Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио, стр. 6

— А в чём дело? — интересуется Оттавио. — Началась война?

— Остров оккупирован, синьор. Но вы можете высадиться, потому что вы член семьи. Другие инструкции получите позднее.

Оттавио повинуется.

Можно ли спорить с автоматом?

5

Издали остров Сан-Джулио похож на модель, сделанную чьими-то искусными руками или собранную из детского конструктора. Метр за метром, век за веком, поколение за поколением люди, жившие тут, старались придать ему своеобразный, неповторимый облик.

Если говорить о природе, о зелени, то от неё тут почти ничего не осталось, разве что небольшие садики кое-где возле вилл. Нет здесь ни диких скал, ни утёсов. Видны лишь камни, кирпичи, витражи, колонны, крыши. Всё это плотно сомкнуто, крепко сжато и прочно сцеплено, как детали в игрушечной головоломке.

В вечернем сумраке краски и контрасты исчезают, очертания строений размываются, и остров становится похож на огромный чёрный монолит на страже мрачной воды.

Кое-где из невидимых окон падает луч света, похожий на швартов, брошенный, чтобы придержать остров у озера.

А там, на берегу, в городке Орта, люди наблюдают за этими огоньками.

— Это светятся окна виллы барона Ламберто.

— Конечно, ведь только он и остался там.

Известие о том, что остров Сан-Джулио захвачен вооружёнными бандитами, сразу же собрало на берегу множество людей.

Тут и жители самой Орты, вышедшие на древние улочки городка из своих пышных особняков и вилл, утопающих в садах, и жители горных селений, спустившиеся на берег, и туристы, оставившие свой ужин на столах в гостинице.

Здесь нет только беженцев с острова. Они предпочли забраться в постели, чтобы прийти в себя от испуга.

В центре всеобщего внимания голландские туристы и лодочник Дуилио — они первыми забили тревогу. Но голландские туристы говорят по-своему, и их никто не понимает, так что отвечать на вопросы приходится Харону.

— Какие они? Как выглядят?

— Кто?

— Да эти бандиты.

— Они в масках.

— В чёрных?

— В чёрных, синих... Кто их разберёт? Я больше смотрел на оружие.

— У них ружья или автоматы?

— И ружья, и автоматы, и револьверы. И ещё я видел, как двое устанавливали небольшую пушку.

— А откуда ты знаешь, что это пушка?

— Что я, не отличу пушку от горшка, в котором варят кукурузную кашу?

— А от бутылки красного отличишь?

Дуилио отворачивается от этого нахала и отвечает двум более любезным синьорам, которые интересуются:

— А много их там?

— Много.

— Ну сколько приблизительно?

— Больше двадцати и меньше тридцати.

— Говорят по-итальянски?

— Конечно. Иначе как бы я понял, что нельзя высаживаться на остров и следует грести обратно. По-итальянски говорят, разумеется.

— А хорошо?

— Я не учитель, чтобы ставить оценки.

— Молодец, Харон! Хорошо сказано — оценки бандитам!

— Так двойка или пятёрка?

— Что ты от него требуешь! Теперь даже учителя в школе не ставят оценок!

— А с каким акцентом они говорили?

— Не знаю, с миланским, а может, с английским, сицилийским, немецким...

— С бандитским! — подсказывает какой-то остряк.

Дуилио уже двадцать раз повторил, как всё произошло. Слушатели в свою очередь столько же раз повторили его рассказ тем, кто ещё не слышал. Но ведь постоянно подходят новые любопытные, которые тоже хотят всё узнать из первых рук, чтобы потом в свою очередь рассказать тем, кто ничего не знает.

Голландцы продолжают что-то громко обсуждать на своём языке, и вокруг них тоже толпится народ.

Кто-то спрашивает толстого голландца, которого другие называют профессором:

— Do you speak English? [1]

Профессор расплывается в счастливой улыбке и переходит на английский. Однако спросивший пугается и убегает.

Другие голландцы пытаются заговорить с окружающими по-немецки или по-французски, и в толпе находятся люди, которые работали во Франции или Германии и понимают эти языки. Так что контакт устанавливается, и туристы на седьмом небе от счастья.

