Душой и телом…, стр. 10

Челси обхватила Зика за талию, чувствуя, как по спине у него струится вода. Он ближе привлек ее к себе, передавая тепло и бросая вызов холодному дождю и темной ночи. Она обняла его, отзываясь на страстные, сильные объятия Зика, а ее губы в радостном порыве слились с его губами в упоительном поцелуе, от которого замирало сердце и все тело трепетало в сладострастном возбуждении.

Вдруг Зик оторвался от ее губ и, сжав железной хваткой руки, отстранил Челси от себя. Вне себя от изумления, Челси ухватилась за ручку открытой дверцы джипа, словно та могла помочь ей устоять на ногах…

— Садитесь в машину, — прорычал он. Она не шевельнулась. Помедлив, он сунул руки в карманы брюк.

— Ну, садитесь, — сказал он уже мягче. — Не надо стоять под дождем.

Она посмотрела ему прямо в глаза испытующим, серьезным взглядом, сбросила с плеч его куртку и юркнула в джип.

Челси уставилась в ветровое стекло, глядя, как Зик, фигура которого казалась нереальной сквозь бежавшие по нему ручейки дождя, прошел перед джипом, и даже не пытаясь разобраться в собственных беспорядочных мыслях. Она не ожидала, что Зик Норт примется ее целовать, — ей и самой раньше казалось, что она не хотела этого. Но она не могла не признать, что, лежа в его объятиях, была охвачена чувственной страстью, от которой ее бросало в жар. Она инстинктивно потянулась ей навстречу, не думая ни о последствиях, ни о доводах рассудка.

Дверца приоткрылась, и он плюхнулся с ней рядом так, что от его промокшей рубашки на нее полетели брызги. С мрачным выражением лица он пристально смотрел на водяные струи, стекающие по ветровому стеклу.

На нее он так и не взглянул. Стиснув зубы, глядя прямо перед собой, он вставил ключ в замок зажигания и завел джип. По соло Майлза Дэвиса, звучавшему из приемника, было ясно, что он настроен на станцию, передававшую джазовую музыку, но Зик Норт и пальцем не шевельнул, чтобы переключить на другую волну, продолжая сжимать обеими руками руль.

Считанные секунды назад он целовал ее с жаром, поразившим их обоих, подобно буре, которая бушевала снаружи. Она это знала. Он ощутил всю силу этого поцелуя так же, как и она сама. Но он отказывался принимать его, не желал его… во всяком случае, не больше, чем желал раствориться в ее музыке накануне вечером в клубе «Метро». Он боролся с этим желанием, напрягая силу воли.

Охватившее ее недоверие перешло в неприязнь. Она не считала себя коварной обольстительницей, завлекающей мужчин в свои сети. Она не просила, чтобы он ее целовал, черт побери! Но он взял и поцеловал. А теперь даже не собирался признаться в этом поцелуе, в порыве страсти, искрой вспыхнувшей между ними, в ее ответной реакции.

Когда он наконец бросил на нее взгляд, их глаза на секунду встретились, и Челси почувствовала, как по спине побежали мурашки, доставляя чувственное удовольствие.

— Можете прибавить тепла.

На мгновение она застыла в нерешительности, думая, что он говорит о поцелуе, о жарком ответном порыве, отводя ей незавидную роль обольстительницы. Она вспыхнула, но сразу же сообразила, что он вложил в эту короткую фразу совсем иной смысл. Сетуя про себя, что могла допустить такую ошибку, она протянула руку к регулятору подачи тепла на приборной доске.

— Тепло, — пробормотала она. — Правильно.

Теплый воздух заструился вокруг ее ног. Спереди кофта была еще влажной от прикосновений его тела в том месте, где отвороты куртки не были запахнуты. Челси снова поежилась — на этот раз от озноба. Впрочем, мелькнула мысль, не вызван ли озноб причинами душевного свойства?

Челси включила вентилятор, отчего музыка, льющаяся из радиоприемника, стала тише, но не исчезла совсем. От пара, шедшего от их промокшей одежды, ветровое стекло запотело, покрывшись влажной пленкой.

— Включить стеклообогреватель? — поинтересовалась Челси и, не дожидаясь ответа, передвинула рычажок вверх.

— Да. А то здесь все сырое.

Она снова бросила на него взгляд и, улыбнувшись про себя, подумала, что его фраза несет большую смысловую нагрузку, чем та, которую он в нее вложил. Настроение у него тоже сырое, как и все остальное в джипе.

