Диптаун. Трилогия, стр. 144
Кто устоит?
И чем станет Диптаун, когда количество электронных копий сравняется с количеством живых людей? Все ли построенное в глубине им нужно? От чего они откажутся с легкостью, что оставят для несовершенных людей, что снесут, как не заслуживающее внимания? Что в них будет от прототипов, а что – собственное?
Или я все-таки боюсь невозможного? Виртуальный персонаж оттягивает на себя часть общих ресурсов сети, обычный пользовательский компьютер физически не в состоянии поддерживать виртуальную личность. Пока идут эксперименты и нагрузка растет незаметно… но если количество виртуальных персонажей станет измеряться десятками, сотнями? Сколько способна выдержать сеть?
И что предпримут электронные мороки, когда осознают, а они сумеют это осознать, что скованы материальными рамками?
Прекратят появление новых виртуальных личностей? Возьмут в руки оружие?
Или…
Машины, на которых мы сейчас работаем, практически достигли своего предела. Из кремния и германия выжали все доступное. Но количественный рост рано или поздно сменяется качественным. Вот-вот появятся компьютеры, созданные на совершенно новых принципах. Я прекрасно помню времена, когда «386» считался могучей профессиональной машиной. Сейчас сказать, что работаешь на «пентиуме» или «пентиуме-2» – все равно что пожаловаться на несложившуюся жизнь.
Все зависит от того, когда и как Дмитрий Дибенко собирается выбросить на рынок свое новое изобретение… программный комплекс «Искусственная натура». События пойдут либо в одном, либо в другом направлении.
Но Дибенко я в конце концов могу спросить.
Остается еще вопрос, что с этой программой собирается делать Темный Дайвер.
Опубликовать в сети открыто?
Пиратски продавать за бешеные деньги?
Использовать для себя лично?
Начать компанию борьбы с «Искусственной натурой» раньше, чем Дибенко выдвинет ее на рынок?
Поискать в программной оболочке слабые места?
Сплошные вопросы. Я не знаю о Темном Дайвере ничего. Мне кажется, что я догадываюсь… но я предпочел бы не знать.
Я медленно встал из тонко скрипнувшего кресла. Привычно разделся в темноте, положил расстегнутый комбинезон на спинку. Посмотрел на дверь спальни.
Слабая-слабая ниточка света под притолокой. Мост между явью и сном…
Я подошел к двери, тихонько приоткрыл, заглянул…
Вика не спала. Сидела на разобранной постели, перед включенным ноутбуком, смотрела в пустой экран, на свою любимую заставку – лес, девушка с луком в руках, рядом сидит волк…
Лучше бы она уже спала! Я не стал бы ее будить. А завтра – уже не рискнул бы задавать вопросы…
– Доброго времени суток… Нике… – сказал я.
Вика зябко повела голыми плечами. Сказала, не оборачиваясь:
– Доброго… Стрелок…
01
Я сел рядом.
Странно это все, если посмотреть со стороны. Сидит почти обнаженная женщина… сидит рядом полуголый мужчина… Сидят люди, которые любят друг друга. Которые испытали в жизни чуть больше, чем обычно достается человеку.
Сидят и молчат, потому что каждое слово будет лишь приближать беду.
– Вика…
Она чуть повернула голову, посмотрела на меня. Спросила:
– Леонид, разреши, я закурю?
Все не то. Все не так. Она спрашивает у меня разрешения закурить…
– Дай и мне тоже…
Вика достала из тумбочки пачку сигарет, крепких, не дамских, зажигалку, пепельницу. Вот те раз. Конечно, я в ее вещах не роюсь. Но хотя бы запах заметить должен был? Наверное, должен…
– Ты вошел в Храм? – спросила Вика, щелкая зажигалкой. Протянула мне огонек. Опять все не то… опять все не так…
– Да. Вошел.
– Я очень рада, Стрелок. В чем была проблема?
– Мост, Вика. Мост из моих снов. Мост, по которому невозможно пройти.
– Как странно… – Она глубоко затянулась, отложила сигарету. – Я ожидала чего-то, связанного лично с тобой… но настолько прямо…
– Как это могло случиться, Вика?
– Не знаю. Может быть, там система с обратной связью, каким-то образом проецирующая твои страхи…
– Я не о том. Как случилось, что ты стала ходить в глубину и не говорить мне об этом?
– Ты поверишь мне?
