Мифы Древней Греции (др. илл.), стр. 12

Не было во всём мире волшебницы искусней Медеи. Целую ночь при неверном свете масляного фитиля, горящего в створке морской раковины, готовила она чудотворную мазь из ведомых только ей трав. И когда наконец она смешала с другими травами ту, которая росла высоко в горах на крови несчастного страдальца Прометея, дивная мазь была готова: тот, кто покроет ею тело, станет на целый день неуязвим ни для огня, ни для железа, ни для меди. Тот, кто умастит ею свое тело с утра, останется до вечера непобедимым. Эту-то мазь и решила юная волшебница отдать герою Язону.

Утром в мрачном лесу, в храме Гекаты, страшной богини, именем которой греки пугали маленьких детей, в храме безликой Гекаты, царицы мучительных снов, владычицы ужасных ночных призраков, встретились впервые лицом к лицу Язон и Медея.

И как только они взглянули друг на друга, сердца их дрогнули. Потупясь, стояли они и не смели поднять взоры, потому что каждый почувствовал в груди великую любовь.

Тут научила Медея Язона своему колдовству. Ночью, говорила она ему, должен Язон омыться в волнах Фазиса и надеть на себя чёрные, словно ночной мрак, одежды. Потом надо вырыть глубокую яму на берегу реки, вдали от всех живущих. Над этой ямой нужно заколоть чёрную, как уголь, овцу, облив её лохматую шкуру чёрным мёдом диких пчёл. То будет жертва, угодная Гекате.

Затем пусть Язон идёт на корабль. Сзади за собой он услышит вой псов, скрежет, шипение ядовитых змей, плач, стоны и угрозы. Но пусть он не обернётся ни разу.

Когда же наступит утро, волшебной мазью Язон должен натереть всё своё тело. Надо натереть и острое копьё, и верный меч, и тяжёлый щит.

— Тогда, о Язон, ты будешь непобедим. Иди, делай то, что поручил тебе Эет. Но помни одно: как только зашевелится земля на пустынном поле Ареса, как только из неё, точно молодая поросль, покажутся острия копий и медных шлемов, — метни в их гущу тяжёлый камень. Метни его и сражайся без страха: руно будет твоим. Ты увезешь его тогда куда захочешь. Да, ты увезешь его, Медея же останется здесь на вечную скорбь и муку, на нескончаемый страх и общее презрение…

Вздрогнул Язон, услышав эти слова. Ясным взглядом голубых глаз посмотрел он прямо в глубокие чёрные глаза колхидянки. Тоской и надеждой, стыдом и счастьем были полны эти очи. Они сказали всё, что чувствовала Медея. И Язон понял их немую речь.

Медея, выйдя из портала, направилась домой. И страшный пёс Фобос, любимец юной колдуньи, не узнавая её, обнюхал ноги своей хозяйки. Так небывало радостно было её смуглое прекрасное лицо, так подобно двум чёрным звёздам сияли её глаза, так легка казалась её походка! Она шла, и ей хотелось то петь, то плакать: Язон, сын Эсона, обещал похитить её, увезти с собой в далёкую Грецию и сделать там своей женой.

КАК ЯЗОН ВСПАХАЛ, ЗАСЕЯЛ И СЖАЛ НИВУ АРЕСА

Вот и ещё одна ночь покрыла горы, леса и болота Колхиды.

Бледные сёстры-лихорадки вышли из мокрых топей. Зловещие ночные птицы зигзагами заметались над полянами. Вредоносные росы клубами поплыли над рекой.

В глухую полночь, облачённый в чёрную одежду, Язон один сошёл к берегу Фазиса. Вырыв заступом глубокую яму, он пролил над ней кровь жертвенной овцы.

Тогда вокруг раскатился гром. Казалось — сонные горы поколебались. С протяжным стоном расселась земля. Мёртвый, холодный ветер, крутясь, рванулся из трещин. А вслед за его порывом вышла из расселины великая богиня — Геката ночная, Геката подземная.

В высоко поднятых руках она держала горящие факелы, но свет их был бледен и неверен, как свет луны. Бледным было и её лицо; только Язон, объятый страхом, не посмел взглянуть на него. Невиданные чудовища, драконы и змеи, клубясь, кишели у ног богини. Странные бледнокрылые призраки вились над ней. Вой, стоны, скрежет доносились из-под земли, и далеко вокруг в платановых лесах Колхиды послышались испуганные вопли: то милые девы-нимфы, хозяйки лесных ручьёв и источников, разбегались в страхе, закрыв руками лица: всё на свете трепещет перед чёрной богиней ночи!

