Таинственная история Билли Миллигана (Множественные умы Билли Миллигана), стр. 104
Томпсон был в ярости, получив известие от Билли и от адвоката из Лимы. Он сделал заявление, которое прозвучало по радио. «В конце концов, любой заключенный имеет право на защиту своих гражданских прав, – сказал он радиокомментатору. – И согласно статутному праву штата Огайо, пациенты имеют права, гарантированные последними дополнениями к биллю о психическом здоровье граждан, – гражданские права пациентов. По условиям законодательных актов Соединенных Штатов имеются также билли о защите федеральных гражданских прав. В конечном счете пациент может подать в суд по поводу защиты своих прав. В настоящий момент рано говорить о том, что еще может произойти».
В «Третьем рассмотрении ежемесячного плана лечения» от 2 января 1980 года клиника в Лиме определила следующее:
«План лечения эффективен и соответствует состоянию пациента.
Диагнозы пациента:
1. Псевдопсихопатическая шизофрения (СДС-П, 295.5) с диссоциативными проявлениями.
2. Необщительная личность, враждебный подтип (СДС-П, 301.7).
3. Алкогольная зависимость (СДС-П, 303.2), из прошлого.
4. Наркотическая зависимость, стимулянты (304.6), из прошлого.
Пациент был переведен в отделение интенсивной терапии две недели назад из-за его буйного поведения… Можно предположить, что на пациента неблагоприятно подействовала известность, которую он получил благодаря прессе, вследствие чего он стал вести себя как “звезда”… Мистер Миллиган демонстрирует явные признаки истинного психопата, вследствие чего с ним общаться так же трудно, как с любым другим психопатическим пациентом… К тому же пациент проявляет многочисленные признаки истерической личности. Хотя подобное нарушение обычно наблюдается у женщин, есть много случаев истерических личностей мужского пола. Такое состояние не следует исключать.
Льюис А. Линднер, доктор медицины, штатный психиатр. 4.01.80
Дж. Уильям Макинтош, доктор философии, психолог. 4.01.80
Джон Доран, магистр гуманитарных наук, помощник психолога. 7.01.80»
Возмущенные тем, что администрация клиники в Лиме не выполняет предписание судьи Кинуорти относиться к Миллигану как к множественной личности, Алан Голдсберри и Стив Томпсон подали в суд ходатайство по поводу оскорбления суда со стороны администрации клиники и Департамента по проблемам психического здоровья, штат Огайо. Они настоятельно требовали, чтобы директор департамента распорядился перевести Билли Миллигана в клинику с менее строгим режимом.
5
Запертый в Государственной клинике для психически больных преступников в Лиме, «распавшийся» Билли Миллиган выкупил карандаш у одного из санитаров и начал писать первое из серии писем писателю:
"Внезапно санитар, появившийся на пороге, грозно рявкнул пациентам отделения 22: «Эй вы, дерьмо проклятое, выходите из зала! Живо!» Помолчав, чтобы набрать воздуха и приладить во рту толстый окурок, он пробурчал: «Когда окна вымоют, позовем вас, кретины, а до тех пор – марш по комнатам!»
Под его ледяным взглядом несколько человек встали со своих стульев и, как зомби, потянулись из зала, потом послышался лязг закрываемых больших железных дверей. Люди без всякого выражения на лице и с полотенцами на груди, подвешенными в виде слюнявчиков, шли очень медленно, но дородные санитары подгоняли их щелчками широких кожаных ремней, лишая последнего человеческого достоинства. Торазин, проликсион, халдол и любое другое существующее психотропное лекарство помогают поддерживать самое строгое послушание, поэтому нас кормят ими, как леденцами. Никакой человечности. Да, я же забыл. Мы здесь не люди. Лязг!