– Да.
Вика улыбнулась. Протянула руку, погладила меня по плечу.
– Я хотела помочь. Просто помочь тебе… когда ты заблудился. Больше ничего.
Я молчал.
– У тебя дип-психоз, Леня. Давным-давно. Ты тонешь, дайвер. Может быть, в этом и моя вина. Я всегда любила что-то здесь, в настоящем мире. Твоя любовь, твоя радость, твоя жизнь – там.
– Неправда…
Слова – тяжелые, неповоротливые, неудобные. Говорить – словно грызть камни.
– У меня есть ты…
– Да, наверное. Но даже я – там. В глубине. Ты не хочешь в этом признаться, самому себе не хочешь. Но для тебя я все равно осталась в глубине. Вот и вернулась в Диптаун… чтобы стать собой.
– Давно?
– Давно. У меня не сразу получилось.
– Нике… – сказал я, глядя на нее. – Нике… я дурак. Я сразу должен был догадаться. Нике – Виктория. Греки-римляне… Ты даже не пряталась.
– Зачем? Я знала, что когда ты поймешь, случится беда. Но обманывать… не хочу. Тебя – не хочу.
– Вика, почему ты так ненавидишь Дибенко?
– Я? – Вика повернулась, удивленно посмотрела на меня. – Я его вовсе не ненавижу. Может быть, не люблю. Но это другое.
– А почему так не любишь?
– Леонид, это – важно? Сейчас, здесь, когда мы вдвоем… и не в глубине… это важно?
– Да! – резко сказал я.
– Ну хорошо… Он преждевременный гений. Он сделал то, к чему человечество еще не готово. Морально-этически не готово. Такое часто бывает, творцы атомной бомбы тоже поспешили. Но представь себе Эйнштейна или Бора, на смертном одре твердящих, что атомное оружие – благо, и применять его надо почаще. Преждевременные гении всегда могут остановиться… Дибенко – может, но не хочет. Поэтому я его и не люблю.
– Бог с ним, с Дибенко… – Я сглотнул. – Бог ему судья… Вика… а Ромка?
– Что Ромка?
– Тебе не жаль его?
– Леня, о чем ты?
– Зачем ты втравила его в эту авантюру?
Я смотрел ей в глаза. И видел, как они медленно-медленно темнеют… то ли в непонимании, то ли в обиде.
– Кто втравил?
– Темный Дайвер…
Я замолчал.
– Леня… почему ты решил, что я – Темный Дайвер?
Почему я так решил? Хотел бы я сам это понять. Вот просто решил, и все. Хотя нет, кажется, понимаю. Вначале я решил, что Темный Дайвер – это Нике. Потом я понял, что Нике – это Вика.
И приравнял половинки уравнения, забыв, что в одной еще остался неизвестный член.
– Стрелок, я не Темный Дайвер. Я пошла с вами в «Лабиринт»… я не хотела оставлять тебя одного и не хотела признаваться, что хожу в глубину. Я обманула тебя. Прости. Но я не Темный Дайвер.
– Вика…
– Мне нечего искать в глубине, Леня. И некого терять… кроме тебя.
– Вика… – повторил я. Все слова куда-то делись. Были колючей холодной галькой… были злым песком обиды на губах.
Все слова исчезли. Только имя осталось.
– Вика…
– Ты не любишь, когда тебе помогают, Леня. Ты привык быть сильным. Привык помогать сам, привык спасать, привык вытаскивать и защищать, привык бороться и побеждать… – Она улыбнулась: – Дайвер… ты будешь тащить утопающего за волосы, даже если сам наглотаешься воды… И оттолкнешь чужую руку… в лучшем случае – позволишь плыть рядом.
– Вика… Это неправда…
– Это часть правды, и довольно большая. То, что два года назад сломало нас всех, ударило по тебе сильнее всего. Ты не нашел себя, Леонид. Даже Ромка – нашел. Несмотря на то, что с ним случилось. А ты закрылся. Обрезал все ниточки, отказался искать выход. Ты сказал себе, что ты больше не дайвер.
– Но я действительно не дайвер, Вика. Я никто.
– И поэтому ты пошел таскать нарисованную мебель? Пить нарисованную водку в дешевых виртуальных барах?
– Да. Потому что я теперь – никто.
Вика покачала головой. Снова коснулась моей руки.
– От кого ты бежишь, Леонид? От кого или от чего?