Едва было не закрыл глаз ладонями и Язон. Торопливо повернулся он и пошёл, чуть не побежал туда, где стоял на причале «Арго». Чьи-то руки тянулись сзади за ним, чьи-то холодные губы шептали ему в уши неясные призывы, слышался плач, смех, мольбы, но он не оглянулся ни разу. И лишь только нога его ступила на прочные сходни между медных уключин «Арго», как всё, что слышалось и виделось, бесследно пропало.

В это время уже забрезжил рассвет. Закричали в лесах фазаны; первые ласточки пронеслись над рекой. Наступал день великого подвига.

Как только солнце взошло, Язон послал к Эету Евфала и Мелеагра. Сгибаясь под тяжестью кожаных мехов, принесли могучие из царского дворца блестящие и белые, как пена моря, зубы дракона.

Язон же между тем уже натёрся сам, натёр и своё оружие волшебной мазью Медеи. И едва впервые коснулось его стана чудотворное зелье, нечеловеческая сила напружила мускулы сына Эсонова. Ноги его — показалось ему самому — превратились в медные столбы, руки стали железными клещами.

Вышел на палубу Язон и, видя, что шумная толпа колхидцев уже спешит вслед за царской колесницей к полю Ареса, приказал подплыть поближе к тому берегу, где оно лежало в тесной долине между высоких гор.

Царь Эет остановил колесницу у самого подножия гор. Сын его Абсирт, стоя впереди, держал в руке ремённые бразды, а сам Эет, а с ним тысячи колхидцев смотрели вниз, ожидая, что же будет дальше.

И вот, словно порыв ветра, прокатился говор в толпе народа: то Язон вступил на заповедный луг. Вот он идёт по нему, и его золотые доспехи горят, как огонь, в алых лучах утреннего солнца. Все люди, не отводя глаз, смотрят на Язона, но пристальнее всех, вся дрожа от тревоги, глядит ему вслед высокая девушка там, у старого развесистого платана на горе. Чёрные косы тяжёлой короной лежат на её голове, тянут её назад, рот её полуоткрыт — какие заклинанья бормочешь ты, колдунья Медея?

А Язон, приминая росистую траву обутыми в медь ногами, уже пересёк поле. Вот он нашёл на нём огромный железный плуг и бронзовое ярмо, сложил их вместе и двинулся к дальней горе, туда, где в её склоне чернел узкий вход в пещеру.

Но он не успел приблизиться к чёрному жерлу. Ахнул в страхе народ, закрыла руками лицо Медея: два огромных бурых быка с хриплым мычаньем, подобным шуму прибоя, ринулись навстречу смельчаку из пещерного мрака. Струи пламени хлещут у них из ноздрей, дым клубится следом за ними. Наклонив раскалённые рога, мчатся они на Язона. Но, шагнув одной ногой вперёд, прикрывшись круглым щитом, ждёт их герой — так гранитный утёс ждёт удара волны во время бури.

Налетели! Ударились рогами о щит! Отпрыгнув, кидаются снова и снова… Пыль и дым окутали место схватки… Когда же они рассеялись, из множества уст вырвался облегчённый вздох, только царь Эет гневно закусил губу: все увидели, что Язон уже запряг одного из быков в плуг и надевает ярмо на другого. Как ни отбивался страшный зверь, как ни дышал в лицо героя струями огня, скоро и с ним было покончено.

Громко крикнул тогда Язон и остриём копья уколол быков так, как колет их пахарь своим надоедливым стрекалом. Рванулись с места гордые животные, глубоко врезался в землю тяжёлый плуг. Длинными пластами отворачивается и падает взрезанная им земля, борозда за бороздой ложится вдоль Аресова поля. И горные пахари-колхидцы хвалят искусство небывалого землепашца в золотом шлеме.

Вот и вспахан дикий луг. Приняв из рук Мелеагра глубокий короб с зубами дракона, крупными шагами пошёл по бороздам Язон, разбрасывая вокруг себя страшное семя. Скоро и этот труд был закончен. И пока утомлённый пахарь отпрягал своих огнедышащих волов, пока грозным окриком загонял их в пещеру, пока спокойной стопой сходил к берегу Фазиса, чтобы зачерпнуть шлемом воды, освежить запёкшиеся уста, пока всё это длилось, — весь народ, затаив дыхание, взирал на чёрное поле.