Мир Ашшура. Дилогия, стр. 55

– Нет, я имею в виду демонов Джехи! – рявкнул Аккараф.

– К моему большому сожалению, я должен сказать…– Сокт запнулся и озадаченно поглядел на золотой браслет, украшавший его запястье.

– Ну, что ты замолчал? – Аккараф сдвинул брови и раздул ноздри.

– Я… Мне…– Сокту потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки, но он справился.

Погладив пальцами священный браслет с символом сокола, вдруг ставший горячим, как разогретая солнцем галька, посол поднял глаза и продолжил:

– К моему большому сожалению, я ничем не могу утешить Владыку Карнагрии. Договор, который мой народ заключил с Империей, гласит: флот Священных островов обязуется защищать берега и корабли Карнагрии от нападения пиратов. И только. Точно такое же соглашение мы имеем и с остальными империями, включая и Фетис. Может ли Царь царей пожаловаться на то, что мы пропустили пиратов к побережью Карнагрии?

– Но эти проклятые фетсы напали на меня! – закричал Аккараф.– По-твоему, сокт, это не пиратский набег?

Кен-Гизар покачал головой.

– Это не пиратский набег,– произнес он спокойно.

– А что же?

– Это война.

Аккараф потерял дар речи. Лицо его побагровело, жирное брюхо заколыхалось от возмущения. Лекарь-фетс (война или мир, а фетсы – лучшие врачеватели в империях), который в последние годы неотлучно находился при Императоре, когда тот решал важные дела, немедленно принялся массировать шею и затылок Аккарафа.

Спустя некоторое время кожа Императора приобрела обычный цвет. Аккараф успокоился. Как ему ни хотелось прикончить сокта, с этим придется повременить. Тем более что формально посол прав: фетсы – не пираты. Это война, а не набег.

– Пошел вон,– сказал Аккараф, с удовольствием пронаблюдав, как вытянулось лицо черномазого от такого обращения.

Посол, впрочем, не мог позволить себе оскорбиться. Поклонившись, он направился к выходу. Перед тем как покинуть Малый зал приемов, Кен-Гизар остановился и оглядел обшитые дорогим черным деревом стены. Затем молча вышел и покинул императорское крыло. Золотой браслет жреца Яго, который Кен-Гизар носил на запястье, перестал обжигать кожу. Браслет этот был не просто дорогим украшением: он обладал собственной магией Яго и безошибочно обнаруживал магию чужую. Что ж, Кен-Гизар не мог позволить себе ответить на оскорбительные слова Аккарафа, но зато мог не ставить Императора Карнагрии в известность, что у него под боком притаилась нечисть.

Когда посол соктов покинул Аккарафа, Императору сообщили, что его личный маг просит немедленной аудиенции.

– Нет,– отрезал Император.– Я больше не доверяю фетсам! К тебе это не относится,– добавил он, покосившись на лекаря.– Даггер,– обратился он к начальнику дворцовой стражи,– вели арестовать мага и держать под неусыпным наблюдением!

Алый салютовал и собирался уйти, но Аккараф остановил его:

– Ты вот что… Помягче с ним, все-таки маг…

– Я понимаю, государь.

Даггер очень хорошо представлял, чем может обернуться гнев мага. С чародеями не шутят. Их или убивают сразу, или холят, как дорогих айпегских жеребят.

Царского мага звали Фанкис. Имя, разумеется, не настоящее. Маг служил еще предшественнику Аккарафа, и только Великому Ашшуру ведомо, сколько фетсу лет.

– Император велел позаботиться о твоей особе,– дипломатично сказал капитан дворцовой стражи.– Ты, несомненно, знаешь, что твои сородичи напали на Карнагрию?

– Несомненно.

Кожа Фанкиса – желтая и морщинистая, а борода и длинная коса – совершенно белые. Никто не сообщал магу о нападении фетсов, но на то он и царский маг, чтобы знать все, что касается царя.

– Я приставлю к тебе пятерых солдат. Никто не потревожит твою особу,– сказал Даггер.

– Как угодно.– Глазки мага превратились в крохотные щелочки.– Император не доверяет мне?

Даггер нехотя кивнул.

– Ты – фетс,– напомнил он.

– Это правда.

Чародей погладил свою белоснежную косу.

