Сказки народов Азии. Том 3, стр. 100
Прилетела ворона к охотнику:
— Завтра на рассвете на твое поле упадет с неба сто тысяч мышей. А ты позови двести тысяч кошек, тогда твой рис останется цел.
Послушался охотник. Наутро двести тысяч кошек собрались вокруг гумна. Они точили когти и громко мяукали.
Едва мыши опустились на землю, на каждую бросилось сразу по две кошки. Охотник глазом моргнуть не успел, как от мышей и следа не осталось.
Опять не удалось Брахме погубить урожай.
Узнал Брахма, что все его мыши пропали без толку, и думает: «Я повелел быть великому голоду, а охотнику хоть бы что!»
— Возьми бумагу и пиши, — говорит он писцу. — Если кто-нибудь, перед тем как начать молотьбу, не посадит на колья возле гумна по снопику риса, он получит мало зерна. А если после молотьбы он не бросит на кучу зерна коровью лепешку, все зерно пропадет.
Ворона и это услышала. Полетела она домой и рассказала новость охотнику.
Вот он и сделал, как велел Брахма: посадил на каждый кол по снопу. Почин у него вышел добрый. Охотник обмолотил весь свой рис, провеял, сгреб зерно в кучу и бросил сверху коровью лепешку.
Риса у него вышло много — из каждой копенки по мерке. В тот год у охотника был полон дом хлеба, а веление Брахмы не сбылось.
Выходит, старанием да трудом можно и козни судьбы одолеть.
Некрасивое имя
Индийская сказка
Перевод Г. Зографа
— Какое у тебя некрасивое имя! Ничегошеньки оно не значит. Возьми себе другое — красивое.
Муж все отшучивался, но жена не давала ему покоя. Дни шли за днями, и она все твердила свое:
— Выбери себе имечко покрасивей!
Надоело Тхунтхунии с ней спорить. Он и решил пойти поискать себе новое имя. Вечером велел жене напечь лепешек, а сам лег спать.
Рано поутру Тхунтхуния завязал лепешки в узелок и вышел из дому искать красивое имя.
Шел он, шел и пришел в какую-то деревню. Там только что умер один человек. Его тело как раз несли на костер. Люди кричали и горько плакали.
«Мне повезло, — подумал Тхунтхуния. — Этот человек умер. Значит, я могу взять себе его имя».
Подошел он к одному человеку и спрашивает:
— Братец! Кто это умер?
— Амарнатх.
Задумался Тхунтхуния: «Ведь Амарнатх — значит владыка бессмертных, а человек с таким именем все равно умер. Назовись я Амарнатхом, что проку? От смерти-то мне не уйти! Нет, в этом имени хорошего мало».
С тем он и отправился дальше.
В другой деревне он забрел на гумно. Видит, какой-то человек выбирает рисовые зерна из прошлогодней соломы.
— Братец! Неужто ты не нашел себе дела полегче? — говорит Тхунтхуния. — Как тебя звать?
— Дханпат.
Услыхал это Тхунтхуния и удивился. «Ведь Дханпат — значит богач, — думает. — И человеку с таким именем приходится рыться в прошлогодней соломе! Нет, мало проку называться Дханпатом».
И он пошел дальше.
Подходит еще к какой-то деревне, а навстречу ему человек несет на коромысле тяжелую ношу.
В ту пору солнце уже припекало, и носильщик обливался потом.
Увидел Тхунтхуния, как тяжко тому приходится, и думает: «Узнаю-ка я его имя».
— Братец! Куда ты идешь? И как тебя звать? — спрашивает.
— Я несу вещи моему хозяину. А зовут меня Лакшман.
Сказал человек и пошел своей дорогой, а Тхунтхуния так и остался стоять разинув рот. «Владыка Лакшман победил и уничтожил самых страшных ракшасов, — размышлял он. — А человек, которого нарекли его именем, таскает на себе всякие грузы, словно осел. Нет, ни к чему мне брать это имя».
