Душой и телом…, стр. 3

— Да, — произнесла она голосом слишком хриплым и запыхавшимся, чтобы вложить в это «да» желаемый смысл.

Его губы изогнулись в усмешке.

— Так я и сделал бы, если бы ваш личный телохранитель дал мне такую возможность.

— Эдди работает в клубе, а не у меня.

— Эдди бы и глазом не моргнул, если бы клуб начал рушиться, а он знал, что нужен вам где-нибудь в другом месте. Тут все на вас держится.

— Я музыкант, мистер Норт. Это моя работа. А Эдди должен выполнять свою работу. Личные отношения тут ни при чем.

Он не сводил с нее глаз. Этот пристальный взгляд карих, с золотистым оттенком глаз неотступно преследовал ее с непреодолимой настойчивостью импровизации Колтрейна, которую невозможно забыть, невозможно не выслушать.

— Нет, — после паузы снова заговорил он. — Вы не просто музыкант. Вы — звезда. — Он обвел взглядом зал. — Стоит только спросить любого из собравшихся тут слушателей, которые от этой звезды без ума.

Челси почувствовала, как к лицу прилила кровь.

В устах Зика Норта эти слова прозвучали не как комплимент, но как приговор. Ну и пусть, сказала она себе. Она давно примирилась с тем, что не в силах произвести впечатление на каждого слушателя. Но добродушное презрение Зика Норта затронуло какую-то чувствительную струнку в ее душе, которую она, как правило, позволяла себе демонстрировать на людях только тогда, когда садилась за рояль.

— Я исполняю музыку потому, что с ее помощью воздействую на людей. Устанавливая с ними контакт, я… — Она осеклась, поймав себя на мысли, что в голосе звучит волнение, чего она не собиралась выставлять напоказ. — Впрочем, не берите в голову, — закончила она, небрежно взмахнув рукой. — Все равно вам не под силу это понять.

Зик не мигая, спокойно рассматривал ее.

— Могли бы попробовать, — бесстрастно отозвался он.

— Послушайте, мистер Норт, — начала она. — Прошу прощения за то, что моя музыка вас не трогает, но это не…

Он поставил стакан с виски на столик и, вскинув голову, снова посмотрел на нее. Его взгляд выражал такую решимость, что она прервала себя на полуслове.

— В тот день, когда ваша музыка перестанет меня трогать, я признаю свое поражение и испущу дух.

Ее захлестнула волна необузданных чувств, получивших внезапно новое направление: здесь были и признательность, и замешательство, и удовлетворение, подчеркнутое острым сознанием своей эмоциональной уязвимости перед ледяным взглядом его глаз и неоспоримостью суждений, которые он высказывал.

Если ему нравилась ее музыка, то почему он сидел словно истукан, когда она закончила играть программу? Боль, не раз наступавшая в прошлом, — та боль, которой она прежде всего обязана тем, что стала музыкантом, — сжала ей грудь. Когда дела идут хуже некуда, ты, малышка, можешь кое-что сделать, раздался у нее в ушах тихий голос Рэя. Ты можешь играть музыку. Играть для них.

Челси опустила руки вдоль тела, решив воспринимать Зика Норта так же, как она научилась воспринимать собственные чувства, — без каких бы то ни было иллюзий и без готовности оправдываться.

— Спасибо, — чуть помедлив, выговорила она.

— Не стоит благодарности, — осторожно ответил он. Неохотно ответил.

— Я не думаю, что мне стоит благодарить вас за любой комплимент, сделанный по поводу моей музыки. Мне кажется, на душе у вас было бы спокойнее, если бы она вам не понравилась.

Его глаза приняли непроницаемое выражение.

— Может, вы и правы, — выдохнул он. — Этот процесс был бы намного проще, если бы мне не нравилось, как вы играете на рояле.

— Какой процесс?

Он ответил не сразу. Протянув руку к стакану, он отхлебнул из него, мгновение смотрел на налитую в нем янтарную жидкость и только потом заговорил.

— Я вытащил своего старика из множества кабаков, пока не понял, что неприятности себе он нажил не из-за музыки. — Уголки его губ дернулись кверху, демонстрируя мрачный юмор и известную готовность примириться с судьбой. — Я никогда не давал Билли возможности жить своим умом. Пожалуй, зря.

Пораженная, она уставилась на него.

— Почему?

— Может, тогда он бы понял, что такое настоящие неприятности.