– Пять солдат – это слишком много для одного старика,– заметил он.– И слишком мало – для одного мага, а, Даггер?

– Зачем тебе понадобилась встреча с Императором? – вместо ответа спросил капитан.

– Разве царскому магу нужно объяснять кому бы то ни было, почему он хочет встретиться с царем?

Даггер промолчал. Его солдаты переминались у входа в покои. Больше всего они хотели бы убраться отсюда подальше.

– Императору грозит опасность,– сказал Фанкис.– Здесь, во дворце.

Зрачки фетса расширились и полыхнули темным огнем.

Даггеру очень захотелось покинуть покои мага и больше никогда с ним не встречаться. Но капитан был Алым, а значит, умел подавлять страх.

– Какая опасность? – спросил Даггер твердым голосом.

– Я скажу Императору лично. Передай ему.

И повернулся к капитану спиной.

– Я передам,– пообещал Даггер. И солдатам: – Оставайтесь здесь.

Оказавшись в галерее, капитан попытался расслабиться. Но пылающие глаза мага впечатались в память и отняли у капитана спокойствие.

– Нет, я не желаю его видеть! – отрезал Император.– Передай начальнику царской стражи, чтобы явился ко мне. Отныне он будет находиться при мне постоянно. Его мечу я доверяю больше, чем чарам фетса! Церемониймейстер!

– Да, государь?

– Распорядись, чтобы к завтрашнему утру подготовили Зал Царского Совета. Я желаю знать, что думают мои вельможи по поводу будущей войны. Кто еще просил о встрече со мной?

– Командующий Черной пехотой, посол Эгерина, посланник Владыки Реми, советник Саконнин, помощник командующего флотом…

– Довольно,– поморщился Аккараф.– Этак я до обеда не управлюсь. Приму троих и начну с посла.

3

Как преступника, посягнувшего на императорское имущество, Фаргала отправили не в городскую тюремную яму, а в особый застенок на задворках Дивного города [7]. Взглянув на эгерини теперь, мало кто из прежних знакомых узнал бы в нем того красавца воина, каким Фаргал был всего лишь несколько недель назад. Голый, грязный, исхудавший так, что все ребра – наперечет. Месяц под проливным дождем, внутри железной клетки, среди людей, ни один из которых не рискнул бы выйти один на один против вооруженного эгерини, зато очень хорошо знал, как довести до бешенства беспомощного пленника.

Брошенный в вонючую камеру, прикованный к кольцу в стене, Фаргал вытянулся на охапке гнилой соломы и закрыл глаза.

Фаргал знал, что его казнят. И смерть будет мучительной. Не стали бы везти через полстраны, чтобы просто повесить. Где-то внутри теплилась надежда: Таймат сумеет его спасти. Слабая-слабая надежда…

– Эй, парень, хочешь лепешку?

Фаргал открыл глаза. Рядом с ним на корточках сидел старик. В руках он держал кусочек серого черствого хлебца.

– Хочешь лепешку, парень?

– А ты?

– Я старый, мне ее не разгрызть – сказал старик.– И все равно, тем, кто попал сюда, бессмысленно копить жир. Когда льва не кормят три дня, он жрет даже кости.

– Спасибо.

Лепешка исчезла в одно мгновение.

– За что тебя? – спросил старик, пристраиваясь рядом на клочке соломы.

– Я разбойник,– сказал Фаргал.

С тех пор, как эгерини схватили, этот человек был первым, кто отнесся к нему с сочувствием.

– А тебя?

– У меня не было пяти монет, чтобы дать взятку сборщику.

– И это все? – удивился Фаргал.

– Ты, должно быть, не земледелец, парень, я угадал? А мы тут все за одно сидим. Что я, что они! – Старик показал на сокамерников.– Ты правда разбойник? На вид тебе не больше восемнадцати.

– Так и есть,– кивнул эгерини.– В Карн-Апаласаре меня звали Большой Нож. Не слышал?

– Нет, а где это – Карн-Апаласар?

– Ты не знаешь? – изумился Фаргал.– Это на севере Карнагрии.

– Я сроду не уходил из моего селения,– сказал старик.– Вот только на старости лет совершил путешествие прямо в Дивный город. И кого же ты ограбил, что тебя привезли аж в столицу?