Мир Ашшура. Дилогия, стр. 22

– Времени довольно,– тем же тусклым голосом проговорила Нифру.– Вы успеете уйти.

– А ты? – насторожился Тарто.

– Я остаюсь.

– Мама! – воскликнул Кадол.– Да ты с ума сошла!

– Заткнись! – В голосе старшины была такая ярость, что его сын немедленно прикусил язык.– Жена,– продолжил Тарто более мягко,– я тебя не понимаю.

– Демоны пленили его душу, но не овладели ею,– ответила фетсианка.

– Значит, есть надежда, что…

– Нет.

– Тогда – зачем?

Нифру пожала плечами.

– Ладно.– Тарто принял решение.– Налус, поднимай младших, вы уезжаете.

– Без вас мы никуда не поедем,– твердо ответил старший сын.– Мама, зачем ты так поступаешь, знаешь ведь, что мы вас не оставим?

Нифру посмотрела на сына. Пальцы ее коснулись волшебного камня. Она могла сделать и так, что дети уйдут вопреки собственнной воле.

– Это нечестно.– Налус заметил ее движение.– Если ты отправишь нас, а сама погибнешь.

– У него есть право решать самому,– негромко произнес Тарто.

– У меня тоже,– так же тихо сказала Нифру.– И я остаюсь.

Фаргал выдохнул пламя и увидел, как обугливается лицо женщины, которую он любил. Руки его вытянулись вперед, и кривые когти впились в почерневшую плоть, разрывая ее на куски. Фаргал знал, что Нифру еще жива, он чувствовал нестерпимую боль и наслаждался этой болью. Клыки его сомкнулись на предплечье женщины, хрустнула кость. Не разжимая зубов, Фаргал протяжно завыл, дернул головой, напрочь оторвав руку. Скосив глаза, он видел тонкие пальцы, совсем не поврежденные, обхватившие волшебный камень. Оплавленные концы цепочки раскачивались, как маятники. Кровь хлестала из разорванных артерий, и жизнь Нифру могла угаснуть очень быстро. Жизнь и боль. Фаргал разжал челюсти, уронив отгрызенную руку, и выдохнул. Пламя охватило культю, превратив ее в черную головешку. Полумертвое тело женщины вздрогнуло. Фаргал поднял голову, не спеша огляделся. О, здесь были и другие. Они не посмеют шевельнуться, пока он не позволит. Его могущество сковало их. Его могущество и их собственный страх…

Черная потрескавшаяся корка вместо кожи, красные провалы глазниц, серый пепел вместо волос… И боль, невероятная боль…

– Нет!– зарычал Фаргал.

И ненависть его превозмогла и боль, и страх, и жажду.

– Нет!

Это е г о лицо сожжено, это е г о оторванная рука валяется на земле…

– Нет!

Тонкие пальцы Нифру, сжавшие волшебный камень… почему она не умирает?! Пламя, выметнувшееся изо рта, ударяет вниз, запах горелого мяса…

Добрые глаза демона, сострадающие глаза…

Крылья, у него есть крылья!

Фаргал рвется вверх, врезается во что-то мягкое, падает…

– Нет, я не хочу!

Прочь!

Голова Фаргала отрывается от земли. Он видит… Как она прекрасна! Гудящий сгусток пламени извергается изо рта… и рассеивается, не коснувшись божественно красивого лица. Божественно?..

Назови мое имя!

– Таймат… – шепчет он, узнавая. И обнаруживает, что демонов больше нет. Только голубой песок вокруг и сотканная из света фигура богини.

Избранник моей Судьбы,

Ты придешь ко мне и принесешь свою верность,

Свое мужество, свой нерастраченный пыл

Мне отдашь без остатка. О, как высока и безмерна

Будет радость моя, как высока и безмерна

Будет нежность моя, дар тому, кто меня полюбил.

Ослепительный луч ударил в грудь. Боль острая и сладостная. Голос богини – как поток воды для умирающего от жажды. Обволакивает, очищает, мучительно…

Мой Фаргал!

Он силится открыть глаза, но свет так ярок, что веки не слушаются, а когда слепящее сияние угасает и юноша наконец в силах разлепить веки, то видит не божественный лик Таймат…

…а желтую ткань шатра, просвеченную утренним солнцем, и осунувшееся лицо Нифру.

