Легенды II (антология), стр. 66

Грей лишился отца в двенадцатилетнем возрасте, но тот успел передать сыновьям свою приверженность к философии здравого смысла. Помимо концепции бритвы Оккама [13] отец исповедовал также доктрину Cui bono — кому это выгодно?

Ответ напрашивался сам собой: княгине Луизе. Если предположить; что слухи верны и Кёниг действительно был отцом маленького Зигфрида, то возвращение Кёнига и толки, вызванные его сходством с мальчиком, для княгини были крайне нежелательны.

Грей не знал германских законов относительно отцовства. В Англии ребенок, рожденный в законном браке, считался отпрыском мужа, даже если каждая собака знала, что жена ему изменяет. Таким образом обзавелись детьми несколько знакомых Грею джентльменов, ни разу, как Грей доподлинно знал, не деливших ложе со своими супругами. Может быть, и Стефан тоже?..

Грей поймал эту мысль за шиворот и отшвырнул прочь. Мальчик, если миниатюра не лжет, — копия Стефана. Хотя живописец мог, конечно, придать желаемое сходство, чтобы угодить заказчику…

От выпитого залпом стакана у Грея захватило дух и зазвенело в ушах.

— Кёниг, — твердо сказал он вслух. Вне зависимости от достоверности слухов (Грей, поцеловавшись с княгиней, склонялся к мысли, что они достоверны; эта дама не из стыдливых фиалок) и оттого, могло ли появление Кёнига лишить Зиги его законных прав, присутствие Кёнига здесь определенно не устраивало княгиню.

Настолько ли не устраивало, чтобы лишить его жизни?

Кёниг и так здесь бы не задержался. Через неделю или через месяц его полк покинул бы город. Быть может, случилось что-то, из-за чего Кёнига понадобилось убрать незамедлительно? Возможно, Кёниг сам не знал, чей сын Зигфрид, — но затем, побывав в замке и увидев, как мальчик похож на него, стал вымогать у княгини деньги или услуги?

И наконец, чтобы замкнуть круг — не была ли вся история с суккубом выдумана для того, чтобы прикрыть убийство Кёнига? Если да, то откуда она пошла? Эта басня завладела воображением и военных, и горожан, а после смерти Кёнига посеяла в городе настоящую панику — но что послужило ее источником?

Грей временно отставил этот вопрос, поскольку найти Рациональный ответ на него не представлялось возможным. Что же до смерти солдата…

Он мог без особого труда допустить, что к ней причастна княгиня Луиза: он уже замечал, что женщины не ведают милосердия, когда что-то грозит их детям. Но не могла же княгиня явиться к Кёнигу на квартиру и умертвить его собственными лилейными ручками!

Кто же в таком случае это сделал? Скорее всего человек, глубоко преданный княгине. И не обязательно из замка, если подумать как следует. Гундвиц не столь велик и порочен, как Лондон, но и здесь могут быть свои темные личности, способные в крайнем случае и на убийство — если это действительно было убийство, напомнил себе Грей. Нельзя терять из виду и другую гипотезу.

И еще. Если убийцу к Кёнигу послала княгиня и она же пустила слух о суккубе, что за ведьма в таком случае побывала в комнате Зиги? В самом ли деле кто-то пытался похитить ребенка? Рядовой Кёниг к этому времени был уже мертв — стало быть, он вне подозрений.

Грей запустил руку в волосы и потер голову, чтобы лучше думалось.

Что за человек мог быть предан княгине до такой степени? Ее дворецкий? Стефан?

Грей сморщился, однако додумал эту мысль до конца. Нет. Стефан ни при каких обстоятельствах не пошел бы на убийство одного из своих людей. Грей мог сомневаться во многом относительно ландграфа фон Эрдберга, но только не в его чести.

Это вернуло Грея к тому, как княгиня вела себя с ним самим. Только ли увлечение руководило ею? Грей при всей своей скромности не мог не признать, что он не лишен обаяния и нравится женщинам — но если княгиня действительно приложила руку к убийству, она, возможно, обольщала его для отвода глаз. Могла быть также и другая причина…

Одно из следствий Оккамова принципа, выведенное самим Греем, гласило, что зачастую результат какого-либо действия является также и целью этого действия.

