Июнь 41-го. Окончательный диагноз, стр. 6
Звучит логично — но совсем не похоже на стиль и метод тов. Сталина. Как известно, Хозяин отличался большой осторожностью, сдержанностью, осмотрительностью — на грани трусости (малоизвестный факт: тов. Сталин не подписал распоряжение о проведении испытания первой атомной бомбы, так за подписью тов. Берия ее и бабахнули). А то, о чем пишет Н. Вольский, требовало готовности пойти на отчаянный риск, ибо никто заранее не мог предугадать — как отреагирует страна и армия на первые поражения: «приливом холодного бешенства и готовности стоять до конца» (так советский посол в Лондоне И. Майский описывал реакцию англичан на первые бомбардировки люфтваффе) или массовым дезертирством?
Наконец, совершенно несовместимо с намерением «дать Гитлеру немножко попобеждать» размещение в приграничных округах гигантских запасов военного имущества. Если бы намерения Сталина были именно таковы, как их описывает Н. Вольский, то в приграничной полосе «на заклание» оставили бы десятка два стрелковых дивизий, а главные силы кадровой армии, включая драгоценные (во всех смыслах этого слова) мехкорпуса, оказались бы к востоку от Днепра и Западной Двины…
Мы не случайно уделили выше столь много места рассмотрению арифметики потерь немецкой и советской армий. Именно вопрос о том, почему потери Красной Армии оказались в десятки раз выше потерь вермахта, подводит нас к разгадке мрачной «тайны» лета 41-го года. У потерь этих очень разная структура. Если у немцев на одного убитого приходится в среднем трое раненых, то в Красной Армии безвозвратные потери в три-четыре раза больше санитарных потерь.
Как такое может быть? Не могла же анатомия и физиология советского и немецкого человека радикально различаться? Разумеется, дело совсем не в анатомии; летом 41-го года в частях Красной Армии безвозвратные потери состояли главным образом (в некоторых случаях — почти полностью) из дезертиров и пленных, убитых же было в 5–6–7 раз меньше. «Войска разрозненными группами разбрелись по лесам», как пишет в своих мемуарах генерал Болдин (в начале войны — заместитель командующего Западным фронтом).
Анализ структуры потерь личного состава подсказал дальнейшее направление исследования. Не менее красноречивыми оказались и потери боевой техники (их динамика, структура, соотношение с потерями аналогичной техники до и после 41-го года, сравнение с потерями противника). После этого оставалось только «подкрутить резкость» и внимательно, по дням и часам рассмотреть реальный ход боевых действий первых недель войны. Таким образом удалось сформировать целостную картину военной катастрофы лета 41-го года.
Результаты работы были изложены мною в книге под названием «Бочка и обручи» (первый тираж вышел в свет в 2004 г.), затем в 2008 г. радикально переработанный вариант этой книги издавался под названием «22 июня. Анатомия катастрофы». Основная концепция была развита и дополнена в книге «23 июня: день «М». Весьма показательным для понимания реального состояния советских Вооруженных сил является история начала 2-й советско-финской войны, подробно рассмотренная в книге «25 июня — глупость или агрессия?». Авиационной «составляющей» истории разгрома 41-го года были посвящены книги «На мирно спящих аэродромах» и двухтомная «Новая хронология катастрофы».
В конечном счете сформировался некий «корпус работ», в котором подробно рассмотрен и предметно аргументирован следующий вывод: главная причина поражения лежит вне сферы проблем оперативного искусства, тактики, количества и качества вооружений. В самой краткой формулировке ответ на вопрос о причине поражения может быть сведен к трем словам: АРМИЯ НЕ ВОЕВАЛА. На полях сражений 1941 г. встретились не две армии, а организованные и работающие как отлаженный часовой механизм Вооруженные силы нацистской Германии с одной стороны, и огромная вооруженная толпа — с другой.
Причины превращения Красной Армии в неуправляемую толпу не имели ничего общего с пресловутым «отсутствием средств связи». И причиной, и следствием, и главным содержанием процесса стихийного распада армии стали массовое неисполнение приказов, массовое дезертирство (как явное, так и скрытое), массовая сдача в плен. Советский Союз оказался не готовым к войне с точки зрения «человеческого фактора». В полном противоречии с тем, что десятилетиями вдалбливала советская пропаганда, Красная Армия уступала противнику не в числе пушек, танков и пулеметов, а в готовности, умении и желании солдат исполнить свой долг. В столкновении с настоящим, упорным и стойким противником выяснилось, что в Красной Армии было много танков, но мало мотивации для вооруженной борьбы.
Шесть лет назад, в предисловии к «Анатомии катастрофы», я писал: «Использованная источниковая база имеет явный недостаток: она неполна, фрагментарна и составлена главным образом именно теми людьми, которые в силу своих служебных и партийных обязанностей имели целью скрыть правду об обстоятельствах и причинах катастрофического разгрома Красной Армии… Строго говоря, в этой книге нет ни одного нового документа или факта ». Та книга, которую вы сейчас держите в руках, сделана совершенно иначе — в ней принципиально и последовательно проигнорированы все и всякие сочинения советских «историков»; если они пару раз встречаются в перечне использованной литературы, то это значит, что использованы они были в качестве иллюстрации к какому-то запредельному вранью.
Та же участь постигла и мемуары советских генералов; Бог им всем судия, но сегодня, имея возможность сравнить с реальными документами и фактами то, что они написали (а точнее говоря — что написали за них идейно подкованные «литработники»), трудно избавиться от чувства неловкости и стыда. А если и есть в этом мутном потоке сверкающие крупицы правды, то добыча такого «золота» слишком трудоемка, утомительна, ненадежна; сегодня уже проще воспользоваться первичными архивными документами.
Мои первые книги предоставили читателю новые выводы из общеизвестных (правильнее и честнее сказать — из доступных, но проигнорированных двумя поколениями историков) фактов. В последней книге все точно наоборот: здесь нет новых (новых по отношению к моим прежним работам) выводов, все выводы «старые», но на этот раз они подкреплены тысячами страниц документов из российских и немецких военных архивов; по большей части документы эти ранее никогда не публиковались.
Можно сказать, что эта книга является «контрольной работой». Проверкой и уточнением предыдущих книг. Можете также считать ее «контрольным выстрелом» в набитое опилками чучело советской псевдоистории; теперь ему место — только на свалке.
Часть 1. Накануне
Глава 1.1 Красная Армия обр. 1941 г
В этой главе (как и во всей книге в целом) мы не будем обсуждать процесс, в результате которого Советская Россия, дотла разоренная в ходе многолетней войны (с 1914 по 1920 г.), превратилась в мощнейшую военную державу. Об этом и без того много написано, а нас в данном случае — для изучения и понимания хода боевых действий первых недель советско-германской войны — интересует не метод, не процесс, а конечный результат. Ограничимся лишь короткой цитатой из одного вполне официального документа. 2 апреля 2008 г. Государственная дума приняла специальное Заявление, посвященное памяти жертв голодомора. Там, в частности, сказано: «В результате голода, вызванного насильственной коллективизацией, пострадали многие регионы РСФСР, Казахстана, Украины, Белоруссии. От голода и болезней, связанных с недоеданием, в 1932–1933 годах там погибло около 7 млн человек. Народы СССР заплатили огромную цену за индустриализацию, за гигантский экономический прорыв, произошедший в те годы…»
Семь миллионов. Ни одна страна Западной Европы (не считая самой Германии) не понесла в годы Второй мировой войны таких жертв, которые подданные Сталина еще в так называемые «мирные годы» принесли на алтарь форсированной милитаризации СССР. Заставить людей работать Сталин и его соратники умели. Можно (и нужно) спорить о том, насколько рационально были организованы эти великие труды с точки зрения критерия «цена — результат». В любом случае «цена» беспокоила Сталина мало, а результат вышел огромный. Весомый, грубый, зримый.