Первое знакомство (сборник), стр. 17
Вдруг паренёк увидел её, круто натянул поводья и радостно закричал:
— Мамочка! Здравствуй!
Анна Николаевна охнула и ещё больше побледнела.
— Господи! — всплеснула она руками. — Да кто тебе позволил подходить к лошади!
Петя покосился на ребят, которые задержали своих коней у калитки, и ему стало стыдно.
— Я к лошади и не подхожу. Я просто сижу на ней верхом, — пытался отшутиться Петя.
Но мама, заломив руки, уже спешила к нему. Петя знал, она сейчас стащит его на землю и, никого не стесняясь, начнёт упрекать, ужасаться и, конечно, плакать. Мальчик с отчаянием посмотрел на деда, прося у него поддержки. Старик понимающе кивнул и взял Анну Николаевну за руку.
— Ну что охаешь? Радоваться надо! Посмотри, какой казак вырос. Он теперь не то что на коне — на самом чёрте верхом проскачет.
Мама вытерла слёзы и потянулась к сыну:
— Слезь, Петенька, не мучай меня!
— А ругаться не будешь? Не то ускачу!
В голосе у сына послышалась такая до сих пор не знакомая Анне Николаевне твёрдость, что она поняла — он не пугает её, а действительно может ускакать на этой ужасной лошади. Поняла и смирилась:
— Хорошо… Я ничего не скажу…
Только после этого Петя спрыгнул с лошади, крепко обнял мать и поцеловал её. А бедная мама всё ещё не могла прийти в себя и смотрела на сына с нескрываемым страхом.
Владимир Натанович Орлов
Необычный слон
Таисия Семеновна Астапенкова
Друг
Ветер дул с залива. Он брал разгон по прямой асфальтированной улице. В конце её, наткнувшись на замшелый бок сопки, останавливался в раздумье. Потом сердито ворошил жёсткие кустики брусники и, сворачивая в сторону, нёсся по ступенькам новенького трапа в верхнюю часть городка. Там, не зная удержу, весело кружил между домами, поднимал белую пыль. И всюду — во дворах, в мелких листочках ссутулившихся берёз, в сырых торфяных лощинах — он оставлял за собой смешанный запах водорослей, свежей рыбы и кораблей. Так пахнет любой порт, но здесь в обычный запах порта вплетался грустный запах нетронутых снегов и бродячих айсбергов: запах недалёкого полюса.
За сараем ветра не было. Колька с Игорем сияли рубашки и подставили плечи июньскому солнцу. Теперь оно круглыми сутками не слезало с неба. Отдохнёт на одной сопке — карабкается на другую.
А в два часа ночи, когда в пятиэтажном доме все спят, оно подкрадывается к Колькиному окну и протягивает через всю комнату тонюсенькие струны-лучи, завязывая их золотым узелком на металлической ручке двери.
Колька в задумчивости расковыривал дырку на тапочке.
— У Альмы второе ухо встало, — сказал Игорь.
— Нам-то что! — досадливо отмахнулся Колька. — За так он её всё равно не отдаст.
— Знаешь, сколько он дерёт за неё?
— Ну?
— Четыре рубля.
Колька свистнул.
— Не свисти, пожалуйста, если ни фига не понимаешь в собаках! — обиделся Игорь. — Это же овчарка.
Он обхватил колени руками. На левой химическим карандашом нарисован якорь. Прерывисто вздохнул и упёрся подбородком в колени.
— Знаешь, Колька, как мне хочется, чтоб она у меня жила!.. Я даже спать не могу из-за неё.
Голос у Игоря дрожит, а лицо печальное-печальное. Кольке становится не по себе. Колька любит красивых людей. По его мнению, Игорь очень красив. И форма на нём сидит ловко, и галстук всегда хорошо разглажен. У Кольки он постоянно съезжает куда-то набок, концы неизвестно почему закручиваются и становятся похожими на сосульки. Глаза у Игоря тёмные и глубокие. Они что-то напоминают Кольке, а что — он никак не вспомнит. И ещё Игорь здорово поёт. Особенно «Вдали за рекой». Закроет глаза и поёт. А дойдёт до слов: «…Он упал на траву возле ног у коня и закрыл свои карие очи…», у Кольки начинает першить в носоглотке. Он крутит головой, шмыгает носом и сердито говорит: «Хватит уж»… И в пинг-понг Игорь играет лучше всех.
Танцует он тоже здорово. На Новый год их класс 4 «В» выступал у шефов на корабле. Игорь сплясал «Яблочко». Моряки потом долго и весело хлопали и даже кричали «браво».
Колька любит красивых людей… Сам он головастый, ноги на старые корни похожи: колени толстые, ступня широкая. Мать говорит: после рахита такой корявый остался.
Колька коси?т серым глазом на друга:
— У тебя сколько-нибудь есть?
— Тридцать копеек, — вздыхает Игорь.
— Да у меня пятьдесят. — Колька с минуту думает. — Если мороженое не есть, можно накопить.
— Когда же копить, если мы завтра уезжаем!
— Летом тоже можно копить, — возражает Колька.
Игорь оживляется:
— Точно. Давай за лето соберём на Альму.
— Ты куда едешь? — интересуется Колька.
— К Чёрному морю, к солнышку, — веселеет Игорь. — Разве это солнце? — И, нацеливаясь, швыряет камушком в небо.
— А я в деревню. К бабушке. — Колька смотрит в мрачноватую глубину Игоревых глаз и вспоминает: — Там омут. Тёмный и глубокий. За бабушкиным огородом. Голавли в нём. Дяденьки даже обходят его, не купаются, а я — с кручи вниз головой…
И вдруг Колька представил море. Синее-синее, а если зачерпнуть его в ладони, то в ладонях станет оно прозрачно-голубым, как вода в мамином корыте, когда она бельё подсинивает. И ещё он представил настоящую вышку. С неё в чёрных трусиках, перехваченных белым пояском, распластавшись ласточкой, летит Игорь. И сразу неинтересной стала рыбная ловля под мостом, вишнёвые закаты за тревожными камышами и уж, прижавшийся под хлевом.