Челси уловила в этих словах нотки раскаяния, и под наплывом чувств, в которых сама еще не могла разобраться, ей на ум пришел нехитрый ответ.

— Послушайте, — нерешительно сказала она. — Кажется, я могу помочь. Можно сделать несколько звонков, разузнать, что случилось.

Откинувшись на спинку стула, он глубоко вздохнул.

— Нет.

— Билли не просто у нас работает. Мы с ним друзья. Со мной он поговорит.

Взяв стакан, Зик осторожно поставил его на колени, придерживая руками, чтобы тот не упал, и продолжал разглядывать ее.

— Спасибо, — тихо ответил он с сомнением в голосе, отчего у нее возникло какое-то доброе чувство, — но нет. У брата неприятности. Я не знаю что это за неприятности, как сильно он влип, каковы шансы на то, что его… подруга… влипнет вместе с ним. Но я сделаю все, что смогу, чтобы избавить вас от передряг. Ведь это я к вам пришел, а не наоборот. Вы тут ни при чем. Не лезьте в это дело.

— Но… Я кое-что знаю о привычках вашего брата. Куда он ходит, где проводит время… кто его друзья.

— Вы знаете, как играть на рояле, улыбаться, словно ангел, в свете прожекторов и заставлять поклонников влюбляться в вас по уши. Больше ни в чем Билли не помогайте. Возвращайтесь к своему роялю, а о нем забудьте.

Жесткий, не допускающий ни малейших возражений отказ не оставлял возможности для здравого обсуждения ситуации, но все дальнейшее поведение Челси не подчинялось доводам рассудка. В горле у нее застрял комок, глаза жгло, ее душила обида от того, что помощь, предложенную ею, столь грубо отвергли.

— Я не привыкла так обращаться со своими друзьями, мистер Норт.

В ответ на ее сердитый взгляд он так же сердито посмотрел на нее. Щеки ее запылали, и Зик это заметил.

— Больше ни в чем моему брату не помогайте, мисс Коннорс.

Она неимоверным усилием воли заставила себя встать, выпрямилась и вскинула подбородок.

— Вам не следует беспокоиться, буду ли я помогать вашему брату, мистер Норт. Я не собираюсь ни пристраивать его на теплое местечко, ни обольщать, пользуясь тем, что он без ума от джаза, ни брать на душу еще какой-нибудь грех, до которого вы можете додуматься, чтобы помешать мне увидеться с ним. И можете не тревожиться, я вам в невестки не набиваюсь.

Круто повернувшись, она с усилием оторвала взгляд от столика и уставилась прямо в испуганные, недоверчиво глядевшие на нее глаза Билли Норта.

2

— Билли… — окликнула его Челси еле слышным голосом.

Челси достаточно было одного взгляда, брошенного на Билли, чтобы понять, что он все слышал. На его мальчишеском лице на мгновение отразилась обида, которая тут же сменилась сердитым выражением, ясно показывавшим, что он готов защищаться до последнего. Он набросился на брата, сидевшего за столиком позади нее.

— Какого черта! — пробормотал Билли севшим от ярости голосом. — Что ты ей говорил, черт бы тебя побрал?

Поднявшись с места навстречу брату, Зик подвинул ему стул.

— Билл.

Билли отшвырнул стул ногой.

— Кто дал тебе право говорить ей, чтобы она меня забыла? Ты что задумал, черт побери, а? — Яростное возбуждение делало его речь неразборчивой.

— Билли, — вмешалась Челси, — я представилась сама… — Она заколебалась. — Зик не начинал этот разговор. Я узнала… — Она запнулась.

Билли все понял. С угрожающим видом, не владея собой, он шагнул к Зику, выпятив подбородок.

— Что ты на это скажешь? — решительно спросил он. — Я говорил тебе, чтобы ты не впутывал ее в это дело. Она тут ни при чем. Что ты ей говорил?

Зик тяжело вздохнул.

— Пойдем, Билли. Давай выйдем. Поговорить можно и на улице.

— Никуда я с тобой не пойду! — Он замахал руками перед носом Зика, голос, в котором звучали обида, стыд, гнев, стал громче, чувствовалось, что он ищет человека, на котором можно отыграться. Внезапно краем глаза Челси приметила вышибалу. Тот, лавируя между столиками, направлялся к ним, принимая настороженный вид всякий раз, когда ему казалось, что ей угрожает опасность.