— Один из них отдавал приказания шёпотом, — рассказывает Дуилио.

И все вокруг тут же повторяют эти слова тем, кто не расслышал: «Кто-то отдавал приказания шёпотом».

Эта подробность кажется очень важной. Может быть, главарь? А может, и нет. Есть о чём поспорить.

Какая-то синьора вдруг круто меняет тему разговора:

— Хотела бы я знать, зачем они заняли остров Сан-Джулио?

Поначалу слышны только неопределённые возгласы:

— Н-да...

— Чего захотела!

— Пойди угадай!

— Хорошо бы, конечно...

Затем начинаются догадки:

— По мне, так это всё реклама.

— А чего?

— Откуда я знаю! Зубной пасты или пасхального кулича...

— При чём здесь кулич! Сейчас лето.

— При том, что телевидение рекламирует мороженое и зимой.

— Реклама — двигатель торговли!

— Может, теперь и острова продаются?

— Не иначе как наш мэр что-нибудь затеял!

— Я тут ни при чём! — возмущается мэр, услышав такое. — Подобные клоунады меня не касаются.

— Так это, по-вашему, клоунада? Где вы видели клоунов с пушками?

— Не надо преувеличивать! Пушки...

— Харон видел!

— Харон сказал — маленькая пушка.

— Значит, это реклама бисквитных пушек с кремом.

— Я считаю, — заявляет высокая элегантная синьора, которую все слушают с большим интересом, потому что у неё необыкновенно красивые глаза, — это просто какая-то причуда барона Ламберто, чтобы ограничить посещение острова туристами.

— А что? Вполне возможно, ему мешает стук деревянных башмаков.

— Может, его беспокоит запах голландского сыра?

Все смеются.

— Извините, синьора, барону Ламберто девяносто четыре года, и у него бог весть сколько болезней. Он такой тугоухий, что не услышит и пушечной канонады. И потом, если уж быть справедливым, никто никогда не слышал про какие-нибудь причуды.

— Какой молодец!

— И его мажордом — тот, что с зонтом, — тоже!

— Два молодца! Только уж чересчур он любит всё засекречивать. Все эти невидимые слуги, которых они привезли...

— Да, их по меньшей мере шесть человек, и никто ни разу не видел, чтобы они покидали виллу.

— Говорят, они всё время сидят в мансарде под крышей.

— Смотрите, там и сейчас горит свет.

Все поворачиваются и смотрят в сторону острова.

— Если говорить о бандитах, — замечает какой-то миланец, остановившийся в лучшей гостинице городка, — то я слышал недавно разговор о какой-то группе художников-абстракционистов из Оменьи, Вербании и Домодоссолы, которые выступили с заявлением протеста против цветных открыток, требуя их уничтожения и угрожая перейти к действиям.

— То есть? Возьмут приступом киоски, где они продаются, что ли?

— Разведут на площади костёр и станут сжигать открытки?

— Синьор хочет сказать, что они могли занять остров, чтобы шантажировать всю страну: или будут уничтожены все цветные открытки на полуострове и на всех близлежащих островах или...

— Ну и чем же они могут угрожать?

— Взорвать Сан-Джулио.

— Бо!

— Всё это враньё. Я знаю многих абстракционистов. Все прекрасные отцы семейства. А один даже дедушка.

— А я знаю одного художника-абстракциониста, так это мать семейства и в то же время тётушка, потому что у неё есть замужняя сестра с двумя детьми.

— Я не настаиваю, — бормочет миланец. — Я говорю только то, что слышал.

— Где?

— В поезде.

— Оно и видно! В поездах люди только и делают что болтают всякую чепуху. Ведь никто не может проверить, правду говоришь или врёшь. Я однажды ехал с одним типом, который уверял, будто его похищали марсиане.

— Кстати, не исключено, что это НЛО — неопознанный летающий объект.

— То есть?

— Летающая тарелка. Космическая. Приземляется где угодно. Может, опустились и на остров Сан-Джулио?