Дневники русских писателей XIX века: исследование, стр. 7

Петр Андреевич

ВЯЗЕМСКИЙ

«Записные книжки» П.А. Вяземского по своему жанровому содержанию являются оригинальным образцом дневниковой прозы. Само название свидетельствует о том, что это не дневник в обычном смысле слова. С точки зрения литературной иерархии записные книжки не являются дневником, а представляют собой самостоятельный жанр со своими специфическими структурными элементами. От дневника записные книжки отличаются методом (отбором материала), принципом записи, т. е. оформлением материала, функциональностью и рядом других характеристик.

Записные книжки могут вестись параллельно дневнику, как это мы встречаем у Л.H. Толстого, А.П. Чехова, А.С. Суворина и других писателей XIX в. В писательской практике записные книжки зачастую играют роль первичных записей, своего рода подготовительных набросков к будущим произведениям. Однако это обстоятельство не дает оснований утверждать, что записные книжки как жанр являются лишь вспомогательным материалом. В истории жанра имеется немало случаев, когда записные книжки вырастали в самостоятельное, литературно (и даже художественно) полноценное произведение, как, например, у И. Ильфа и Е. Петрова или У.С. Моэма в XX столетии. В XIX в. такое значение приобрели «Записные книжки» Вяземского.

Изначально они осознавались как самостоятельный жанр в системе жанров поэта и, в отличие от записных книжек других авторов, предназначались к публикации. Вяземский сам готовил материалы к изданию и проводил редакционную работу. Это важное обстоятельство также отличает записные книжки от дневника.

Исследователями давно отмечена «гибридность» данного литературного памятника, его жанровая многослойность. Предпринимались попытки даже отделить собственно дневниковую часть от других жанровых образований, что отразилось в издании 1992 г. (М., серия «Русские дневники»). С точки зрения издательской практики такая вивисекция допустима. В научном же отношении «Записные книжки» Вяземского необходимо рассматривать исключительно как единое целое. Этот памятник является хотя и нетипичным, но тем не менее бесспорным образцом дневниковой прозы. Основание к такому выводу дает сравнительно-историческое изучение произведения Вяземского и дневников других авторов, т. е. анализ в автономном жанровом ряду.

От обычного журнала подневных записей книжки Вяземского отличаются тремя сущностными признаками: жанровым дуализмом, многофункциональностью и иррегулярностью. От них соответственно зависят и другие, частные модификации жанровых составляющих. Кроме того, важным фактором, повлекшим видоизменения дневниковой структуры всего произведения, стало психологическое и творческое своеобразие личности писателя.

Обычно записная книжка представляет собой ряд мыслей, чаще всего разрозненных, не связанных между собой логически. Записи в ней делаются на память, в тот момент, когда мысль приходит в голову. Дневник вбирает в себя наиболее значимые события дня. Интровертивно ориентированные дневники (т. е. дневники, фиксирующие события внутренней, душевной жизни) также имеют дело с мыслительным материалом и в этом отношении близки записным книжкам. Однако в дневнике факты душевной жизни выстраиваются в последовательный ряд и образуют своего рода развивающийся сюжет, в отличие от фрагментарной самостоятельности и композиционной завершенности материалов записных книжек. Точкой соприкосновения двух жанров может быть тематическая близость фрагментов книжек, с одной стороны, и отразившихся в дневнике размышлений – с другой. Дневник и записные книжки Л. Толстого демонстрируют именно такое сродство. Тематически однородные записи из книжки переносятся в дневник, так как это удобно в техническом отношении: мысли приходят в течение всего дня, а запись в дневнике делается поздно вечером.

Помимо прагматических соображений, соединение дневника и записной книжки в единое целое было вызвано еще одним обстоятельством. При отборе материала для дневниковой записи автор руководствуется выработанной системой или принципом. В зависимости от этого в дневнике обязательно присутствует идейно-тематическая доминанта. У Л. Толстого, к примеру, такой доминантой были нравственные и религиозно-нравственные идеи. В психологическом и духовном отношении Вяземский не был такой монолитной фигурой, как Толстой. Его интересы, как видно из записных книжек, постоянно перемещались с одного предмета на другой: с политики на литературу, с истории на современность и т. п. Психологически Вяземскому было трудно держаться в строгих жанровых границах и соблюдать методологическую последовательность записей. Поэтому он выбирает свободную манеру изложения, свободную в том смысле, что она позволяла ему без излишней эстетической щепетильности переходить от поэзии к прозе, от анекдота и вымысла к голому факту.

Для ежедневного скрупулезного ведения записей Вяземскому не хватало усидчивости. Он, поэт, писал тогда, когда его посещало вдохновение. Временами периодичность записей стабилизировалась. Но терпения хватало ненадолго, и Вяземский снова переходил к свободной выборке материала для своих книжек. Тем не менее в целом поэт проявил незаурядное постоянство, ведя свой оригинальный журнал в течение десятилетий.

Важнейшим признаком, подтверждающим принадлежность записных книжек Вяземского к дневниковому жанру, является наличие в них структурных элементов дневника. Рассмотрим последовательно каждый из них.

Жанровый дуализм определил функциональное своеобразие книжек. Сама манера их ведения проливает свет на данную проблему. Вяземский часто делал записи одновременно в нескольких разных книжках, т. е. функционально разделял их. В этом выразилось стремление поэта охватить как можно больший сегмент материального и духовного мира. Записные книжки являлись не только хранилищем сведений о повседневной жизни их автора. В них должны были найти отражение многообразные связи, которые в другой форме трудно или невозможно было установить. Хронологическая последовательность и единый событийный ряд, свойственные обычному дневнику, не в силах были воссоздать состояние мира, в котором вещи и мысли подчинялись принципу относительности. Вяземский в его книжках представляет нам феномен, в котором логика абсолютного человеческого мышления уступает место стихии свободного восприятия мира и самовыражения.

Вяземский предназначал свое произведение для публикации, т. е. рассматривал его в ряду с другими жанрами своего творчества. Отличие записных книжек от лирики, историко-литературных штудий и критических статей заключалось в более широком охвате жизненных явлений, которого не доставало этим жанрам. Художественная условность и эстетическая нормативность, свойственные поэзии и литературно-критической прозе, ставили Вяземского-литератора в определенные рамки. Записные книжки представляли собой свободную форму, в которую могло вместиться все то, что не находило выражения в традиционных литературных родах и видах. Таким образом, функция дневника Вяземского была аналогична функции любого художественного произведения, предназначенного для восприятия читателем. Правда, осознание этого факта произошло не сразу.

Еще одним подтверждением функционального своеобразия книжек служит тот факт, что на протяжении всего долгого периода их ведения не встречается ни одного случая традиционных мотивировок потребности в дневнике. Но если проследить этапы становления этого жанра у поэта, то в нем можно найти разнообразные функциональные элементы дневника как жанровой формы, популярной в близких Вяземскому кругах.

Содержание первых двух книжек перекликается со студийными записями дневника Пушкина 1815 года. Третья книжка представляет собой путевой дневник, который вели многие литераторы – современники Вяземского (А.И. Тургенев, М.П. Погодин, А.К. Толстой). Но все эти и другие функциональные элементы содержатся в книжках имплицитно, как жанровые закономерности. Эксплицитно же Вяземский объясняет предназначение своего труда исторической необходимостью – желанием сохранить для потомства «физиономию времени»: «Надобно непременно продолжать мне свой журнал: все-таки он отразит разбросанные, преломленные черты настоящего» (с. 115) [27].

вернуться

27

Вяземский П.А. Записные книжки (1813–1848). – М., 1963.