Диптаун. Трилогия, стр. 24
Пьём кофе, едим бутерброды. Где-то далеко в лесу звенит птичий голос.
– Мне снился плохой сон, – сообщает Вика.
– Про сцену? – спрашиваю я, и сердце замирает, словно в него вновь вонзается пуля.
– Нет. Словно я нашла упавшую звезду, а она уже догорела. Дотла.
Сердце снова дрожит, отдаётся в висках, гулко и тоскливо.
Спать в виртуальности – дурная примета.
Какие связи протягивались между нами, уснувшими в глубине? Беззвучный шёпот и сонные гримасы, напрягшиеся мускулы и качнувшиеся ресницы – все, все переплавлялось в электронные импульсы и уносилось сквозь глубину.
Чтобы коснуться той, кто была рядом.
Такая же спящая.
Чтобы скользнуть в его сон.
Плохая примета – спать в глубине.
– Мы поищем её завтра, – говорю я. Вика иронически смотрит на меня. Спрашивает:
– Ты что, племянник миллионера?
Пожимаю плечами.
– Я хочу снова тебя увидеть. Просто увидеть.
Она колеблется, прежде чем спросить:
– Скажи… я не привлекаю тебя?
– Сексуально?
Вика кивает.
– Привлекаешь.
– Тогда… почему?
– Это не должно быть так легко, – я тоже не сразу нахожу силы закончить: – И не должно быть товаром.
– Лёня, ты сходишь с ума.
– Возможно.
– Ты же не знаешь, кто я. Это, – она вскидывает руки к лицу, – маска. Грим. Я могу быть кем угодно.
Молчу. Ты права, права. Я не спорю.
– Я ведь могу быть старухой на самом деле, – беспощадно говорит Вика. – Уродиной. Мужиком-извращенцем. Понимаешь?
Понимаю.
Про мужика, правда, сомнительно…
– Не глупи, Лёня. Не влюбляйся в мираж.
– Я просто хочу снова тебя увидеть.
Она решается.
– Зайдёшь в «Забавы» и попросишь позвать Вику. Без заказов. Хорошо?
– А Мадам не рассердится?
– Нет.
– Ладно, – я касаюсь её руки. – Договорились.
Мы допиваем остатки кофе, доедаем бутерброды. Вика поглядывает на меня, но молчит.
Пусть.
Внутри я ликую. Внутри я собран и деловит.
Я снова двадцатилетний юнец, ухаживающий за капризной ровесницей.
Только в отличии от юнца мне не кружит голову мысль о постели.
Мы, вместе, обмениваясь ничего не значащими фразами, выходим из сада. Дверь стоит прямо в траве, напоминая сцену из какого-то старого детского фильма. Вика открывает её, первая выходит в коридор борделя, я – следом.
Тихо и тоскливо.
Посетители не увидят друг друга. Приходи сюда лечиться и зайчонок, и лисица.
– Мне пора, – говорит Вика. – Сейчас сработает мой таймер.
Киваю. Что уж тут не понять, таймер – это святое.
– Спасибо.
– За что?
– За упавшую звезду.
Кажется, она хочет что-то сказать. Но видимо, её время и впрямь было на исходе.
Вика тает в воздухе.
– До свидания, – шепчу я. Спускаюсь по лестнице. Охранник в холле уже другой, я подмигиваю ему, не дожидаюсь ответа, иду к входной двери.
– Стрелок!
Оборачиваюсь.
Мадам стоит на верхней площадке, тяжело облокотившись на перила.
– Мне кажется, вы зря пришли к нам, юноша.
– Может быть, – соглашаюсь я. – Но так уж получилось.
Мадам вздыхает и отворачивается. Пусть.
Сегодня мне не нужен «Дип-проводник». Я ещё помню маршрут вчерашнего бегства, а выход из «Лабиринта» и входной портал – в пяти минутах ходьбы друг от друга. Иду по привычно-вечерним улицам Диптауна, оглядываясь в ожидании засады.
Но со вчерашнего дня то ли угас пыл преследователей, то ли поистощились их кошельки.
– Я – Стрелок! – кричу я, входя в алый туман портала. На меня оглядываются, и я смеюсь, вскидывая руки к пронзённой молниями арке. – Я – Стрелок! Стрелок! Стрелок!
100
Сегодня я стал смертью, а смерть стала мной.
Так бывает.
Я иду по уровням «Лабиринта», почти не таясь, отстреливая монстров и обходя других игроков. Игроки тоже меня обходят.
