Лаборатория имен, стр. 16

– Я же говорил, что мы не прогадаем, – говорила женщина.

– Жаль, но с ним нужно расставаться, – прошептал мужчина.

Они продолжали кланяться, у Карла заболела спина – он и так не успел размяться после долгого пребывания в мешке. Наконец, они вышли за кулисы, и эти двое, коварных похитителей, которые, по его мнению, хотели вскормить Карла, дикому зверю или отправить мальчика на лабораторные опыты недоброму профессору с труднопроизносимой фамилией, обняли его и расцеловали. И мужчина сказал, потирая глаза «всё, уходи!».

– Так я что могу идти? – прошептал он, но похитителей через мгновение уже не было. Карл не знал, что делать. Ему уже не так хотелось домой, так как вернулась желание продолжать поиски, так как возвращаться сейчас – испуганный, голодный и поклявшийся терпеть свое ненавистное имя не прельщало. Он точно знал, что не только артисты нашли его, но и он сам тоже нашел их. Только так он сможет продолжать движение. Через Волшебника, Свиной Окорок, через этих похитителей. Для этого достаточно сделать шаг.

Перед ним было две двери – можно было шагнуть за эту исцарапанную или за эту новую, отшлифованную. И только он хотел сделать шаг в сторону «отжившей свое» двери, как почувствовал на своем плече чью-то руку. Он резко повернулся и увидел мужчину – высокого, под два метра, в длинных клетчатых брюках, которые ему явно были малы, на подтяжках, с пышной шевелюрой и прыгающими глазками, как на пинг-боле.

– Стой, – воскликнул он умоляющим тоном. – Мне нужен артист.

– Ну и что? – быстро отреагировал мальчик, присматриваясь, нет ли у него в руках мешка или чего-нибудь неприятно твердого. Но он продолжал восторженно, как будто перед ним был не Карл, а известное медийное лицо:

– А то, что я видел, как ты с ним обошелся, и это было действительно здорово. У тебя есть талант, который нужно показывать людям. Потому что только люди смогут оценить его.

– И что? Он воспользовался мной, и что теперь – ты тоже хочешь? Чтобы я вылезал из пыльного мешка и меня сравнивали с куском пиццы?

Карл был зол. Эти двое убежали, но с каким бы удовольствием он наговорил им кучу гадостей, он припас для них множество кличек, одну другой лучше (хуже), и теперь все доставалось этому парню со странными штанами.

– Не знаю, чем он тебя так обидел, – сконфузился Два метра веселья. – Если ты об условиях, то можешь не беспокоиться – бесплатный стол и заработок. Тебе точно хватит на новый костюм, да и на место в гостинице.

Карлу бы деньги точно не помешали. Он понимал, что сейчас, когда Ковбой уж точно не вернется, он может надеяться только на себя. И не смотря на то, что он был очень зол, он был готов пойти и на это тоже. Тем более он верил, что сейчас наступает белая полоска. После черной всегда белая – так обычно. Даже если денег хватит только на гостиницу, то уже не ночь не покажется такой черной. Оставалось узнать только одно. Самое незначительное.

– И что вы делаете? – спросил он.

– Смеемся.

– И этого достаточно.

– Вполне, чтобы заработать.

– Но я ищу город.

– Мы тоже.

Карл не знал, соглашаться ли на эту авантюру. Он только что был не в самой лучшей компании, и если это называется работой – то, что он сидел в мешке, то не нужно ему такой жертвы искусству.

– Я согласен. Только я обязательно должен его найти. Город.

– Мы тоже.

Все вроде бы совпадало. По крайней мере, глаза у «Двух метров…» ни разу не моргнули.

14

Их было пятеро. «Циркачи» – как первоначально подумал мальчик, и ожидал увидеть тяжелоатлета, ворочающего пудовые гири, женщину с удавом, гимнастов, старичка с собачками и тощего слона от постоянных передвижений, что сказалось на его мускулатуре. Он думал, что цирк – это что-то вроде салата, в котором не может быть один компонент, в нем обязательно несколько составляющих как бы из разного теста (номера). И что в результате? Увидел пятерых клоунов. На первый взгляд они были очень похожи, но это только на первый взгляд.