— Ну, теперь, наверное, высохнет.

— Вряд ли, — сквозь зубы процедил он. Резким движением включив фары, он вырулил на шоссе. — Стекло сзади протекает.

Челси бросила взгляд через плечо, потом, будто ее внезапно осенило, выпрямилась и повернулась на сиденье.

— А как же саксофон Билли? Нельзя, чтобы он промок, в футляре трещина.

— Я накрыл его брезентом. Не беспокойтесь.

Челси откинулась на спинку сиденья и стала глядеть прямо перед собой. Дворники размеренно мотались взад-вперед, разгоняя струйки воды, стекавшие по ветровому стеклу. Серебристый свет фар отбрасывал тень на дорогу. Заглушаемые шумом вентилятора, из приемника слышались классические джазовые композиции — изощренные, настойчивые звуки, никак не нарушавшие напряженного молчания, воцарившегося между двумя людьми, сидевшими впереди.

— Знаете, я не могу вас понять, — наконец произнесла Челси, пристально глядя на него. — Вам не нравится джаз, но вы слушаете его по радио. Вам не нравится, что Билли, бросив школу, начинает играть на саксофоне, но вы пускаетесь во все тяжкие, чтобы выкупить его из ломбарда, а потом не ленитесь положить его в сухое место и накрыть брезентом. Вы не хотите, чтобы я влезала в проблемы Билла, но везете меня обратно в Саратогу, дабы не оставлять одну без света и электричества. А потом… — Нахмурившись, она запнулась.

Она решила, что он не ответит, но он посмотрел на нее, стараясь сохранять невозмутимый вид, и спокойно сказал:

— Понять нетрудно. Ведь это я купил Билли саксофон.

Она с горечью отметила, что фразу, которую она не договорила, он оставил без внимания. Хотя, черт побери, отлично понимал, что она хотела сказать! Его бросающийся в глаза отказ упоминать о поцелуе, равно как и нежелание признаться во влечении, которое он к ней испытывал, рассердили ее. Конечно, он уже жалел, что не сдержался.

— Да ну? — В ее тоне сквозили скептические нотки. — Значит, вот в чем дело! Не хотите терять вложенные деньги?

— И брата тоже, — огрызнулся он.

— И брата. — Наступила еще одна короткая пауза. — Ну, а я тут при чем?

Он стиснул зубы.

— Давайте так, — начал он, не сводя глаз с дороги. — Если бы брату было двенадцать лет, и он разбил окно, отвечал бы я. Если он оказался замешанным в темном дельце и втянул в это вас, отвечать буду опять же я.

Она почувствовала прилив гнева при мысли, что ей, оказывается, нужно, чтобы за нее все делал кто-то другой, но совладала с собой и сказала:

— Вы что, все сами делаете? Меняете колеса на машине, ставите брата на ноги и расплачиваетесь за его ошибки, помогаете женщинам выбраться в безопасное место, подальше от непогоды? — Он не ответил, и она продолжала: — Вам никогда не надоедает корчить из себя одинокого ковбоя, спешащего верхом всем на помощь?

— Я не пытаюсь корчить из себя героя.

Она окинула его испытующим взглядом. Он говорит то, что думает, решила она. Он действительно считает, что не строит из себя героя. На самом деле для него нет ничего необычного в том, чтобы спасти Билли, помочь Челси выбраться из ненастья, возможно, даже уберечь ее от чувств, которые он не хотел к ней испытывать.

— Тогда чем же вы занимаетесь, вы-то сами как считаете?

— Ищу брата, хотя понятия не имею, где он. — Дворники бегали взад-вперед, как заведенные. Он всей пятерней взъерошил волосы. — Я знаю только, что у него неприятности, что он ищет помощи совсем не там, где нужно, и я до сих пор не знаю, что, черт побери, можно тут сделать! — От брошенного на нее пронзительного взгляда ее охватил страх. — А пока что я еду на машине в непогоду, посреди ночи, с женщиной, которою он вроде бы любит.

У Челси перехватило дыхание. Вот, оказывается, в чем дело. Последняя фраза Зика объясняла внутреннее противоречие, которое скрывается под его страстным влечением к ней. Если Билли любит ее, значит, она недоступна для его брата. Простая, убедительная причина, чтобы не связывать себя с ней. Но почему-то она не могла и не хотела этому поверить.