И он запел:
Дальше Тхунтхуния не пошел, вернулся домой. Дома жена спросила, какое имя он себе выбрал. Рассказал ей Тхунтхуния, что видел в дороге, и жена все поняла. Больше они о его имени не спорили.
Горошина и бобок
Индийская сказка
В обработке С. Ф. Ольденбурга
Вот как-то раз Горошина сказала сестре:
— Сестрица Бобок, не пойти ли нам навестить нашего старика отца? Он один в своем доме и, верно, скучает.
— А мне какое дело до него? — ответила Бобок. — Иди сама. Стану я ради старика по жаре тащиться!
Отправилась тогда добрая Горошина одна и по дороге увидела сливу. Дерево окликнуло ее:
— Горошина, остановись, милая, почисти немного мои шипы, а то мне очень нехорошо.
Остановилась Горошина и почистила дерево.
Пошла она дальше и набрела на огонь. Огонь сказал ей:
— Горошина, милая, очисти меня! Совсем задушила меня зола.
— И правда! — откликнулась Горошина.
Тотчас расчистила огонь, и он радостно затрещал опять.
Дальше встретилось ей дерево с поломанным суком, и попросило дерево:
— Горошина, родимая, подвяжи сучок, а то он отломится, и я его потеряю.
— Бедный сучок, бедный сучок, — сказала жалостливая Горошина.
Оторвала кусок своего покрывала и осторожно подвязала сучок.
Шла она, шла, видит, навстречу ей течет ручей.
— Горошина, Горошина, — зашумел ручей, — пожалуйста, отгреби песок и сухие листья, а то я совсем течь не могу.
— Правда, негде тебе течь, — сказала Горошина и тотчас расчистила русло.
Весело зажурчал опять ручей и побежал дальше.
Пришла наконец Горошина к отцу очень усталая. Но отец так ей обрадовался, что она и про усталость забыла. Отпустил ее отец только на другой день, но сначала надарил ей всякого добра, точно невесте, когда ее замуж отдают: и прялку подарил, и буйвола, и несколько медных горшков, и постель, — словом, много всякого добра. Взвалила она вещи на буйвола и отправилась домой.
Проходит Горошина мимо ручья и видит, по воде плывет красивая ткань.
— Бери ее, Горошина, — зажурчал ручей. — Это я для тебя принес в благодарность за ласку.
Поймала Горошина ткань и положила на буйвола.
Пошла дальше, видит, стоит дерево на дороге, а с ветки его свесилась нитка жемчуга. Зашуршало дерево листьями и говорит:
— Возьми, Горошина, это я для тебя сняло с головы царевны. Спасибо тебе за твою доброту.
Взяла Горошина нитку жемчуга и обвила вокруг шеи — очень ей понравились жемчужины.
И вот пришла Горошина к огню, а огонь трещал весело, и около него лежал горячий сладкий пирожок.
— Возьми себе пирожок, Горошина, — сказал огонь, — я испек его хорошо. Покушай. Спасибо тебе за ласку.
Взяла Горошина пирожок, разломила пополам — один кусок отложила для сестры, а другой стала есть на ходу.
Наконец пришла она к сливе, видит, ветки погнулись, висят низко и все покрыты темными сливами.
— Нарви побольше, Горошина, нарви побольше, — сказало дерево. — Сливы мои торопились созреть, чтобы сказать тебе спасибо.
Набрала Горошина много слив, часть отложила для сестры, а другие съела сама. Пришла она домой, а дома Бобок, вместо того чтобы порадоваться за сестру, чуть не заплакала от зависти и злости. Она так рассердилась, что Горошине уже не милы стали подарки, и она посоветовала сестре скорее пойти к отцу — авось и ей счастье привалит.
Наутро жадная сестра Бобок отправилась к отцу, в надежде что-нибудь от него получить. Как подошла она к сливе, слива ее окликнула:
— Бобок, постой! Будь добра, почисти мои шипы.