Кроме тех, кто был обижен ещё со вчерашнего дня, и тех, кто издавна считает себя героем.
Их я убиваю.
Дважды убивали меня самого. Вначале я теряю все оружие, и меня отбрасывает к началу девятнадцатого, водного уровня. Это сработала целая команда, человек двадцать, не представляю, какие серверы «Лабиринта» ухитряются координировать действия такой толпы.
Я обижаюсь и убиваю их всех. Поочерёдно, отлавливая в болотистых зарослях, затянувших городское водохранилище, ныряя и затаскивая под воду – где мог продержаться куда дольше их, ибо выходил из виртуальности. Последнему – если не ошибаюсь, это был Толик, я перерезаю горло бритвенно-острым листом инопланетной осоки. Это что-то новенькое в программе «Лабиринта» – возможность использовать подручные предметы.
Потом я собираю их снаряжение и иду дальше.
На двадцать четвёртом уровне – это мост, отделяющий промышленные районы Сумеречного Города от жилой зоны, меня догоняет Алекс.
Я заканчиваю проходить мост – процедура, требующая скорее чувства равновесия и крепких нервов, чем умения стрелять. К счастью, у меня есть опробованный ещё на волосяном мосту «Аль-Кабара» способ.
Взрыв жахает передо мной, когда я спрыгиваю с последней балки, нависшей над пропастью. На мосту расцветает огненная воронка, ударной волной меня швыряет на бетонный парапет.
Алекс стоит у начала этапа. Когда я подношу к глазам бинокль, найденный в главном тайнике на двадцатом уровне, то могу разглядеть его подробно. Снаряжения у Алекса самый минимум – штуцер, гранатомёт и пара аптечек.
– Стрелок! – кричит он, и машет рукой.
Зарядов у него ещё полным-полно, но он не стреляет. И я тоже.
– Я сделаю тебя, парень! – кричит Алекс. – Слышишь? Ты труп!
Он идёт за мной с первого уровня – и почти ухитряется догнать. Может быть, он тоже дайвер? Ещё один претендент на Медаль Вседозволенности? У меня начинают шалить нервы, я выхожу из глубины, ловлю Алекса в сетку прицела, и пускаю подряд три ракеты.
Он ухитряется увернуться, и взрывы гремят за его спиной, разнося в клочья какого-то бедолагу, только выходящего на этап. Однако Алекса оглушает, он сидит на корточках, трясёт головой, пытается подняться. Я навожу гранатомёт, потом опускаю оружие.
Злость проходит.
– Остынь, ламер! – кричу я, закидываю гранатомёт за плечи и покидаю уровень. Если он не дайвер, то застрянет на мосту надолго.
На тридцать первом уровне меня берут в оборот монстры. Здесь их сотни две, начиная от тупых и слабых мутантов, и кончая летающей, прыгающей, зарывающейся в землю и асфальт нечистью.
Минут семь я стою у начала уровня – в вестибюле небоскрёба, и расстреливаю радостно сбегающихся монстров. Кончаются патроны в винчестере, в штуцере, заряды для гранатомёта. Я отбрасываю использованное оружие. Меня дважды ранят, приходится использовать несколько аптечек.
Стекло вестибюля трескается, в него всовывается полупрозрачная морда. Монстры продолжают сбегаться.
Я снимаю с плеча плазмоган и открываю огонь. Энергоячеек у меня много, я берег самое мощное из доступного пока оружия.
Уровень пылает.
Синие плети выстрелов рушат этажи вместе с монстрами и другими игроками. Я выжигаю целый квартал.
Монстры затихают.
Я иду сквозь руины.
Несколько атак – уже куда менее массированных.
С уровня я выхожу с пустыми руками. Очень, очень неприятный уровень. Монстрам все равно далеко до людей по сообразительности, как бы ни тужились программисты. Но они давят массой.
На тридцать втором уровне меня мгновенно убивают. У входа стоит паренёк с винчестером и расстреливает меня в упор. Боеприпасов нет, я пытаюсь добежать к врагу и забить кастетом, но три пули подряд выбивают из меня остатки жизни.
Начинаю уровень заново. Без брони и с одним пистолетом, как водится.
От ярости у меня темнеет в глазах. Я расстреливаю гадёныша, зигзагом приближаясь к нему, он роняет винчестер и падает навзничь. Начинаю молотить его головой об асфальт, вытрясая при каждом ударе один процент жизни. Он даже не сопротивляется, лишь радостно бормочет: