Кодекс, стр. 51

— Вот и не умирайте, дон Альфонсо, мы вас любим. Черт с ней, с той ведьмой.

Индеец взял Сэлли за руку и улыбнулся:

— Целительница, ведьма ошиблась только в одном. Она сказала, что я умру среди чужих. Это неправда. Я умираю среди друзей.

Он закрыл глаза, что-то пробормотал и затих.

45

Сэлли плакала. Том встал и отвернулся, чувствуя, как растет его безрассудный гнев. Потом отошел, немного углубился в лес и там, на тихой поляне, сел на бревно и сжимал и разжимал кулаки. Старик не имел права их оставлять. Пошел на поводу у своих предрассудков. Уговорил себя умереть только потому, что увидел голубые горы.

Том вспомнил, как впервые увидел дона Альфонсо, когда тот сидел в своей хижине на маленьком стуле, размахивал мачете и шутил. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

Они выкопали старику могилу в раскисшей земле. Это оказалась задача не из легких. Все настолько ослабели, что едва поднимали лопату. У Тома не выходила из головы мысль: когда ему придется делать то же самое для Филиппа? Завтра? Работу они закончили к полудню. Завернули дона Альфонсо в его гамак и скатили в сочившуюся водой яму. Бросили на тело несколько цветов, завалили яму грязью. Том соорудил грубый крест, связав две деревяшки лианой, и установил в головах могилы. Все застыли в неловком молчании.

— Я бы хотел сказать несколько слов, — начал Вернон.

Он стоял и слегка покачивался. Одежда висела на его исхудавшем теле, волосы и борода в диком беспорядке. Он был похож на нищенствующего монаха.

— Дон Альфонсо… — Вернон поперхнулся и закашлялся. — Если ты все еще здесь, задержись ненадолго, прежде чем отправиться к Жемчужным вратам, и помоги нам выбраться отсюда. Нам сейчас очень туго.

— Аминь, — подхватила Сэлли.

Набежавшие черные тучи положили конец солнечной передышке. Послышался гром, и по листве над головой опять застучали капли дождя.

Сэлли подошла к Тому.

— Я снова собираюсь на охоту.

Он кивнул и, решив попытать счастья на реке, через которую они переправились с милю назад, взял леску с крючками. А Вернон остался присматривать за Филиппом. Том и Сэлли вернулись не поздно. Девушка не добыла ничего, а Том принес одну-единственную рыбу, которая весила не более шести унций [38]. Пока они отсутствовали, у Филиппа усилился жар и начался настоящий бред. Глаза лихорадочно блестели, он беспрестанно мотал головой и бессвязно бормотал. Теперь Том не сомневался, что брат умирает. Когда его попытались напоить заваренным Сэлли чаем, он нечленораздельно вскрикнул и выбил чашку из рук. В кастрюльке сварили рыбу с корнем маниоки и стали кормить его с ложечки. Филипп еще кричал, отпихивал ложку с бульоном, но в конце концов начал есть. Остаток они поделили между собой и полезли под ствол дерева пережидать ливень и готовиться к ночлегу.

Первым на рассвете проснулся Том. Лихорадка брата за ночь еще усилилась. Он метался, что-то бормотал, пальцы беспомощно шарили у горла. У них не было ни лекарств, ни средств диагностики. Не было даже обыкновенной аптечки. Травяные настои Сэлли оказались не в силах справиться с жаром.

Вернон развел костер, они сидели у огня и отрешенно молчали. Над головами, словно осуждающая толпа, кивали под ударами дождя темные листья папоротников, и от них в убежище царил зеленый полумрак. Первым заговорил Том:

— Придется остаться здесь, пока не поправится Филипп. — Сэлли и Вернон согласно закивали, хотя прекрасно понимали, что больному не суждено поправиться.

— Постараемся, как можем, на охоте и на рыбалке. Будем собирать съедобные растения. И используем время отдыха, чтобы восстановить силы для долгой дороги домой.

Все опять согласились.

— Договорились, — подытожил Том и поднялся. — А теперь за работу. Сэлли, ты идешь на охоту. Я беру леску и крючки. Ты, Вернон, останешься присматривать за Филиппом. Только не сдаваться!