Результатом встречи в коридоре явилось то, что Стефан фон Намцен застал его в объятиях княгини и был значительно раздражен этим открытием.

Быть может, Луиза попросту хотела заставить Стефана ее ревновать?

И если Стефан в самом деле приревновал, то кого?

В комнате сделалось невыносимо душно, и Грей подошел к окну, чтобы отпереть ставни. Полная желтая луна стояла низко над темными полями, освещая грифельные крыши Гундвица и палатки британского лагеря.

Крепко ли спят в эту ночь солдаты Рюсдейла, измотанные трудным маршем? Грею, пожалуй, самому не помешало бы пробежаться с полной выкладкой. Он толкнул раму, представив себе, как бежит в ночи, нагой и тихий, словно волк, зарываясь ногами в мягкую землю.

Холодный воздух охватил его и поднял дыбом все волоски на теле, но внутреннего жара не остудил. Огонь и наливка сделали свое дело. Фланель, чье тепло еще недавно казалось Грею таким приятным, липла к нему.

Он сорвал с себя рубашку и стал у окна, подставив холоду обнаженное тело.

Рядом, в плюще, зашуршало, и какая-то фигура — несколько фигур — в полном безмолвии промелькнули так близко от его лица, что он не успел даже отшатнуться. Сердце подступило к горлу, задушив невольный крик.

Это были летучие мыши. Они исчезли мгновенно, задолго до того, как потрясенный ум вспомнил их название.

Грей высунулся наружу, но ничего не увидел — ночные охотники растворились во тьме. Неудивительно, что в местах, где водятся летучие мыши, верят в сказки о суккубах. В этих созданиях и правда есть нечто потустороннее.

Уютная комната показалась вдруг Грею невыносимо тесной. Он вообразил себя летучим демоном, который вторгается в сны человека и мчится, оседлав тело спящего. Хватило бы ему ночи, чтобы долететь до Англии?

Ветер качал деревья в саду, и сама ночь казалась по-осеннему неспокойной — что-то бродило в ней, менялось, перемещалось.

Бурлящая кровь Грея достигла точки кипения, которому не было выхода. Он не знал, кем вызван гнев Стефана — им самим или Луизой. В любом случае открыто проявлять свои чувства к фон Намцену стало теперь опасно. Неизвестно, как в Германии относятся к содомитам — но вряд ли более терпимо, чем в Англии. Ни строгая протестантская мораль, ни ярый католический мистицизм — Грей бросил быстрый взгляд на шкатулку с реликвией — не проявляют сочувствия к подобным склонностям.

Размышления обо всем этом, однако, помогли Грею разобраться в собственных чувствах.

Стефан фон Намцен привлекал и возбуждал его не столько благодаря своим бесспорным физическим достоинствам, сколько из-за своего сходства с Джеймсом Фрэзером.

Оба они примерно того же роста, широкоплечие, длинноногие, одним лишь присутствием подчиняющие себе всех вокруг. Стефан при этом тяжелее, более грубого сложения и менее грациозен, чем шотландец. Немец, будоража кровь Грея, не зажигал сердца — в этом Грей себя не обманывал.

В конце концов Грей улегся в постель и задул свечу. Глядя на отблески камина, он видел не игру огня на стенах, а солнце на рыжих волосах и бронзовое, блестящее от пота тело…

Хорошая доза средства мистера Кигена вычерпала его, хотя и не успокоила. Во всяком случае, он снова обрел способность мыслить и лежал, следя, как движутся тени по резному деревянному потолку.

Постепенно он пришел к единственно верному выводу: надо срочно поговорить с кем-нибудь, кто видел тело мертвого Кёнига.

 Глава 6

Фокус-покус

Найти последнее место жительства рядового Кёнига труда не составило. Пруссаки, привычные к солдатским постоям, благоразумно отводили в своих домах отдельные помещения для этой цели. Постой среди местных жителей считался скорее удачей, нежели бедствием: солдаты не только платили за стол и кров, но и часто помогали по дому, носили воду, дрова, а от воров защищали лучше сторожевой собаки, которую к тому же и кормить надо.