Фетсианка спала, опершись щекой на ладонь. Трое суток странствовал Фаргал в мирах безумия, и трое суток Нифру бодрствовала рядом с его постелью. И только когда прозрачное сияние жизни затеплилось вокруг неподвижного тела юноши, Нифру позволила себе заснуть.

13

К исходу месяца Новорожденных труппа подошла к воротам города Каммит-Зар, столицы земли Ширак. Еще до того, как они миновали ворота, Фаргал уже знал, что это его город, и нисколько не удивился, когда увидел над плоскими зелеными крышами белоснежную башню, вознесшуюся на руках мраморных колонн.

Тарто направил фургоны в тень крепостной стены и остановил лошадей. Фаргал спрыгнул на землю и помог спуститься старшине. Нифру соскочила сама, быстрая, гибкая, невозможно поверить, что через несколько лет она будет выглядеть не младше своего мужа.

Фаргал посмотрел на белоснежную башню, и ему показалось, что он видит над ней свет.

Тарто кашлянул, и Фаргал отвел глаза от храма. Цирковые окружили его, никто ничего не говорил. Да и что можно сказать? Совсем недавно Фаргал был одним из них, частью семьи. Он ел их пищу и дрался бок о бок с ними. Все, что знал и умел, юноша получил от них. Одиннадцать лет цирковые открывали ему мир, оберегали и учили так, словно Фаргал был с ними одной крови. Они были свои. Теперь Фаргал уходит…

У юноши перехватило горло.

– Ну ладно, ладно, парень.– Большой сгреб его в охапку и прижал к себе.– Мы ж не померли, увидимся через пару лет!

Фаргал, который теперь ростом не уступал бывшему солдату, вдруг обнаружил, что волосы на макушке Большого поредели и тронуты сединой.

Бывший солдат отстранил от себя своего воспитанника, полюбовался и уступил место Мили. Фаргал и дочка Тарто никогда не были в особенной дружбе. Но сейчас, прикоснувшись к ее губам и вдохнув запах кожи, пахнущей молоком, юноша подумал, что так и не узнал ее как следует. И уже не узнает.

Мимош и Бубенец пожали ему руки, похлопали по спине. Парни в мыслях уже плыли на собственном корабле к загадочному Фетису. И не могли взять в толк, почему их друг решил пойти в жрецы.

Налус и Кадол. Два брата, абсолютно не похожие друг на друга. Налус, надежный, как обитое железом колесо, и подвижный нервный Кадол, чье лицо с каждым годом все больше напоминало лицо его матери.

– Прощай, брат!

Пушинка, когда мать подтолкнула ее вперед, застенчиво потупилась. Фаргал подхватил ее на руки, хотел подбросить вверх, как делал это еще год назад, но передумал, просто поцеловал в щеку.

– Я тебя люблю,– прошептала девочка, щекоча губами ухо Фаргала.

– И я тебя,– ответил юноша.

Он опустил ее на землю и повернулся к Тарто.

– Мы тебя проводим,– хрипло произнес старшина.

Единственный глаз его повлажнел.

– До свидания,– сказал Фаргал всем сразу и пошел следом за Тарто.

В последний раз.

На привратной башенке Каммир-Зарского храма Таймат сидела, поджав ногу, хохлатая цапля.

– Вот и все,– промолвила Нифру.– Дальше ты пойдешь сам.

– Да,– сказал Фаргал, глядя на фетсианку и стараясь накрепко запомнить ее лицо. Он знал: даже если они еще встретятся, такой он ее больше не увидит.

– Да, мальчик, нам будет тебя не хватать,– дрогнувшим голосом произнес Тарто.

На миг перед его мысленным взором возник беловолосый мальчуган на обочине дороги. Возник и исчез. У нынешнего Фаргала волосы совсем черные.

– Прощай,– сказал старшина и, повернувшись, быстро пошел прочь.

– Прощай,– эхом отозвалась Нифру, порывисто прижала к себе Фаргала и отпрянула раньше, чем он успел ее обнять.– Прощай!

Юноша проводил их взглядом, вздохнул и, подойдя к воротам, дважды ударил в гонг. Никто не ответил, только цапля посмотрела на него с неодобрением. Тогда юноша просто толкнул створки – и ворота открылись.

Белая дорожка между цветущих вишен, прямая, как стрела, вела к храму. Никто не вышел навстречу, и Фаргал, помедлив немного, решительно двинулся вперед. Подул ветер, осыпав юношу нежными вишневыми лепестками.