– Мне очень понравилось. Я, кажется, влюбился в этого мальчика. Я в тебя влю…ой, я же мальчик. Теперь я стану сожалеть о том, что я мальчик. Тогда, тогда я полюблю твой номер «В мешке».

И он продемонстрировал его, и через мгновение стал самым настоящим мешком – округлился, выпятив руки, встав на корточки. На мертвенно-бледном лице было написано, что «я мешок и не смейте меня открывать».

Этот клоун был самым маленьким, даже немного ниже Карла, с полными щеками и тонкими ногами. На его лице не было грима, но возникало ощущение, что он ему не особенно нужен – его лицо светилось от улыбки, и она была такая широкая, что тут придавала всему лицу состояние безумства и наглости, что и отличает циркового клоуна.

– А мне нет. Он постоянно поворачивался задом. А поворачиваться задом – нельзя. Вот если бы у тебя были на заду глаза, тогда, пожалуйста.

Этот оказался самым ворчливым. Однако этой невежественностью и мрачным видом он и был смешон. Конечно же, он показал, что бы случилось, если бы у него были глаза на том самом месте – и нельзя было удержаться, чтобы не рассмеяться, так как когда у человека зад находится немного выше головы, и совершает обычные для нее движения, то не смеется только один исполнитель, все остальные обязаны покатываться. Что собственно и было.

– Мне кажется, что в следующий раз я сам пойду в ту подворотню и подставлю голову под мешок, – говорил третий, нервно грызущий ногти.

Этот клоун напоминал небольшую, но упитанную свинку – округлые розовые щеки, арбузный живот, и взгляд жалкий с мокрыми глазами. Глаза его бесконечно моргали, он кусал нижнюю губу, да и сама челюсть ходила то вправо, то влево. Не говоря о неровных ногтях, дрожащих коленях и того, что он знает о том происшествии в подворотне и о мешке тоже.

– Так вы что знаете их? – воскликнул мальчик.

– Ну конечно, кто не знает мистера и миссис Тюнс, – ответил мужчина в клетчатых штанах. – Они постоянно приводят новые партии беспризорников в мешке, все уже к этому привыкли, но такого аншлага, как сегодня я давно не видел. Ты был хорош не только в мешке, но и когда вылез из него. И мы отсматриваем, и так как мы знаем, что все актеры с улицы, и им некуда идти, мы делаем предложение. Не всем, конечно.

Он был главный. Странно было предположить, что и он выступает в каком-нибудь смешном номере. Он слишком был серьезен, но и он был на афише их цирковой семьи – в центре держал за вихры двоих – Ворчуна и смешливого. Первый с недовольной гримасой, второй – счастливый, как будто нет ничего приятнее, чем быть схваченным за волосы.

– А ты что для это делал? – не унимался грызущий ногти. Это клоун явно был Завистник. На афише он тоже присутствовал и делал маникюр огромной пилкой в метр длиной.

– Ел много сгущенки, – в сердцах бросил мальчик, которому наскучили эти вопросы. У него у самого было их не меньше.

– Он ел сгущенку, – закричал Весельчак, подпрыгнул и, опускаясь, обхватил себя. – Ой, держите меня.

– Он худоват, – сказал Завистник. – И к тому же мелковат.

– Нет, ты не прав, у него очень хорошие данные, – настойчиво говорил смешливый клоун, подходя и измеряя его талию, живот и шею и при этом показывал Ворчуну, который продолжал скептически замечать:

– Как же он выдержит по три концерта, большую дорогу и питание по одному разу в день?

– Не преувеличивай, – вступился Два метра, – у нас редко, когда бывает более двух концертов, разве что в крупнее праздники, питание у нас трехразовое и ты первый не даешь забывать об этом. А дорога – у нас настоящее удовольствие.

– Он же ничего не умеет, – делал отчаянные попытки грызущий ногти, – Вылезти из мешка и изобразить на лице удивление каждый может.

– Я никогда не ошибаюсь, – уверенно сказал Главный, но Завистник не унимался:

– А на этот раз ошибся.

Из-за него назревал конфликт. Карл не мог этого допустить – в чем-то этот грызун был прав – для мальчика все ново и берется он за это не потому, что всю жизнь мечтал кататься на микроавтобусе и выступать в маленьких городах после ночи в дешевых гостиницах с неприятными насекомыми. Но разве он не имеет право попробовать? Как все. У всех есть один шанс.