Казалось, каждый мой мускул затвердел и застыл, когда я вошел в тесную комнатку и закрыл за собой дверь. Лязг! Сидеть на кровати надоедает, поэтому я удобно устроился на пластиковом матрасе. Заняться абсолютно нечем. На противоположной стенке облетела краска. И я решил использовать свое воображение. Я вызывал в воображении разные силуэты, чтобы развлечься, и пытался опознать их. Сегодня, например, только лица – старые, безобразные, дьявольские лица – смотрели на меня с облезлой стены старого здания. Было страшно, но я смотрел. Стена смеялась надо мной. Я ненавижу эту стену. Будь проклята эта стена! Она все ближе и ближе подступает ко мне и все громче смеется. Стекавший со лба пот щипал глаза, но я упорно не закрывал их. Стена громко смеется. Я должен сторожить ее, иначе она надвинется, вторгнется в меня и раздавит. Я застыну и буду сторожить эту проклятую хохочущую стену. Четыреста десять человек, объявленных психически больными, бродят, как тени, по бесконечным залам этой дьявольской богадельни. Меня бесит тот факт, что государство имеет наглость называть это место клиникой. Государственная клиника Лимы. Лязг!
В отделении 22 наступила тишина. Слышно лишь звяканье и скрип разбитого окна. Кто-то разбил маленькое окошко в дневном зале, где мы обычно сидим вдоль стены на массивных деревянных стульях. Сидишь, можешь курить. Не разговариваешь, обе ступни обязательно прижаты к полу, иначе будет плохо. Кто разбил окно? Теперь санитары будут зверствовать, потому что прервали их игру в карты и одному из них надо находиться в дневном зале, если нас выпустят из наших ящиков.
…Я ничего не слышу, находясь в ступоре, похожем на транс. Тело онемевшее и пустое. Проклятая хохочущая стена перестала смеяться. Это просто стена, и на стене просто облетает краска. У меня холодные, липкие руки. Удары сердца эхом отдаются в пустом теле. Тревожное ожидание душит меня, я жду, когда выйду из моего ящика. Но я остаюсь, застыв на кровати и глядя на молчащую, неподвижную стену. Я – ничто, зомби в пустом ящике, в аду небытия. Слюна, стекающая по сухим, запекшимся губам, – верный знак, что психотропное лекарство борется за контроль над моим мозгом, душой и телом. Должен ли я сопротивляться? Объявить его победителем? Поддаться, чтобы избежать трагической реальности, лежащей за моей стальной дверью? Стоит ли жизнь того, чтобы жить в этой общественной помойке, предназначенной для тех, кто не играет по их правилам? Чего я могу достичь или какой вклад могу внести в человечество, находясь в этом ящике из бетона и стали, с проклятой хохочущей стеной, которая еще и движется? Сдаться? В голове все интенсивнее роятся вопросы, словно пластинку в 33 оборота поставили на 78.
Вдруг словно страшный электрический шок прошел по моему телу, плечи откинулись назад, я сел прямо. Реальность, как сильная пощечина, прервала мой транс. Хрустнули замерзшие суставы. Что-то ползло вверх по позвоночнику. Игра воображения? Собрав остатки своего рассудка, я понял, что это не воображение. Что-то ползло по позвоночнику. Я быстро скинул рубашку через голову, хотя на ней были пуговицы. Слепой страх беспощаден к материальным ценностям. Три пуговицы отлетели. Я бросил рубашку на пол. Ощущение исчезло. Посмотрев осторожно на рубашку, я увидел нарушителя. Черный таракан длиной сантиметра три отбивал чечетку на моей пояснице. Огромное насекомое было безобидно, но отвратительно. Я вернулся в реальность, но все еще продолжал думать о своем внутреннем споре – таракан решил его, и я отпустил отвратительное существо. Втайне я гордился победой своего рассудка, своими действиями. Я не псих. Во мне еще есть желание бороться. Я не потерпел поражение, но и не победил. Я разбил окно и даже не знал почему".
Писатель получил письмо от другого пациента клиники, датированное 30 января:
"Уважаемый сэр,
позвольте сказать вам главное. В течение 24 часов после посещения адвоката Билли перевели из пятого от деления в девятое, с более строгим режимом.
Решение о переводе было принято на собрании дневной смены персонала. Это явилось сюрпризом и шоком для Билли, но он выдержал…
Единственное время, когда мы с Билли можем теперь поговорить, это во время коллективного отдыха. Тогда я и узнал, что на него надавили на полную катушку. Он сказал, что, пока он не откажется от своих адвокатов, ему запретили посещения, переписку, звонки. Ему приказали прекратить работу над книгой, его изводят санитары. (Меня тоже обвинили в том, что я помогаю Билли с книгой, и я понял, что он и не хотят, чтобы книга вышла).
Мне сказали, что Билли проведет остаток своего срока здесь, в отделении строгого режима…"