой.

Отвели петушка в сокровищницу Бейоглу, перебрал петушок все золотые монеты, что там были, нашел свою собственную, рассмеялся и отправился восвояси. Потом разменял золотой, накупил ячменя и пшеницы. Зажили они с курами и цыплятами безбедно, и не было у них недостатка в еде и питье до конца дней.

Щедрый и скупой

Турецкая сказка

Перевод К. Беловой

авным-давно, теперь уж и не вспомнить, в решете ли, во соломе, когда верблюд выкликал вести громким голосом, когда я своего хозяина в люльке — скрип-скрип! — качал, росло возле нашего дома огромное дерево. Нанял я сорок человек обстругать его да еще сорок человек — выдолбить. Потом засыпал внутрь сорок казанов пшеничного плова с мясом, влил сорок котлов кислого молока. Перемешал все и съел, но ни губы мои, ни язычок даже и не почувствовали вкуса варева. А вот если тебе дать целую речку компота, целую гору плова да кучу голубцов каждый с мою руку величиной, согласишься ли ты сказку сказывать? Я, пожалуй, соглашусь да сразу же и начну.

Было так или не было, но жили в одной стране Щедрый и Скупой. Человека сразу трудно распознать. Он ведь не дыня — сквозь кожицу не прощупаешь. И не лимон — по запаху не узнаешь. Все плохое и все хорошее у него внутри. Как бы то ни было, Щедрый и Скупой подружились друг с другом. К тому же обоим надо было идти в чужую страну. «Раз уж мы стали друзьями, — решили они, — то и в путь отправимся вместе».

Кто путешествовал, знает: одному идти — дорога длиннее кажется, вдвоем идти — дорога короче, день как час пролетает.

Щедрый и Скупой вышли утром спозаранку и за разговорами прошагали почти до полудня. Устали от такого длинного перехода да и проголодались. Как подошли к источнику, Щедрый предложил:

— Давай здесь остановимся, отдохнем и поедим немножко.

— Хорошо, — согласился Скупой.

Расположились они на зеленой лужайке. Щедрый развязал свою котомку с едой, достал все, разложил, начал угощать Скупого. А Скупой — он и есть скупой. Не заставил себя долго упрашивать, тут же навалился на еду. Поели, попили, отдохнули и опять в путь отправились.

Прошли еще один немалый переход, на этот раз Скупой говорит:

— Я устал.

— Я тоже, — отвечает Щедрый. — И устал, и проголодался.

— Давай, — предлагает Скупой, — остановимся да поедим.

Дошли они до ручья и расположились возле него. Щедрый опять развязал котомку, выложил все свои припасы, угощает Скупого. Тот отказываться не стал, быстро умял угощение.

— Хорошо поели! — доволен Скупой.

Снова отправились они в путь. Шли-шли, шли-шли, еще один переход прошли. Так устали, что с ног валятся.

— Умираю, нет моих сил, — признался Щедрый. — Давай здесь остановимся, я больше и шага шагнуть не могу.

— Я тоже.

— Есть и пить хочется невмоготу.

— И мне тоже.

— Только у меня никаких припасов не осталось, — говорит Щедрый. — А у тебя есть что-нибудь?

— Нет, — рассердился Скупой.

— Неужели нет? Кто собрался в дорогу, у того все должно быть предусмотрено.

— Да откуда! — удивился Скупой. — Ничего у меня нет.

Почему Скупой соврал? Да потому, что он скупой, готов голодным остаться, лишь бы с товарищем не поделиться.

Настал вечер, воды потемнели, на небе звезды зажглись…

Люди говорят: два раза попить — все равно что раз поесть. Но это только так говорят. А на самом деле у воды свое место, у еды — свое.

Щедрый не то что два раза — двадцать два раза воду пил, но — увы! — в животе все так же урчало и посасывало от голода. Наконец не выдержал он, говорит Скупому:

— Пройдусь-ка я по окрестностям, может, где кусок хлеба раздобуду.

Шел он, шел в ночной темноте и наткнулся на мельницу. Позвал мельника — нет ответа. «Дай, — думает, — войду внутрь, хоть запахом муки подышу, обману нутро».

Только Щедрый переступил порог, как поднялся такой шум и гам, что не приведи бог! Спрятался он за мешки и что же видит? Целая толпа джиннов [72] устроила на мельнице свой ночной шабаш. Заиграли джинны на бубнах и барабанчиках, начали песни петь, хороводы водить. Потом устали, сели в кружок, давай разговаривать. Один джинн говорит:

— В той деревне, где я поселился, есть кузнец-бедняк. Нахлебников у него целых одиннадцать душ. Несчастный едва концы с концами сводит. Знал бы он, что у него под кузницей богатейший клад зарыт! Только копни поглубже, тут тебе и золото, и алмазы. Мог бы стать богачом!

— Это что! — перебил его другой джинн. — А вот в той стране, где я поселился, падишах на оба глаза ослеп. Ни главный лекарь, ни главный советник не могут ему помочь. А ведь есть очень простое средство. Каждое утро в сад падишаха прилетает соловей, садится на стебель розы и поет-заливается. Поймали бы того соловья, дали бы ему проглотить две черные тутовые ягоды, потом сказали бы: «Выплюнь, соловушка, выплюнь!» Он бы выплюнул те ягоды, их соком смочили бы глаза падишаха, он бы тут же прозрел.

— Ах, человек, человек! — вздохнули джинны. — Воистину странное создание!