Все стояли, пошатываясь, но Том обрадовался, заметив, что в его товарищах просыпается энергия. Он взял рыболовные снасти и углубился в джунгли. Шел по прямой от Серро-Асуль, оставляя метки на папоротниках, чтобы обозначить путь, и не переставал высматривать съедобные растения. Дождь не прекращался. Через два часа, измотанный, весь в грязи, он очутился на реке. По дороге ему удалось поймать небольшую ящерицу, которую он решил использовать в качестве наживки. Нацепил отбивающуюся рептилию на крючок и забросил в бурную реку.

Через пять часов Том понял, что пора возвращаться, иначе он не попадет в лагерь засветло. Он потерял три крючка и изрядное количество лески, но ничего не поймал. Вернон поддерживал огонь, а Сэлли еще не вернулась.

— Как Филипп? — спросил он.

— Не очень, — ответил брат.

Том посмотрел на больного. Филипп метался во сне — то приходил в сознание, то снова погружался в небытие и все время бормотал обрывки каких-то фраз. Тома испугало его лицо — такое выражение было у дона Альфонсо в последние минуты. Филипп в бреду разговаривал с отцом, жаловался и бросал упреки. Называл по именам братьев и мать, которую не видел лет двадцать. А потом ему почудилось, что он подросток и присутствует на собственном дне рождения. Ему исполнилось пятнадцать, он разворачивал подарки и вскрикивал от радости.

Расстроенный и опечаленный Том отошел к костру и сел рядом с Верноном. Брат обнял его за плечи и подал кружку с чаем.

— Вот так целый день.

Том сделал глоток. Он заметил, что его рука выглядела совсем по-стариковски — вся в пятнах, со вздувшимися венами. В животе было пусто, но он не испытывал голода.

— Сэлли еще не возвратилась?

— Нет, но я пару раз слышал, как она стреляла.

Словно в ответ на их слова в кустах раздался шорох, и появилась девушка. Не говоря ни слова, она прислонила ружье к дереву.

— Не везет? — спросил Том.

— Подстрелила пару пней, — ответила Сэлли. Том улыбнулся и взял ее за руку.

— Трепещите, пни! Великая охотница Сэлли вышла за добычей!

Она стерла с лица грязь.

— Извини.

— Завтра, — сказал Том, — надо выйти пораньше. Пойду туда, где мы нашли Филиппа. К ночи вернуться не успею. Но та река большая. Наловлю уйму рыбы.

— Отличная идея, — одобрил Вернон, но его голос дрогнул.

— Мы не сдадимся.

— Ни за что! — подхватила Сэлли.

— Не могу себе представить, — покачал головой Вернон, — что сказал бы отец, если бы увидел нас в таком положении.

Том, в свою очередь, мотнул головой. Он перестал думать о Максвелле Бродбенте. Знал бы тот, что натворил, — послал своих сыновей на смерть… Сыновья разочаровывали его при жизни и оказались не на высоте теперь, когда он лежал в могиле. Том посмотрел на огонь и спросил:

— Ты на него злишься?

— Да, — ответил Вернон после недолгого колебания. Том безнадежно махнул рукой.

— Как ты считаешь, мы сумеем его простить?

— Какое это имеет значение?

Том проснулся до рассвета со странным ощущением, будто что-то давит ему на основание черепа. Шел дождь, и было темно. Шум дождя, казалось, проникал в самую голову. Том повернулся раз-другой. Давление превратилось в настоящую головную боль. Он подтянул ноги к животу, сел и, к своему изумлению, понял, что не в состоянии держаться прямо. Повалился на спину, голова упала набок, и он провалился в черноту, которую наполняли красные и бурые всполохи и шепот голосов. Где-то встревоженно бормотал Волосатик. Том прищурился и разглядел обезьянку. Она сидела неподалеку на земле и возбужденно причмокивала губами. Он понял: что-то случилось.

Это не просто последствия голода — начиналась болезнь. Господи! Только не теперь! Том повернулся и в завихрениях тьмы попытался разглядеть Вернона и Сэлли, но ничего не увидел. В нос ударил отвратительный запах гниющих растений, дождя и земли. Капли барабанили по листьям, а казалось — насквозь пробивали голову. Тянуло ко сну. Но вот он открыл глаза и увидел перед собой Сэлли. Девушка вглядывалась в его лицо.